Al1618 - Чужой среди своих. Чужой среди своих
Уже топая к ожидающему винтокрылу, он сокрушенно качал головой, бормоча: «Действительно, стар стал. Пора молодым дорогу давать, пора…» — и пытался вспомнить, что еще «неестественного» могло остаться на месте акции. Но ничего больше не вспоминалось.
Из всех возможных улик — только порванный презерватив в канализации, ну что еще может быть более естественно в заштатном мотеле? Как и не слишком молодой мужчина, принявший горячий душ после несколько бурно проведенных часов с женщиной, и умерший от сердечного приступа — тоже не велика редкость. Это конечно, если не проводить специальную токсикологическую экспертизу.
Но необходимой ее никто не посчитал.
* * *А вот это сборище можно было смело именовать сходом руководителей незаконных вооруженных формирований без всяких кавычек. Не по формальным признакам, а по качеству собравшегося контингента.
Если характеризовать присутствующих двумя словами, то самым верным было б — волки. Точнее — молодые волки. Уже вкусившие и риска и власти, которую дает оружие, имеющие за плечами своры близких по духу, они совсем не хотели возвращаться к собственному прошлому и подчиненному положению.
С ними теперь не было ни одного «матерого», способного обуздать эту вольницу, но молодежь по этому поводу особо не переживала — наоборот радуясь вдруг свалившейся свободе. Сведи их вместе раньше и дело почти моментально кончилось бы кровавой сварой, слишком много между ними было старых долгов, да и просто соперничества, но теперь все перебивало понимание простой мысли — «пришло наше время!». И открывающиеся перспективы пьянили и «расширяли сосуды и круг друзей» похлеще спирта.
Впрочем, и спирт уже тек рекой — все основные вопросы были перетерты, зоны влияния поделены, интересы предъявлены, оставалось только отпраздновать будущую новую веселую жизнь и помериться хоть в количестве выпитого, раз по-другому пока нельзя. Шестерки готовились выходить в короли и тузы.
— Серый, братан! — ты чего гранчак нюхаешь? Это ж огненная вода, ее не нюхать, ее пить надо! — заявил один из соседей по длинному столу, недобро рассматривая парня лет двадцати трех действительно обнюхивавшего граненый стакан.
— Да чет оно, Голован, сеном пахнет, прям как дома…
Голован, похоже, действительно не был обделен некоторым умом, или просто сработало звериное чутье на опасность, но он мигом ухватил одну из новых принесенных на стол бутылок и, плеснув себе на ладонь, тоже принюхался. И моментально протрезвев от узнавания, хоть и похожего на спирт, но все же немного другого запаха, рванул в сторону выхода. Вот только слишком поздно предупредило чутье своего хозяина, на последнем шаге колени подогнулись и в сени он выпал уже просто тушкой.
Врач, которого спустя двенадцать часов вызвали на место происшествия, только грустно покачал головой от увиденного — за заваленным закусками и объедками столом сидело шестеро молодых парней, седьмого только что принесли и положили под окном — все к этому моменту успели уже и окоченеть. Доктор понюхал одну из открытых бутылок и горестно пробурчал: «Эх молодежь, я понимаю еще, когда метиловым спиртом травятся, но чтоб изопропилового нахлебаться… Эх!».
И махнув рукой, сел писать заключение о смерти — с его опытом, для определения содержимого бутылки врачу не нужно было никакой химической экспертизы. А подозрение о том, что причиной смерти мог быть не только спирт, доктор оставил при себе — он обычный терапевт, а не токсиколог, чтобы с уверенностью судить по косвенным признакам. Нужных же реагентов для того, чтобы подтвердить подозрение, все равно днем с огнем не отыщешь.
И вообще — меньше знаешь, крепче спишь.
* * *— Кругляш, стой! Вот курава мать, стой!! Кому говорят…
Приходится действительно останавливаться, а то не на шутку взволнованный желающий пообщаться еще к рукоприкладству перейдет. Вон как весь раскраснелся-запыхался пока бежал. Да еще кулачками от избытка чувств потрясает, пудовыми такими кулаками. Придаю взгляду уже не наигранное раздражение на вдруг возникшее препятствие и желание с ним поскорее разделаться. «Не наигранное» оно потому, что сейчас вообще-то действительно спешу, и не до пустых разговоров мне, еще чуть промедлить — и операция окажется под угрозой срыва.
Хорошо хоть недобрый взгляд помогает, и разогнавшаяся туша, которой я от силы до плеча достану, тормозит метра за два. Причем тормозит, похоже, абсолютно самостоятельно без участия разума, потому как язык явно продолжает болтать по инерции.
