Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
— Я признал тебя виновной, — отрезал я. — Что ты можешь мне предложить, чтобы не уехать сразу после бала в монастырь?
Она захохотала так заразительно, что я даже удивился. Неужели все так плохо? Неужели они чувствуют себя совершенно неприкасаемыми? Как запущено-то все.
— Ой! Я не могу! Умеете же вы рассмешить, ваше сиятельство! — всхлипывала она, вытирая проступившие слезу тончайшим расшитым платочком. — Мне говорили, что вы необычный, но это… Я патрикия, я замужем, я каждую неделю исповедуюсь и причащаюсь, и я законно владею своим состоянием. И как же вы меня отправите в монастырь, если не секрет?
— Очень просто, — скучным голосом ответил я, вспоминая все, что мне рассказывала Огняна, и то, что собрал на нее Орден. — Делами на железной мануфактуре ведает твой дядя. Твой же отец довольно давно умер и оставил немалое наследство. Твой первый муж умер, и ты стала богатой вдовой. А поскольку, владеть землей могут только те, кто служит, ты снова вышла замуж. Муж твой, не первой величины дьяк, с тобой не спал ни разу, потому как мужиков любит. Он пытался, но у него ничего не вышло. А тебе только того и надо было, ты же о его увлечениях с самого начала знаешь. У тебя в данный момент три любовника. Таким образом, твоего мужа и любовников берут на пытку, они дают показания, и все! Твой брак признается ложным перед лицом господа нашего. Твой муж, согласно закону Константина Великого, идет на костер, земля отходит в казну, а ты, как блудница едешь в монастырь святой Ирмалинды кающейся.Там весьма строгий устав, как я слышал.
— Ты ненормальный! — прошипела Асфея, а ее лицо исказил гнев и презрение. Ни следа не осталось от хорошенькой смешливой женщины. Высокомерная стерва, вокруг которой всегда крутился весь мир, вот кто сидел передо мной. — Ты тронутый на всю башку мальчишка! Босяк, выросший в грязи! Ты не смеешь так со мной разговаривать! Никто не смеет! Я дама из великой семьи! Ты, сын служанки, не ровня мне!
Ну вот, мы и добрались до истины. Парализованный император, цезарь-пономарь и распоясавшаяся до предела знать. Под ними все деньги, включая доходы императорских мануфактур, армия и значительная часть торговли. Единственная сила, неподконтрольная им — это Орден, но он не выдержит лобового столкновения, а потому сидит в засаде и не отсвечивает. А такого, как я, выродка с куцым отростком на башке, они и вовсе не воспринимают всерьез. Я — никто, пешка, которую смахнут с доски небрежным движением руки.
— Послезавтра в полдень я жду тебя у себя, — спокойно глядя в ее перекошенное лицо, продолжил я. — Цена должна быть достойной, иначе я тебя уничтожу. Ты сполна ответишь за свои последние слова. Подружкам скажешь, что спишь со мной, я не стану отрицать. Но не надейся, этого никогда не будет, я не смешиваю дела и постель. Если у тебя еще остались какие-то сомнения, послезавтра на рассвете ты получишь знак с небес.
— К…какой еще знак? — Асфея в ужасе смотрела на меня, не веря, что все это происходит с ней на самом деле. Ни с волей небес, ни со знамениями здесь не шутили. Какой бы ни была Асфея… мягко говоря, любвеобильной, и причащалась, и каялась она абсолютно искренне. Она знала, что совершала грех. Но одновременно с этим она знала, что его можно искупить, если у тебя много денег. Очень удобно.
— Выпьете со мной, патрикия? — вместо ответа я поднял кубок, который сверкнул вставленными в глазницы рубинами. — Вы что-то бледны, но это вино с равнин Тосканы просто чудо какое-то. Оно вернет краску на ваше прекрасное лицо. Вы не знаете историю этого кубка? Ну так слушайте! Она еще смешнее, чем-то, что я рассказывал вам только что…
* * *
Я стоял перед высоченной резной дверью, за которой чуял запах тлена и приближающейся смерти. Да и люди, которые шастали туда-сюда, больше походили на работников похоронной конторы, чем на прислугу императорского дома. Оказывается, я должен получить благословение государя. Без него я как бы есть, и меня как бы нет. Едва живой Брячислав должен признать меня своим внуком.
— Ну, с богом! — выдохнул я и шагнул в раскрытые створки, стараясь не дышать. Это не покои императора, а газовая камера. Затхлый воздух ударил мне в нос смрадом стариковского тела, ладана и пота множества разодетых в парчу людей. Тут находилось человек двадцать, и каждый из них стоял на строго отведенном месте, с торжественной миной исполняя какой-то ритуал. Да, тут носили ромейские далматики, сохраняя старинные традиции. Князь-епископ предупредил брата, что я сегодня буду исполнять на публику, и я исполню так, что артисты больших и малых театров от зависти удавятся. У меня нет времени на то, чтобы годами прогрызать себе место в этом мире, подобно червю в яблоке. Я откушу сразу столько, сколько влезет в рот.
— Выйти всем! — небрежно рявкнул я, и почти что услышал, как сиятельные челюсти упали на пол. Здесь, у тела императора, каждый метр имел значение. Чем ты ближе к августейшему полутрупу, тем выше позиции твоего рода. Местничество, черт бы его побрал.
— Мне повторить еще раз? — я повел по сторонам свирепым взглядом, а император сделал движение пальцами правой руки, подтверждая мои слова. Поток разодетых в парчу людей потянулся на выход, и каждый из них окинул меня задумчивым взглядом. Бояре не первый день при дворе. В их взглядах нет злости или обиды, они слишком умны для этого. Но в мозаику слухов обо мне сегодня ляжет еще один немалый камушек.
— А ты останься! — ткнул я в человека, который не мог быть никем, кроме как лекарем. — Что в руках?
— Тазик и ланцет, ваша светлость, — икнул от страха лекарь. — Кровь его царственности пускаем для здоровья.
— Тебя кто, сволочь такая, научил кровопускание при инсульте делать? — ласково спросил я. — Трактат святого Ильи-врачевателя когда в последний раз читал? Если еще раз с ланцетом увижу, найдешь его у себя в печени.
— Ваша светлость сведуща во врачевании? — осмелился сдерзить дворцовый лекарь. У него и выхода не оставалось. Расстояние между его задницей и тупым колом сократилось до толщины бабьего волоса.
— Моя светлость весьма сведуща в нанесении несовместимых с жизнью увечий,
