Сергей Анисимов - Позади Москва
Генерал-лейтенант Хэртлинг потрогал свой лоб и с неудовольствием вытер влажные пальцы о форму. Почему-то привычные лекарства не помогали. В воздухе летал какой-то вирус, незнакомый для североамериканца. Из офицеров его штаба несколько человек болели уже второй или третий день и еще несколько заболевали. А для этого было совершенно не время. Поступили рапорты 101-й воздушно-десантной и 1-й бронетанковой дивизий, собственно и занявших Москву. Рапорт британской 16-й воздушно-десантной бригады. Сведения о потерях на 08.00, сведения об утреннем инциденте на Красной площади, сведения о потерях на 11.00. Отдельный документ – рапорт USSOCOM, командования специальных операций США, о результатах работы собственно в пределах Москвского Кремля: здания, люди, помещения, документы, оборудование. Потери. Как ни странно, серьезное и даже жестокое сопротивление оказали «Дельте» бойцы кремлевского Президентского полка – ряженые, использовавшиеся для почетных караулов и выпендрежа перед туристами. Да, немалая доля всей русской армии была ряжеными, но эти выбивались из общего строя еще сильнее. Однако у них неожиданно оказалось тяжелое вооружение, их почему-то не отвели, и они вдруг стали оборонять Кремль, причем так… В Кремле уже давно не было ни одного члена русского правительства и даже обслуживающего персонала: силы миротворцев подходили к Москве довольно осторожно. Почему они не ушли? Почему не сдались, когда им было предложено? Может быть, плохо предложили, в недостаточно уважительном тоне – для них, привыкших к своему особому положению мальчиков и «офицеров бальных комнат», это могло иметь значение. Хэртлинг сделал себе пометку: выяснить, какая формулировка требования о сдаче была использована в этом конкретном случае. Не было ли здесь ошибки, и если была, то чья. В любом случае они не сдались, даже когда все стало окончательно ясным. Однако… Командир роты «А» – KIA, его заместитель – KIA. На первом этапе штурма потери роты «С» оказались самыми высокими, но преимущественно ранеными… Приказ о временном отходе и перегруппировке отдан в 06.20… И в это время – даже контратака русских, чуть ли не с примкнутыми штыками. Тяжелые пожары в зданиях Кремля, включая Сенатский дворец. Командующий операцией напрямую связался со штабом 1-й бронетанковой, к Кремлю выдвинули тяжелую технику… Попытка гражданских жителей устроить «живой щит» – около 60 убитых и раненых. Вторая попытка, уже в пределах прямой видимости от Красной площади и Кремля, напротив какого-то конного памятника. Со своими флагами, плакатами «Янки, идите домой» и чем-то таким же тупым. В этот раз командир направленного на помощь отдельным ротам спецназначения батальона не церемонился и прошел толпу за считаные минуты. Число жертв достигло двухсот, но самое плохое было в том, что, когда огонь открыли по-настоящему, под него попали и иностранные журналисты, которых здесь оказалось немало. Впереди войск.
«Первыми огонь открыли русские, – написал Хэртлинг поперек листа, – в толпе были вооруженные провокаторы. Несколько миротворцев были ранены, и только тогда был открыт ответный огонь. Мы сожалеем о гибели представителей прессы. Напишете сами. Про «коктейли Молотова» тоже – они наверняка тоже были, просто не попали в кадр».
Он подошел к двери и приоткрыл ее наружу. За дверью был короткий тамбур, за ним вторая дверь.
– Генерал-лейтенант, сэр?
– Возьми это. Группе по связям с общественностью. Прямо сейчас.
– Да, сэр.
– Этих придурков привезли?
– Что, сэр? Вы имеете в виду…
Хэртлинг даже не стал раздражаться: не видел смысла. Встретив его взгляд, майор, заменивший ему блестящую и четкую Вильму, осекся.
– Да, сэр. Тридцать минут назад их доставили.
– Сколько их человек?
– Пятеро, сэр.
– 1-я бронетанковая?
– Да, сэр, именно так.
– Придурки.
В этот раз майор смолчал. Не подтвердил свое согласие с высказанным генералом мнением. И правильно сделал. Согласись он вслух, и завтра он мог командовать не удобным столом с электроникой и бумагами, а штабом пехотного батальона.
– Ко мне их через 10 минут.
– Да, сэр. С конвоем?
– Зачем? Разве здесь тоже журналисты?
– Нет, сэр. Разумеется нет, сэр.
