Синдзи-кун и парадокс Абилина - Виталий Хонихоев
— Хуже нет, чем в самой себе сомневаться. — пожаловалась она.
— Понимаю. — я смотрю на Майко, которая чешет голову, пытаясь вспомнить имя.
— В любом случае, в Бартаме, на Аллее Героев стоит памятник. И местные жители знают ее имя. Думаю, что мы призовем ее намного раньше, чем доплывем до Бартама — достаточно местных спросить. А если вспомнить Юки и ее путешествие, то никто нас и хватиться не успеет. — говорю я.
— Как-то дико думать о том, что в этом мире есть Аллея Героев с моим памятником. — вздыхает Майко: — пока Юки об этом рассказывала, это как будто … сказка какая-то. Но вот я тут, смотрю на эти две луны в небе и понимаю, что все это так реально. И что Юки в этом мире прожила… сколько лет?
— Она и сама не знает. Не считала. Говорит, что с момента как драконов покорила — лет пятьдесят прошло.
— Старая Юки. С ума сойти. Так скоро в вашем обществе я самая молодая останусь. — говорит Майко: — может ты с Акирой сходишь, поговоришь?
— О чем? — не понимаю я. Майко вздыхает, опирается на фальшборт спиной.
— Да она как не в себе после того, что в этом комплексе было. — говорит она опустив голову и задумчиво изучая шнурки на своих кроссовках: — Читосе какой-то хмырь выручил, ну, помнишь из ее культистов… этот, фанатик недоделанный… а Акире досталось. Она чего в трюм сразу побежала — чтобы без дела не сидеть. Юки говорит она теперь спать не может, как заснет, так кошмары снятся, просыпается сразу и курить. Пять пачек со вчерашнего дня скурила. Как паровоз, ей-богу.
— А… — говорю я и ругаю себя за невнимательность. Конечно, Акире досталось, я же видел. Но из головы вылетело, как только вылечил ее. Есть такой стереотип в голове — вылечил, значит все в порядке. Но она излечилась только физически, а психологические травмы так и остались. В конце концов даже просто пребывание без магии — наносит травму магам, они идентифицируют себя со своей способностью, а Акира — это огонь, это пламя. Инквизиция взяла нас тепленькими, врасплох, по одному. Ощущение беспомощности, отсутствия магии, насилие, пытки — всего этого более чем достаточно, чтобы сломать человека, даже такого волевого как Акира.
— Угу. — кивает Майко: — я-то сразу заметила, как она на мне сорвалась. Она… обычно так не делает. Даже когда я действительно косячу… — она смотрит вверх на две огромные луны в пронзительно синем небе.
— Хорошо… я поговорю. — обещаю я. Майко поворачивает ко мне голову, изучает мое лицо, удовлетворенно кивает. Я киваю в ответ и отталкиваюсь от фальшборта, направляясь на поиски Акиры. Майко остается на месте, продолжая смотреть в небо.
Акиру я нашел в камбузе. Она и Юки стояли над мешком с мукой и смотрели на него так, словно именно в этом мешке и содержался ответ на главный вопрос вселенной, жизни и всего такого. Они обе были перепачканы в муке и их лица напомнили мне маски актеров из театра кабуки.
— Мешок порвался. — сказала мне Юки: — я его поднять хотела… а он тяжелый. Я льдом, а он порвался…
Акира молча кивает, глядя на бардак на полу. Выпаливаю первую же пришедшую в голову фразу.
— Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн! — говорю я и изображаю поклон, но не японский, сгибаясь в пояснице, а скорее западный реверанс — отставив ногу вперед и описав полукруг рукой. Юки смотрит и удивленно хмурит брови, а у Акиры в глазах вспыхивает искра интереса. Она закончила Тодай, она знает несколько иностранных языков и конечно же знает старика Шекспира и его трагедию о принце, терзающемся сомнениями.
— Помимо жажды видеть вас пред нами, заставила вас вызвать и нужда. До вас о том дошла, наверно, новость … — продолжаю я, вознося хвалу своей отличной памяти на текст и надеясь, что Акира тоже помнит о чем говорили в тронной зале Король и двое странников.
— Как изменился Гамлет. Не могу сказать иначе, так неузнаваем он внутренне и внешне. Не пойму, какая сила сверх отцовой смерти, произвела такой переворот в его душе… — медленно произносит Акира. У нее тоже отличная память и она помнит старика Шекспира, даже спустя столько лет после окончания Токийского Университета. Юки смотрит на нас и хмурит бровь, извини, Юки, ты нас не поймешь, ты прожила много лет под этим небом и наверняка знаешь очень многое, но земная классика, трагедии Шекспира — это не то, что изучают в школе. А ты покинула наш мир школьницей, пусть и будучи председателем Литературного Клуба.
— Так вот что привело тебя сюда. — хмыкает Акира: — беспокоишься за меня?
— Ты разрушила очарование момента. — говорю я: — я уж думал, что мы будем цитировать Шекспира и дальше.
— Хм… что ты скажешь о Шейлоке? Как там — если нас пощекотать, разве мы не смеемся? Если нас оскорбляют — разве мы не должны мстить? Я в порядке. — говорит Акира: — и буду куда в большем порядке, когда мы выберемся отсюда и я выжгу сердца у каждого ублюдка, который посмел заниматься таким в моей стране.
— Ну… думаю у тебя будут конкуренты. Кое-кто очень хочет выстроить их всех в ряд на набережной Сейтеки и заставить вскрыть себе животы тупыми ножами. И их кишки сожрут рыбы. Как-то так. Кьюн!
— Возражать не буду. Мне главное, чтобы они все умерли, а как именно — это уже детали. — говорит Акира, присаживаясь над мешком с мукой: — может поможешь? Раз уж ты все равно продолжаешь умничать.
— Конечно. — я беру мешок и поднимаю его, поднимаю по всем правилам, как и положено — не спиной, а ногами, спину в «замок», так,
