Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
Да что тут происходит? — думал я. — Падеж поголовья императоров и великих князей просто катастрофический. Нобили с князем-епископом договариваются, причем знают, что он их ненавидит люто. Меня в дальний угол задвигают, как будто я прислуга какая-то. Надо разбираться.
— Вызывали, ваше сиятельство?
Огняна стояла бледная, а ее глаза, которые обычно сверкали радостью при виде меня, сегодня залиты слезами и смотрят с затаенной болью. Сережек, подаренных мной, в ушах нет, как нет и золотых заколок. Она снова одета в дурацкий, мышиного цвета балахон. Она беременна, сказали? Если так, то срок небольшой пока. Я бы и не заметил, откровенно говоря.
— Ты где это пропадаешь? — недовольно посмотрел я на нее. — Почему меня какая-то незнакомая баба встречает? У моего сиятельства ужин сегодня с государем, а голова небрита. Я что, должен туда как последний варнак идти?
— Так вы меня что, в деревню не отсылаете? — непонимающе посмотрела Огняна. — Я же на сносях, ваша светлость… Вы не знаете разве?
— Слушай, давай без глупостей, — поморщился я. — Не до тебя сейчас. Спину потрешь? Я с дороги, устал как собака, и кофе хочу. Сваришь?
Ну вот… Кофе как не было, так и нет, а она стоит и ревет белугой, размазывая слезы по лицу. А что я такого сказал? Неужели простому наследнику престола нельзя даже кофе попросить? Хотя нет, поправочка, не наследник я больше. А кто же я теперь? Я очень надеюсь узнать ответ на этот вопрос в самое ближайшее время. Сразу после ужина.
Глава 26
Кстати… Император у нас теперь есть, а цезаря нет. И было прямо сказано, что трона мне не видать как своих ушей. Это станет первым же вопросом, который я задам его Блаженству, когда мы останемся наедине. Но это случится завтра, князь-епископ Яромир в отъезде. Он решил посетить папу Либерия, которого, для его же безопасности, поселили на ближней императорской вилле, которая была чем-то средним между загородным дворцом, охотничьим домиком и крепостью. Так что я пока поваляюсь в кровати, хочу отдохнуть…
— Огняна! — крикнул я, когда солнце начало клониться к закату. — Принеси-ка вина! В моих вещах запечатанный кувшин есть.
— Ой! — всплеснула та руками. — Посуды нет пока, ваша светлость! Я сейчас на кухню сбегаю.
— Не ходи, — махнул я рукой. — Вон кубки стоят. Давай крайний. Это сын болгарского кагана Омуртаг. Мы с ним на конях бились. Крепкий малый был.
Огняна перекрестилась, аккуратно, почти не дыша, взяла в руки оправленный в золото череп и поставила на стол. Следом она распечатала кувшин, налила и робко посмотрела на меня, совершенно по-детски приоткрыв рот.
— А можно мне? — с придыханием спросила она. — Из кубка пригубить…
— Давай, — кивнул я.
Огняна прикоснулась губами к вину и безмерно гордая своей храбростью, подала кубок мне.
— Ваша светлость! — в комнату с поклоном вошел слуга. — Вас на ужин ждут. Его царственность лично прибудет, после них явиться никак нельзя.
— Черт! — вскочил я с постели, так и не попробовав вина. — Огняна! Одеваться!
Я успел. Огромная зала, по периметру которой выстроилось с полсотни дорогостоящих бездельников, был освещен тысячей свечей. Длинный стол, за которым сидело всего три человека, как ничто другое свидетельствовал о бренности бытия. Вот и все, что осталось от многочисленной когда-то семьи императора Брячислава. Один законный внук, один бастард и августа Агриппина, мать императора, дочь короля Бургундии. Да! Яромира нет. И двоюродных братцев, сыновей Святополка нет. А где они, кстати? Но тут их уже не вспоминают, словно и не было их никогда.
Стольники несли блюдо за блюдом, уставив огромный стол таким количеством еды, что весь мой взвод накормить можно было. Молочные поросята, фаршированные куры, стерлядь, супы, копчености, фрукты и целая батарея сладостей, живо напомнившая мне шведский стол в турецкой «пятерке». Наш император был тем еще сладкоежкой. И он, поддавшись модным тенденциям, ел одной вилкой, чем привел мать в состояние обморока. Экий он у нас, оказывается, бунтарь! Удивительно даже!
Тихий семейный ужин прошел лучше, чем я мог надеяться. Мальчишка-император, с которым мы были ровесниками, забросал меня вопросами и сидел с таким мечтательным выражением лица, что я пообещал ему дать пострелять из мушкета, отхлебнуть из кубка-черепа и устроить победоносный поход куда-нибудь к лютичам. После этого он получит свой собственный триумф и сможет переделать трон деда, поставив вместо подлокотников две пушки. Восторг был полный, и мы расстались если не друзьями, то уж не врагами точно. Да и тонкий ледок страха, который окутывал его мать, тоже начал понемногу трескаться. Я дал ей понять, что принял правила игры, и на ее бледное лицо вернулись краски жизни. Нестарая еще женщина жила в страхе многие годы, и даже блеск изумрудов в ушах и на шее не мог затмить преждевременных морщин, прорезавших ее красивое когда-то лицо. Укатала бабу дворцовая жизнь.
Агриппина, которая поначалу смотрела на меня с опасением, как на потенциального врага, успокоилась и даже начала улыбаться. Августа ведь не дура, и тоже посчитала гробы, которые за последние годы вынесли из этого дворца. Она не на шутку боялась за жизнь сына. Ужин закончился, и мы расстались на хорошей ноте. Как будто боксеры, которые провели первый спарринг, прощупывая соперника, но не нанося ударов в полную силу. Она еще долго будет присматриваться ко мне.
Я возвратился к себе через час, и первое, что бросилось мне в глаза, стала Огняна, которая сидела в кресле, бледная, как полотно.
— Тошно мне, ваша светлость, — сказала она. — Не пойму, что со мной. Сейчас же не утро. Да и вроде перестало меня тошнить уже. Повитуха сказала, вышел срок.
— Что с тобой? — подскочил я к ней.
— Горит! — она прикоснулась к животу. — Нутро горит… И во рту привкус непонятный, на железо похоже.
— Стража! — заорал я, а когда в покои ворвался хорутанин, приказал. — Воды! Быстро! Много! Послать за лекарем! Деяна Вартовского сюда!
Уже через минуту смертельно бледная Огняна пила воду, а потом ее рвало прямо на пол. А потом она снова пила, и ее снова тошнило. А потом, когда из желудка перестало выходить что-либо, кроме чистой воды, я влил в нее еще один кубок, куда бросил
