Конец века - Андрей Респов
— Будем собирать камни, а, Гавр?
Я ответил ему молчанием. Надоели все эти игры. Обрыдло! Каждый раз в ключевой ситуации в очередной реальности приходит какой-нибудь умник и начинает с оттопыренной губой учить меня жизни, не преминув при этом действием или словом намекнуть на моё ничтожество.
Хватит! Надоело. И плевать, кто он там вообще, этот отец Афанасий!
А банька ладная, самое то расслабиться. Хоть что-то приятное в этой куче дерьма.
— Злишься, анавр? Что ж, правильно злишься. Сам-то я против был, чтобы с тобой так поступали, но…хм, понимаешь, брат, по-другому никак бы не вышло. Нельзя против Закона идти. Всем плохо было бы. И тебе, и нам, и твоим близким. Всем! Так что, пришлось использовать способ жёсткой инициации…
— А идите-ка вы все на хер: Хранители, Смотрящие, черти, ангелы, анавры и прочие либералы с демократами… — я сделал глубокий вдох и кряхтя перевернулся на спину, — надоели, мля…попариться спокойно хочу.
— Понимаю, — отец Афанасий устроился надо мной на верхней полке, слегка нависая слипшимися от влаги космами. Глаза его в полумраке отражали отблески огня керосинки. — Но узнать-то теперь ты всё обязан. Как-никак, а мы в итоге своего добились. А там, хоть домой возвращайся и живи себе, как знаешь, хоть здесь оставайся, — он хитро подмигнул мне, — а что, реальность на загляденье. С твоими-то навыками. Прогрессорствуй — не хочу!
— Слышь, отец Афанасий, а ты ведь так на мой вопрос и не ответил, — прервал я поток сознания бывшего каторжника.
— Это на какой же? — неказисто изобразил удивление священник, утирая обильный пот, выступивший на лице.
— Кто ты такой, отец Афанасий?
— А ты ещё не догадался?
— Неужто сам Закон Сохранения Реальности? — хмыкнул я, подкладывая под голову веник.
— Не поминай всуе, Гаврила. Неужто я сирый да убогий могу претендовать на сверхсущность?
— Кто вас знает, Хранителей...
— Не разочаровывай меня, Гавр. Кстати, а знаешь что? Нет никаких Хранителей! Вернее, есть. Но никакого отношения к твоей истории эта цивилизация не имеет. И никогда не имела. Так, удобно подвернулись к слову. Очень сложно, знаешь ли, подбирать легенду инициации для анавра на ходу. Особенно если его генные способности находились в рецессии большую часть биологического цикла, — отец Афанасий сел на полке в позу лотоса, слегка согнув шею, чтобы не задевать макушкой потолка, — ох и трудная это работа, из болота тянуть бегемота, — в устах священника стишок прозвучал как эпитафия.
— Погодите. Вы хотите сказать, что вся моя эпопея с заданиями…
— В точку, анавр. Все твои перемещения, задания, поиски демиургов — имели лишь одну действительно значимую истинную цель. Инициировать твой нейротрон. Уникальный, надо сказать, нейротрон. По стечению обстоятельств, ещё не до конца нами изученных, нераспознанный при рождении и в процессе взросления. Редкое сочетание генов Миротворца, Воина и Ремесленника создали своеобразный «кариотипический камуфляж». А проще говоря, подавили способности потенциально сильного Демиурга. При этом ни один из наших Миротворцев не смог распознать в тебе основной сущности анавра. А нашли тебя и вовсе случайно. Лет за пять до нашей встречи ты стал донором костного мозга. Часть генетического материала попала к одному из наших Ремесленников, и он в итоге вышел на твою персону.
— Пашка?
— Опять — в точку, Гаврила! Ну а меня ты так и не узнал, Луговой, обидно.
— Лукреций?!
— И он тоже… Драться не будешь?
— Уж и не знаю теперь, — насторожился я.
— Меня Орден определил твоим «воспитателем». Я был против. Но миссию в Ордене не выбирают. Я скорее выполнял роль садовника. Моя миссия вытаскивать таких, как ты в Веер Миров. Позволять вам наиболее полно проявляться. Тебе я в первый раз представился как Елисей Николаевич Донской. А уже впоследствии как отец Афанасий. Потом Лукреций. Ну и…чего уж там, Абдулмаджид ведь тоже я.
— Что-о-о?! — последнее имя выдернуло меня из пелены равнодушия.
— Хорош! Cпокойно, Гавр! Не пыли! Не я был инициатором радикальных мер, но Павел сказал, что это последний шанс раскрыть тебя. Я вообще против лишней крови, даже если это происходит в альтернативных версиях реальностей. Но ты, поначалу неплохо проявил инициативу и самостоятельно переместился в третий вектор. Вдруг стал вести себя слишком спокойно, потерял темп, начал обрастать жирком. До этого момента тебя в должной мере не смогли расшевелить ни война, ни плен, ни даже дважды испытанная собственная смерть. Суть в том, что лишь мощные чувства, настоящие страдания и лишения позволяют разбудить способности Демиурга в анавре. В отличие от других ипостасей Демиургами не рождаются, а становятся, прости за банальность. Да, да, именно так, и не надо смотреть на меня волком, Гавр! Ещё раз повторю: не я это придумал и не я решал, как и куда тебя направлять. Моя, как и Пашкина роль опосредованная. А Закон жесток. Вернее, не так. Он не по-человечески рационален. Неисполнение миссии любым из Смотрящих, ослушание или ещё чего хуже — бунт — чреваты смертью без права реинкарнации с полным забвением нейротрона. А это страшно… Тебе пока не понять, твой срок жизни в теле анавра слишком мал. Проживи первую пару сотен лет — и тогда меня поймёшь.
«— Верится с трудом, учитывая ту гору лжи, что вы нагородили, — задумчиво пробурчал я», — скажи, Афанасий, уж не обессудь, буду теперь тебя так звать для простоты, а как же моя семья…
— Вот тут — нет! — вздёрнулся Смотрящий, — и ещё раз нет, Гавр! Твоя семья и их гибель были чётко вписаны в тело основного вектора реальности изначально. Чем хочешь поклянусь! И ни Смотрящие тут ни при чём. Ни Закон. Мы можем влиять лишь на судьбу анавров, да и то далеко не всех и не всегда. А лишь на тех, кого отмечает Закон Сохранения в своей аналитике. Твоя жена и дочери — обычные люди. Не анавры. В чём конечные цели Закона не спрашивай, никто из нас не знает. Могу лишь предположить, что они грандиозны и в итоге справедливы. Имел честь в этом убедится неоднократно. Мы лишь исполнители Его воли. Это непреложное правило. Закон передаёт нам свою волю через Оракулов, особую группу Смотрящих. Мы исполняем. Точка!
— Значит, обещание спасти моих в обмен на поиски Демиургов или используя способности Демиургов изначально было ещё одним