— Ты что ж. б..ть, сука делаешь?!
Теперь надо удивленно поднять брови повыше, я знаю что от этого кожа на лысине собирается в забавные складочки, и самым елейным голосом поинтересоваться:
— Я делаю? Я ближайших два дня полностью на глазах, и ничего такого делать просто не мог…
Собеседника не обманывают мои ласковые интонации, точнее — меня уже более чем хорошо знают — от них его наоборот бросает в холодный пот. До него, наконец, доходит, что мы вдвоем на пустынной улочке Белого города — далеко не все хозяева еще вернулись после объявления перемирия — взгляд его намертво прикипает к откинутой деревянной крышке кобуры. Но крепок, уважаю — проглотив застрявший в горле комок, он продолжает гнуть свою линию, правда уже более спокойным тоном и взвешивая выражения. Чего собственно от него и хотели.
— Ладно, что вы себе позволяете? Вы же обещали.
Теперь приходится задуматься и подбирать слова уже мне.
— Ах, мы, дорогой мой соратник? А не напомните ли дословно, что именно мы обещали? — кажется все же переборщил, он, похоже, действительно вспомнил все дословно и теперь стоит уже белый как мел.
— Но как же…
— Ну, тогда я сам напомню — мы обещали, что пока идет война, мы не вмешиваемся в эээ… так сказать кадровую политику. За исключением экстренных случаев или вопросов контрразведки. Так? — и дождавшись кивка, продолжаю: — Но дорогой мой друг, война-то — закончилась! И закончилась, должен сказать это с гордостью — нашей несомненной победой.
Честное слово — мне его просто жалко. На глазах этого человека сейчас просто рушится мир, в котором все были боевыми братьями и вместе делали одно большое дело, а теперь после победы оказывается, что это несколько эээ — не так. Вот бы не подумал, что разменяв пятый десяток, можно быть таким романтиком, а ведь в руках именно этих людей сейчас находится сила и власть. Поэтому не мне щадить их чувства, чем скорее они расстанутся с иллюзиями — тем меньше мне будет работы, но все же пытаюсь «закруглить» разговор поаккуратнее.
— Да, вы правильно догадались. С победой прежние договоренности теряют силу. И не просто потому, что наши цели расходятся, а потому, что история знает немало примеров, когда, выиграв войну, умудрялись просрать мир. Просто из-за того, что лучшие отдавали жизни во имя победы, а слишком много мрази решало после, что теперь «их время». Но это уже наша работа — следить, чтобы ничего лишнего наверх не всплыло. Так что просто давайте не мешать друг другу делать свое дело. О-кей?
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но в спину летит вопрос:
— Кругляш, а еще много? — Пришлось вернуться и ободряюще похлопать по плечу, мне для этого чуть не на цыпочки вставать надо, но этот потерянный взгляд «снизу вверх» игнорировать совершенно невозможно.
— Да не переживай ты так, дело-то — обычное. И не так давно было куда как труднее. — Но видя, что от моих слов становится только страшнее, ответил прямо: — Да все уже. Закончили. Самых безбашенных убрали, умная конечно сволочь осталась, но то, что никто с ней церемониться не будет — надеюсь поняла. Так что будет сидеть теперь тише воды и вздрагивать от каждого шороха. Вы уж сделайте милость — воспользуйтесь этой тишиной по полной. О-кей? Глядишь, так дальше и крутых мер не понадобится.
Я уходил от него по улочке и все думал — насколько убедительным было мое вранье? Ведь на самом деле все не так просто и однозначно, но в тоже время верно в главном — я действительно готов пойти на все, но не допустить, чтобы из-за мелочных амбиций одних и благодушия других, принесенные жертвы оказались напрасными.
Да и в части «все закончилось» я несколько слукавил — оставалось еще одно дело. Правда, так сказать, «чисто семейное». Надо, наконец, разобраться в тайнах пружинах и поставить последние точки над «i».
Посторонним об этих вещах знать точно не стоит.
* * *«Что не говорите, но молодости свойственен целый ряд врожденных недостатков. Они конечно проходят с возрастом, да вот беда — довольно многим они же не дают состариться», — приблизительно так я думал, рассматривая в дверной глазок затылок Аверса.
Справедливости ради стоит заметить, что подступающая старость тоже имеет весьма неприятные черты. Пока дожидался своего «альтер эго» в кои-то веки выдалось время проанализировать последние операции. В качестве неприятного сюрприза обнаружил у себя новую черту — стремление переделывать на новый лад старые удачные схемы. Костенею.
