Дорога мстителя - Алексей Алексеевич Доронин
Молчун слушал, поражённый. Нет, он знал, что его старший товарищ непрост. Но не настолько же.
– А ты думал, я отшельник-дурачок? Да я был с ними третьим компаньоном, главным техническим советником, когда мы этот город подняли из грязи. Мог бы сам побороться за кресло. Но мне это опротивело. Не они меня выжили, я сам ушёл. Но оба до конца бегали ко мне советоваться. Потому что безграмотные ослы. А сколько раз я не давал им друг другу в глотки вцепиться. Был третейским судьёй. Или, как говорят у воров, смотрящим. Хотя уголовщину ненавижу. Название вашего отряда я придумал. А ты думал, ваши паханы, которые только бойцовых собак и людей стравливали, знают, откуда фраза: «Бойцовый Кот нигде не пропадёт»? И «Парня из преисподней» читали? И то и другое, кстати, тебе подходит. Кот из преисподней, ха. Так вот… Чтобы построить тут порядок, мы много такого совершили, чего с Войны свет не видел. Утопленники стояли на дне. Как статуи. А когда одних объедали рыбы, и кости уносило в океан… на их место становились новые.
«Потому что не бывает по-другому», – вспомнил Саша слова Доктора.
– А сейчас вы не успели их помирить?
– Я же не бог. Кауфман решил ударить. Чтобы его не опередил Михайлов. Дилемма заключённого. Бандитам она хорошо известна.
Младший не знал, о какой дилемме идёт речь. И при чём тут заключённые. Но не переспросил.
– Да что говорить! Всему этому приходит карачун. Надо валить. Времена не выбирают. В них немножко умирают. Жаль, мою лабораторию разнесут. Но даже с оборвышами можно договориться. Понимаешь, о чём я?
Саша молчал. В голове кружился хоровод мыслей, одна другой неприятнее. Он даже немного пожалел, что зашёл сюда. Потому что вместо спасения его собирались втянуть во что-то опасное… и скорее всего бессмысленное.
Он молчал и смотрел за окно. Мира и порядка он в городе не видел. Думал, что каждую секунду кого-то убивают, насилуют или пытают. С кем там договариваться?..
– Не веришь? А может, думаешь, я шпион? Взорвал ваши казармы, поджёг штаб-квартиры и впустил оборвышей? И магнатов тоже стравил я?! И часовню я развалил? – Денисов невесело рассмеялся.
Последнее предложение ввело Данилова в полный ступор. Какую ещё часовню? Вроде церковь пока целая стоит, они мимо проезжали.
– Да это из кино цитата. Я всё время забываю, что ты тоже манкурт, – в отличие от Баратынского, старший товарищ произнёс это слово почти с теплотой. – Умный ты для манкурта.
Этим словом Денисов называл все послевоенные поколения. Сам он, судя по всему, родился за пару лет до катаклизма. Но ему повезло чуть больше. Где-то смог выучиться.
– Никому не верю. Меня сегодня столько раз замочить пытались.
– Понимаю, парень. Но я тебе не враг. Разве что раздвоение личности от этой жизни развилось. Джекил и Хайд. Но нет. Это вы сбрендили. А я единственный хороший человек в этой дыре. Айда со мной.
– А вот скажи…Максим… какого чёрта ты мне помогаешь?
Лицо учёного стало красным от злости.
– Не веришь? Думаешь, в ловушку заведу? Идите в жопу со своим нуаром. Выбирайся сам! Упрямый чёрт. Высажу прямо здесь.
– Да ладно тебе. Я просто спросил.
– О’кей. Всё, я остыл. Проехали… Не думай обо мне плохо, Саня. Ха. Я хоть и не молод, и двух жён похоронил, но из ума не выжил. Нет. Ты мне нравишься как человек. Таких мало. Ты несёшь людям… доброе. И если из этой навозной кучи кто-то заслуживает спасения, то не жирные коты и не кровопийцы. И даже не бедные несчастные барашки, хотя их жаль. А ты не такой. Ты особенный.
Младший чуть не подавился сухарём, который грыз, чтобы успокоить нервы.
– Это я хороший? Я не баран? Я несу добро? Куда я его несу, хотел бы знать. Только себе. По пути сюда я угробил кучу народу. У меня руки в крови по локоть.
– Так бывает и у хороших людей. Это не мы такие… Твои записульки о городах и людях… очень наивные, но они сшивают историю воедино. Когда-нибудь найдётся тот, кто это обработает, но он не смог бы через это пройти. В любом случае… иди до конца. Свети в темноте.
Последнюю фразу Саша вообще не понял: «Я им что, фонарик, что ли?».
Улицы были захламлены. «Газель» ехала не очень ровно, подпрыгивала на ямах, а иногда на обломках того, что выбрасывали из окон мародёры… или что кидали мародёрам на головы жители. Мебель, нехитрые бытовые предметы, посуду, даже цветочные горшки.
Маленькая игрушка-подвеска в виде космической ракеты с буквами СССР раскачивалась над приборной панелью. А вот икон в салоне не было.
Солнце всходило. В нескольких местах Саша видел лежащие неподвижно на дороге тела. Вряд ли они прилегли отдохнуть. Скорее, их зарезали, застрелили или вышвырнули с балкона. За некоторыми из окон – разбитых – плясали огоньки.
Он подумал, что их машина – слишком привлекательная мишень для любого автоматчика или пулемётчика, а такие у оборвышей имеются.
– Церковные не взял, – говорил, не отрывая взгляда от дороги, Денисов. – Места нет. Хотя их у меня полно. Есть даже Иоанн Кронштадтский с ятями. Культурное наследие?.. Возможно. Но не больше, чем «Содомское сало» и эта, про опричника… Вы новые сказки сочините, ещё веселее… У меня на складе спроектирована вентиляция, будет сухой микроклимат поддерживаться. И специальные пластиковые контейнеры нашёл. Герметичные. Для особо ценных артефактов. Никакие мыши не доберутся. Хотя там и мышей нет. Придётся сделать ещё одну ходку. Поедешь со мной?
– Нет уж, извини. Выйду за городом.
Дело было не в том, что Саша ему не доверял. Просто видел, что тот не в себе. А значит, безопаснее будет одному. К тому же проходить это ещё раз…
– Ну, как хочешь. Твоё дело. Довезу до десятого километра и высажу. А город выживет. Хотя и изменится.
Они ехали на юг до самой набережной Лейтенанта Шмидта.
Поворот налево.
А вот и очертания Благовещенского моста.
– Впереди пост. Держись спокойно, всё идёт как надо.
Это он мог и не объяснять.
И вдруг Младший увидел, как лицо его товарища помрачнело.
– Блин!..
– Что такое?
– Надо же, как не повезло! Вахтовики. Единственные, у кого на меня зуб. Ты нормально плаваешь?
– Средне, но если припрёт… У меня же рюкзак. И стволы!
– Если выбирать между сдохнуть или утопить добро, лучше утопить. Может, обойдётся. Но
