Алексей Пехов - Летос

— Этого не может быть, — потрясенно прошептал Пружина.

Был яркий солнечный день, убивавший тени, пытающиеся прятаться среди белоснежных вилл, увитых виноградными лозами. В небе кричали птицы, кружась над городом огромным облаком.

Он застонал, когда боль пронзила позвоночник, отдалась в лопатке, накопилась и, разогнавшись, ударила прямо в затылок. Циркач упал на камни, сильно приложившись челюстью, отмечая какой-то частью сознания, что мостовая воняет лошадиным навозом.

Из глаз текли слезы, акробат чувствовал себя так, словно его избивали раскаленным прутом. Пружине показалось, что у него раздроблены все кости. Брусчатка дрогнула под его щекой. Раз. Другой. Третий. Она мерно отзывалась на удары сердца, и Тэо слезящимися глазами посмотрел на опрокинутый мир.

Стальная черепаха, огромное неспешное создание людей, надвигалась на него десятками прямоугольных щитов, отражавших яркое солнце. Опустились копья, в смотровых щелях закрытых шлемов сверкнули глаза. Отчего-то он видел только глаза, и в каждой паре, глядящей на него, плескался страх.

— Вот кого они в тебе видят, парень, — с сочувствием сказал шаутт, расположившийся над ним, на козырьке второго этажа ближайшей виллы, свесив ноги вниз и беспечно ими болтая. — Пустой. Чудовище. Ты ничем не лучше меня. Впрочем, таких, как ты, всегда не любили.

Черепаха приближалась. Тысячами ног, сотнями голов, распространяя по улице волны ненависти и ужаса.

— Я бы на твоем месте попытался что-нибудь сделать, — усмехнулся «Хенрин», и его зеркальные глаза были тусклыми. — Прямо сейчас.

Акробат лишь всхлипнул, оглушенный болью, которой до этого никогда не чувствовал.

— Я помогу, — вызвался демон и одним движением оказался рядом. — Это делается… вот так.

Тэо взвыл громко и нечеловечески, когда все пять пальцев руки шаутта, разрывая кожу и мышцы, вошли ему под лопатку, отдирая ее вверх. Боль превзошла все мыслимые ожидания. Она затопила сознание, свела его с ума, но не могла прорваться и копилась, копилась, копилась. Множилась, ширилась, натыкаясь на невидимую стену.

И наконец та не выдержала.

Кровь в левой руке закипела, сосуды вздулись, натягивая кожу, а затем та лопнула, брызнув алым во все стороны, обнажая черные мышцы и серебряные нервы. Молния пронзила локоть, ударила в запястье, разрушила пястные кости, сплавив их между собой. Пальцы свело судорогой. Их выломало из суставов, разрывая связки, скрутило узлом, и боль сменилась облегчением.

Что-то невидимое, освежающее, точно лесной родник, прошло через его левую руку и ударило в стальную черепаху. Акробат вновь упал лицом на камни, ощутил, как густая, горячая кровь касается его щеки.

— Видишь, как это просто — убивать. — Шаутт поцеловал его в лоб, и запах разложения из его рта был так невыносим, что Тэо вывернуло наизнанку.

Он бы захлебнулся, если бы демон не рванул его за волосы, приподнимая голову.

— Впрочем, тебе не впервой убивать, ведь правда?

Пружина застонал от ужаса, глядя на обгоревшие щиты и обугленные трупы в доспехах, разбросанные по всей улице, вплавленные в стены домов, разорванные и заброшенные на крыши. Немногочисленные уцелевшие, побросав оружие, бежали прочь.

Носок кованого сапога врезался ему в живот, и он понял, что находится в каком-то каменном подвале, освещенном факелами. Двое подхватили его под руки, поволокли, и цепь, сковывавшая ноги, звенела на каменных плитах.

Скрипнула стальная дверь, и он оказался в маленьком тюремном дворе, утопающем в лужах, расползшихся от жидкой грязи, появившейся здесь после дождя. Грубо сколоченная, сделанная наспех виселица заполнила весь мир.

Шаутт с улыбкой подтянул петлю, проверил, хорошо ли скользит узел, и подмигнул ему.

— Кто не хочет стать пустым, тот болтается немым.

Тэо хотел сказать хоть что-то в ответ, но лишь замычал.

Он не мог понять, что с ним такое, пока ему не накинули веревку на шею. Только после этого Пружина осознал, что ему вырвали язык.

Резкий удар под ногами, секунда падения, рывок. Шейные позвонки лопнули, точно яичная скорлупа под ладонью Лавиани. Акробат дернулся, и только благодаря этому движению металлическая стрела, пробившая огромный булыжник навылет, не попала ему в голову.

Тэо ошарашенно повертел головой, отмечая, что теперь он находится на равнине, где вдали виднеются низкие алые утесы. Рядом, прижавшись к нему, сидела Шерон. Чуть дальше — Лавиани, ругаясь, точно сапожник, пыталась выглянуть из-за укрытия.

— Думаю, у тебя минута. Может быть, две, — доверительным шепотом сообщил шаутт. — Есть шанс вырваться из круга, в который ты попал. Поройся в себе, найди пустого. Используй то, что является твоей кровью. Тогда спасешь их.

— Должен быть другой выход! — сказал ему Тэо.

— Конечно. Сдохнуть и отправиться на ту сторону. Эта девчонка слишком много для тебя сделала, чтобы ты дал ей умереть. Хватит ломаться, циркач. Стань тем, кто ты есть.

Пружина посмотрел в серые глаза девушки. Она не выглядела испуганной, хотя в них читалось понимание того, что они стоят на краю. И умрут.

— Должен быть другой выход, — прошептал Тэо, чувствуя, как под лопаткой просыпается знакомая боль и начинает выкручивать пальцы.

— Все хорошо, я понимаю, — прошептала указывающая, и акробат внезапно осознал то, что до сих пор не мог разглядеть.

Как она похожа на Арилу. Те же губы, подбородок, скулы и… взгляд. Лишь волосы другие — короткие и смешные, а не густая непокорная грива.

Лавиани бросилась на него со спины, опрокинула с лошади, прямо в маковое поле.

— Держите его, шаутт вас всех задери!

Кто-то навалился ему на ноги. Кто-то растянул руки.

— Давай, сиора! — крикнул светловолосый парень, в котором акробат узнал Мильвио.

Оказавшийся рядом шаутт с поклоном протянул сойке страшный двуручный топор.

— Не надо! — извиваясь, крикнул Тэо. — Не надо!

— Ты же обещал больше так не делать! — Глаза у сойки были влажными, и он удивился этому настолько, что перестал вырываться. — Обещал и нарушил свое слово. Мы не можем так рисковать, мальчик, находясь рядом с тобой. Это единственный вариант.

Топор взлетел и рухнул, даже не заметив встречи с плотью и плечевой костью, которую он перерубил рядом с суставом.

Боли не было, лишь облегчение. Он рассмеялся, когда шаутт взял его левую руку, обнюхал, точно голодный волк, и стал рвать зубами…

Удары по щекам не отличались вежливостью. Что-то коснулось его губ, рот наполнился сладким отваром, и Тэо сделал машинально сделал глоток.