Алексей Калугин - Паутина

Люди наблюдали за происходящим, оставаясь под прикрытием деревьев.

– Чего это она? – шепотом, словно боясь спугнуть, спросил у Орсона Камохин.

– Откуда я знаю? – пожал плечами биолог. – Может, они общаются?

– Кто? – не понял стрелок.

– Та, что снаружи, и те, что внутри.

– А почему мы вообще так уверены с том, что это и есть гнездовье? – спросил Брейгель, опустив бинокль, через который он изучал необычное сооружение.

– А что же еще это может быть? – удивился О сипов.

– Ну, не знаю, – помахал кончиками пальцев Брейгель. – Может быть, просто куча мусора?

– И зачем же на нее уселась чупакабра?

– Просто отдохнуть. Может быть, она думает, что так мы ее не найдем.

– В принципе… – Осипов наклонил голову и с озадаченным видом поскреб ногтем висок. – У чупакабр нет зрения, они ориентируются с помощью инфразвукового сканирования и тепловидения. Вполне возможно, что распластавшаяся на нагретом солнцем камне чупакабра становится невидимой.

– Я ее вижу, – сказал Камохин.

– Для своих сородичей, – уточнил Орсон.

– А зачем ей от них прятаться?

– Так ей подсказывает инстинкт.

– Тупой какой-то инстинкт.

– Чупакабры – ночные животные. Днем инстинкт велит им прятаться. Быть может, там, откуда они родом, все хищники охотятся с помощью теплового зрения.

– А мне больше нравилось название «зонтичник», – несколько не в тему заявил Осипов.

– Ну, это уж местным решать, как называть этих тварей, – решил Камохин. – А они считают, что это чупакабры.

– Раньше я ни разу не видел здесь ничего похожего, – покачал головой Эстебан.

– А я не вижу вход в это так называемое гнездовье, – стоял на своем Брейгель.

– Вход может находиться с другой стороны.

– Ну так давайте обойдем и посмотрим!

– Подожди…

– Эдак мы до ночи будем ждать!

– Там что-то происходит!..

Орсон выхватил из рук Брейгеля бинокль.

Поначалу ему показалось, что вся поверхность чудовищного муравейника пришла в движение. Как будто сместилась точка опоры всей этой невообразимой конструкции, отчего она вся зашаталась и начала оползать. Но это было не так. На самом деле из всех щелей гнездовья начали выползать, или, может быть, лучше сказать, вытекать, длинные черные ленты шириной с ладонь. Их плоские поверхности маслянисто поблескивали на солнце, отчего казалось, что это нефтяные потеки. Однако, в отличие от нефти, эти полосы не только стекали вниз, но и поднимались вверх, к макушке гнездовья. По ходу своего странного движения они переплетались, накладывались друг в друга и как будто сливались, делались шире и плотнее. Хотя на самом деле их, скорее всего, становилось больше. И они все плотнее облепляли гнездовье, обтягивали его, как плотный тугой носок. Даже распластавшаяся на камнях чупакабра исчезла под ними, будто оказалась растворенной странной субстанцией.

– Что это такое, Док? – спросил Камохин.

По голосу его было понятно: он предчувствовал, что ответ биолога ему не понравится.

– Понятия не имею, – отозвался Орсон, не отрывая бинокля от глаз. – Но мне это не нравится.

– А кому такое может понравиться? – криво усмехнулся Эстебан.

Заметив, что происходит с гнездовьем, разом загомонили и остальные охотники. Говорили они, естественно, по-испански. Но перевода не требовалось. И без того было ясно, что индейцы обеспокоены и даже малость напуганы. Они-то рассчитывали просто раздавить матку каблуком, а тут снова творилась какая-то чертовщина.

Вскоре гигантский муравейник оказался полностью затянутым плотной черной пленкой. Не застывшей, а постоянно пребывавшей в движении. Как будто перетекавшей с места на место.

– Ну, по крайней мере, мы теперь точно знаем, что это гнездовье чупакабр, – попытался найти позитив Орсон.

– И что нам с этим гнездовьем делать? – Брейгель посмотрел на биолога так, будто действительно надеялся получить четкий и ясный ответ, после которого можно будет пойти и спокойно сделать свое дело.

– Нам следует понаблюдать за тем, что происходит, – ответил Орсон. – С одной стороны, эта метаморфоза может быть обычным явлением для гнездовья чупакабр. Эдаким проявлением циклического ритма. Возможно, они таким образом поднимают температуру внутри гнездовья… Но, с другой стороны, это может оказаться и защитной реакцией на появление изуродованной особи… Или временной консервацией гнездовья, связанной с исчезновением большей части взрослых особей… Короче, это может быть все, что угодно.

– Ясно! – Камохин отстегнул магазин автомата, убедился, что в нем еще есть патроны, и вставил на место. – Значит, будем действовать по-нашему.

– Что ты собираешься делать? – подозрительно посмотрел на него Осипов.

– Для начала выясним, что тут вообще можно сделать. Эй! – Камохин махнул рукой одному из индейцев. – Дай-ка мне багор!

Тот сам, без переводчика, сообразил, что просит у него русский, и протянул ему палку с металлическим острием и крюком на конце.

– Держи! – Камохин кинул багор Брейгелю. – И ты – тоже давай! – указал он на другого вооруженного багром индейца.

Взвесив багор в руке, Камохин подкинул его, поймал левой рукой и положил на плечо.

– Я бы не стал это делать, – теперь уже осуждающе посмотрел на Камохина англичанин.

– А ты знаешь, что я задумал? – усмехнулся тот.

– Догадаться не сложно, – ответил Орсон.

И с невозмутимо спокойным видом сложил руки на груди.

– Тогда прикрой нас, Док.

Камохин хлопнул биолога по плечу, махнул рукой Брейгелю и вышел из-за дерева. Под ногами сухо хрустнула карбонатитовая крошка.

– А что они собираются делать? – шепотом спросил у англичанина Эстебан.

– Понятия не имею, – пожал плечами тот.

– Но ты же сказал, что догадался?

– Да этим двоим все, что угодно, может в голову взбрести, – буркнул Орсон.

И вытянул автомат из-за спины. Камохин просил прикрыть его, и биолог не собирался манкировать своими обязанностями. Камохин такими вещами не шутит. И Орсон тоже не собирался шутить.

Глава 46

Двигаясь по выжженной земле вдоль линии леса, Камохин и Брейгель приблизились к гигантскому гнездовью. Вблизи огромная груда мусора, тщательно уложенного и обтянутого черной пленкой, выглядела некой сюрреалистической инсталляцией, изготовленной окончательно свихнувшимся Дэмьеном Херстом. Черная поверхность на вид казалась влажной и липкой, омерзительной и притягательной одновременно. Хотелось приложить к ней ладонь, только для того, чтобы тут же вытереть ее о штанину.

Камохин остановился в пяти шагах от гнездовья и, запрокинув голову, посмотрел на его вершину.

– Похоже на планетарий, завернутый в черный полиэтилен, – сказал Брейгель. – Есть такие художники Христо и Жан-Клод, муж и жена. Они оборачивают здания различными материалами.