Хэртлинг закрыл за собой дверь, снова вернувшись к своим бумагам и файлам. Рапорты. Списки. Заявки. Аналитические записки. Полноценные доклады на много страниц каждый. «Особые мнения». Из штабов отдельных бригад, из штабов дивизий. Материалы космической и инструментальной разведки. Силовой разведки. Агентурной разведки. Выжимки из протоколов допросов отдельных пленных и анализ полученных показаний. Сейчас, когда таких рапортов и страничных докладов в соответствующей папке памяти электронного планшета накопилось уже много, – вот сейчас уже напрашивается не просто подсчет. А выводы. Опять же делаемые не на фоне некой абстрактной вводной, а на фоне все того же доминирующего сейчас в его мыслях и в мыслях людей его штаба тезиса: ох, не все так просто. Русские явно что-то имеют в виду тем, что они сдали столицу и Санкт-Петербург, два своих главных города в европейской части страны. Тем, что не пошли на единственный, кроме применения ОМП, шаг, по-настоящему гарантирующий им равные возможности в бою. Не сделали ставку на массовые, настоящие уличные бои: дом за домом, квартал за кварталом. Где исход каждого такого боя будет определяться уже не стандартным набором факторов. Не только превосходством в боевой подготовке, технике всего спектра, средствах разведки, а и числом, способностью пойти в «банзай-атаку». Везением, наконец. Если бы Москву стали оборонять несколько дивизий, готовых к уличным боям и даже жаждущих их… 70 лет назад это сработало в Сталинграде и Воронеже, где русские реально перемололи силы врага многомесячными ближними боями, где превосходство вермахта и Люфтваффе в тактике, в технике не было реализовано никак… На это не пошел бы он сам, даже не собирался: Москву и Санкт-Петербург в такой ситуации ждали совсем другие варианты развития военной ситуации. Но почему на это не пошли русские?
Оставив той же Москве свою «Особую дивизию» – Отдельную мотострелковую особого назначения Внутренних войск МВД, – а с ней потрепанную Кантемировскую танковую и без вести со вчерашнего дня пропавшую со всех его карт 2-ю гвардейскую мотострелковую Таманскую… Добавив к ним все собранное с пути от границы и досюда, всех уцелевших окруженцев, полицейских, вооруженных гражданских добровольцев… С этим всем они могли рассчитывать на то, что его 1-я бронетанковая и 82-я воздушно-десантная остановятся на их пороге. Дав им время для чего-то, в первую очередь для совершенно бесполезных, но по привычке подающих надежду политических мер. Завывающих, панических обращений к международной общественности, к ООН, к папе римскому, к кому угодно. К подогреванию антивоенных настроений на чужой территории. К тотальной мобилизации на еще сохраняемых за собой территориях: в конце концов, в одной только Москве при желании можно было поставить под ружье полмиллиона человек. Четверть из которых искренне ненавидят демократию и конкретно США как «проводника демократии» во всем мире. Скольких они сумели мобилизовать в сбывшейся реальности, учитывая то, что их политическая система уже рухнула? В чем смысл того, что в самой Москве работают не «Т-80» и БМП-2, а «живые цепочки» и «живые щиты», составленные из гражданских людей. Несмело выходящих навстречу «Брэдли» и «Абрамсам», с полными ужаса и непонимания глазами, с антивоенными транспарантами в руках? Нет, русские тянут время. Они дерутся не в полную силу. Пока. Почему-то. По причине, которая ему неясна, и это заставляет быть осторожным. Зачем они так поступают? Какой видят от этого прок?
Русские столько дней пятились от границы к своей драгоценной Москве, то и дело нанося жесткие короткие контрудары. Можно было не сомневаться, что они планировали драться. Они платили за отход, и платили недешево. Но одновременно заставляли платить его, то ровно столько, сколько он и его страна готовы были платить, то чуть меньше, а то неожиданно резко дороже. Причем так резко дороже, что это почти не укладывалось в голове, хотя он был готов ко многому и видел в жизни уже очень многое. Служивший и воюющий уже почти сорок лет подряд Марк Филипп Хэртлинг не верил в то, что первый этап операции закончен даже здесь, на центральном направлении. Он не верил даже в то, что русская «Особая дивизия», которая бывшая «имени Дзержинского», разгромлена. Он не любил слово «элитная», но это было действительно первоклассное соединение, дефицит тяжелой техники в штатах которой объяснялся ее специализацией. И компенсировался сработанностью и обширным боевым опытом ее офицеров. Можно было опасаться того, что дивизия не разгромлена, а перешла к иной тактике, тактике групп. Которая может к завтрашнему или даже сегодняшнему дню оказаться в этих конкретных обстоятельствах работающей лучше, чем традиционный конек русских, «общевойсковой бой». Не верил он и в то, что полностью разгромлена 4-я гвардейская дивизия, шире известная как Кантемировская. Сверкавшая золотом и лязгавшая железом на каждом русском параде. Нет сомнений в том, что она понесла тяжелые потери. Но она сумела отойти от Ржева в относительном порядке, с частью тяжелой техники, в том числе столь драгоценной для русских мобильной артиллерии. И уже следующие сутки подтвердили, что исходные цифры в отношении уничтоженной бронетехники дивизии оказались резко завышены. У русских было втрое больше надувных танков и бронемашин, чем настоящих, и это было бы даже смешно, если бы было хотя бы чуточку менее серьезно. Габаритный макет такого «танка» или как бы БМП-2 изготовлялся из синтетического материала, который в диапазоне частот систем наведения управляемого оружия создавал полную иллюзию массивной бронированной машины. У некоторых был собственный компрессор, который не просто поддувал воздух, сохраняя силуэт цели, но и подогревал макет в районе несуществующего «двигателя». Учитывая то, что сейчас был самый конец самого холодного марта на его памяти, это тоже срабатывало, давая картину, полностью совпадающую в ИК-диапазоне с тем, что заложили в прицельную систему конструкторы и программисты. Стоило это, наверное, буквально пару рублей.