Свиток 2. Непобедимый - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Все равно отказался. А с кем ни посоветуешься по поводу сложившейся вопиющей ситуации, все только руками разводят. Дескать, был бы Витек девкой, его бы и спрашивать не стали, чего он там хочет. Был бы молодым воином — спросили бы, но ответ слушать не стали, не дорос еще старшим хотелки свои высказывать! Ну а коли уж он ученик шамана да шаманом обещает стать знатным, — это дело только с Духами решить можно, а людя́м в энти дела соваться не след!
Ладно, я тоже не зверь какой-то. Поорал, погрозил, даже пару оплеух заехал. Но, видя твердое Витьково упорство, настаивать не стал. (Девицу пожалел, а не этого дурня.) Просто наложил на Витька епитимью. Сиречь перевел на хлеб и воду, а точнее — салат из водорослей и воду из ручья. Пусть посидит недельку без мяса на очищающей диете, небось вразумление-то в очищенный от глупостей мозг и придет. И спать я его отсылал далеко за пределы своего костра, поближе к костру новоявленного семейства Тов’хоевых. Пусть мучается неслух на жестком песочке, слушая, как нормальные люди милуются, небось сразу в разум придет! (Главное, чтобы его примеру другие не последовали. А то коли все сами захотят решать, кому на ком жениться, у бедолаги шамана, за все эти матримониальные дела несущего ответственность, точно крыша съедет!)
Но в целом, хоть вид разоренной земли и немало омрачил наши думы, конец путешествия все восприняли с облегчением. Все, кроме разве что меня.
Потому-то я как-то на второй день после прибытия подстерег Лга’нхи и утащил с собой в степь, — типа, по важным шаманско-вождистским надобностям. Потому как поговорить о некоторых делах на Совете было очень непросто. И не только из-за желающих помочь добрым советом (на Совет приходит все племя, и все воины имеют право высказываться), но и потому, что некоторые вопросы слишком уж напряжны для мозга дикаря. А решать их надо.
— Что ты думаешь делать дальше, Лга’нхи? — спросил я приятеля, когда мы, отойдя подальше от лагеря, уселись на высокую дюну. Чтобы никто не лез к нам с вопросами, я воткнул рядом с собой протазан и начал демонстративно вертеть бубен в руках. А несколько раз огрызнувшись и облаяв назойливых посетителей, я уже приучил племя, что в моменты, когда их Шаман сидит под протазаном, играясь в бубен, к нему лучше не лезть.
— Надо идти в Улот, говорить с Леокаем, — пожав плечами, ответил мне Лга’нхи, явно не понимая пока тревожности в моем голосе.
— А потом?
— Будет видно, — последовал необычайно мудрый, с точки зрения дикаря, ответ.
— Большие беды и проблемы предвижу я в будущем, — заунывным голосом начал я и продолжил, окончательно переходя на шаманскую мову: — Пункт первый: чем народ занять? Пока мы плыли сюда, у народа была цель, и он держался вместе, объединенный этой целью. Сейчас все начнут заниматься привычными делами: прибрежники уйдут в море, степняки начнут посматривать на степь, выискивая стада «больших братьев», лесники, ну, наверное, тоже найдут какое-то занятие. И от ирокезов останутся только прически!
Пункт второй: мы стали ирокезами только потому, что умеем драться, как никто, кроме разве что аиотееков, драться не умеет. В этом наша сила и наше спасение. Но коли все начнут мирно заниматься своими делами, то прекратятся занятия по строевой и боевой подготовке, и когда вновь придут аиотееки, мы окажемся слабы!
Пункт третий: коли мы только и будем делать, что тренироваться да воевать, мы скоро кончимся. Даже если будем разменивать одного нашего на десяток врагов, все равно ирокезы закончатся раньше, чем аиотееки. От племени останутся одни бабы и калеки.
А если не будем воевать, то чем будем жить, и чтобы при этом умений своих не терять?
— Да-а-а, — протянул Лга’нхи, ошарашенный грудой сваленных на него проблем. — А что там Духи говорят?
— А Духи говорят: достали вы нас, ребята, про каждый свой шаг с нами советоваться. Скоро уже и посрать без трех дней камлания не сможете. Думайте давайте сами!
— Духи нас покинули? — не на шутку встревожился Лга’нхи. — Может, жертвы им хорошие принести? Давай еще одну «коровку» убьем и им отдадим? Большая жертва! Им понравится!
— Не, не выход, — решительно огорчил я его. — Ты, Лга’нхи, пойми главный небес, в смысле — «потусторонний» расклад. Духи говорят, что племен, вроде нашего, сейчас по степям, горам да берегам уже много бродит. Все звездюлей от аиотееков получили, и все не знают, чем заняться. И все так перемешались, что не поймешь, где чей потомок, а кто чей предок.
Помнишь, что я тебе про тупых детишек рассказывал, которым по двадцать раз объяснять приходится? Вот и с нами та же фигня. О нас и так уже хорошо позаботились, но ведь и честь пора знать.
Теперь Духи на нас смотреть будут и прикидывать, чему мы научиться смогли и есть ли смысл нас дальше учить. А сами они тем временем за другими присматривать будут. Потому как все нонче так перемешалось, что, почитай, все теперь их дети да внуки.
— И много их таких, говоришь? — задумчиво спросил меня Лга’нхи.
— Да тыщи, мильены, мильярды. Больше, чем у тебя пальцев на всех руках и ногах, взятых руку раз и сложенных вместе!
— Да… — Видимо, грандиозность названной цифры ошеломила Лга’нхи. — Тогда надо их нам себе забрать, — подвел он итог своим раздумьям. — Тогда Духи, которые о них заботятся, начнут заботиться и о нас. Много духов — Большая Мана. Большая Мана — будем сильные, и никто нас победить не сможет. Помнишь, как ты про «вен’ик» рассказывал? Вот и у нас вен’ик будет, который никому не сломать.
— И как же ты их к себе заберешь? — Подобная логика меня опять ввела в ступор. Создавать большое племя с целью накопления маны. Это было в духе дикарей, но рвало мои шаблоны. — Силой брать нельзя, — мы ведь не аиотееки какие-нибудь, а добровольно? — с сомнением в голосе спросил я этого дылду-головореза-убивца. — Вон, даже тот рыбак и то к нам идти не захотел, а с чего бы другие пойдут?
— Так ведь не пошел,
