Al1618 - Чужой среди своих. Чужой среди своих
И сейчас, судя по данным спутниковой разведки, вполне успешно его осуществлял — группки целей, держа дистанцию, не позволяющую накрыть их разом, но достаточную для оказания немедленной помощи соседям, демонстративно медленно отходили на восток, развернувшись фронтом почти в три километра. Все как положено — с авангардом, арьергардом и боковым охранением. Достать их было нечем.
Во всяком случае, это они так должны были думать — любые, сколько-нибудь значительные силы стянуть мы не успевали, а любой заслон такая сила собьет не останавливаясь.
Что ж, подождем. Эвакуация госпиталя успешно завершена, самолеты вернутся и будут готовы к следующему вылету не раньше, чем часа через два. Самое время поспать перед продолжением.
* * *Кем только не был за свою почти полуторавековую историю У-2 (ПО-2). Аэроопрыскивателем полей и санитарным, ночным бомбардировщиком и агитационным самолетом, воздушным огнеметом и гидросамолетом. Был даже «лакированным лимузином», до «борта?1» правда не дорос, но в его отделанной красным деревом трехместной кабине высшего руководства и генералитета перебывало немало.
Много кем был. Стратегическим бомбардировщиком — не был.
Этот недостаток мы намеривались и восполнить. Впрочем, «стратегический» — это относится скорее к задачам. А пока все наши Стратегические Военные Силы собрались на полосе в трех километрах отсюда. С них там в спешном порядке снимали кассеты для перевозки раненых и придавали насквозь мирным машинам новое качество, заодно возвращая одно из самых первых предназначений.
Всем десяти.
Больше этих бипланов на всей планете не было. Все возможное и невозможное было поставлено на этот единственный удар.
«Рота, подъем!» — сказали в самое ухо, подкрепив фразу парой дружеских тычков в плечо. Действительно, что это я — хоть и не спал, но замечтался — синие значки самолетов на тактической карте уже выстроились вряд, готовясь к взлету. Где-то сейчас там, в темноте, дымящие от перенапряжения моторы и матерящиеся пилоты пытались вытянуть в небо почти полторы тонны дополнительной нагрузки.[26] Даже страшно представить, что будет, если сейчас произойдет авария.
Но пока все идет хорошо, и значки медленно набирают высоту, одновременно выстраиваясь в строй пеленга. На ярлычке рядом с каждым маркером меняются цифры — высота растет и вместе с ней растет температура двигателей, но пока ничего критического. Сзади, за строем «бомбардировщиков», появляются две зеленые метки «пастухов».
Прибыло прикрытие, вся наша «истребительно-штурмовая» часть ВВС. Делается штурмовик просто: берется гражданская спортивная машина, и ей на внешнюю подвеску цепляются кассеты с НУРС-ами,[27] благо у нас этого добра… спасибо интендантской службе военных, сначала экономящей на боевых стрельбах, а потом — на вывозе назад просроченного боекомплекта. На каждую сторону кабины приходится по два пакета направляющих, четыре на машину.
Кассеты эти — просто сваренные в кустарных условиях обрезки бесшовных труб, бывшие карданы автомобилей или части аппаратуры котельных, разброс они дают второе больше положенного, но с квалификацией наших пилотов-штурмовиков — это скорее благо. Не уничтожат, так хоть напугают.
Строй тем временем выполняет доворот на цель по рекомендациям диспетчера — с учетом температуры и направления ветра занимают новую высоту, почти восьмикилометровым по фронту «полумесяцем» начинают наезжать на красные отметки отступающего противника.
Последнее не остается незамеченным, снизу загорается яркая на фоне холодной ночной поверхности точка — это скорее всего открыл огонь крупнокалиберный пулемет. И тут же одна из «синих» начинает вываливаться из строя, теряя высоту становясь все ярче — горит! Остальные метки слегка меняют курс, закрывая пробитую в строе брешь, а один из «пастухов» резко принимает в сторону, ложась на боевой курс.
«Вот это полыхнуло!», — на месте обнаружившего себя пулемета возникает пятно температурной засвети, штурмовик с перепугу отстрелялся практически половиной боезапаса, накрыв более трех сотен квадратных метров поверхности. Чем он дальше воевать собирается — непонятно, но будем надеяться, что все к лучшему.
«Господи, если ты есть — пусть они подумают, что это «двухвертолетная схема» — один провоцирует открытие огня, второй утюжит обнаруживших себя. Господи, очень прошу — они ж ее учат, эту схему, пусть так и думают!», — уж не знаю, был ли я услышан, или удар штурмовика оказался более чем убедителен, но больше огня никто не открывал. А через три десятка секунд это стало неважно — за каждым из «синих» потянулся совсем прозрачный, но все же отчетливо видимый в тепловом диапазоне след. Это изопропиловый спирт из подкрыльных баков, смешиваясь с реагентом в емкости позади пилота, через «штаны» уходил наружу в виде потока аэрозоля.
Маркеры дружно начали мигать цифрами высоты — неопытные пилоты не справлялись с облегчением машин, по открытому каналу пронесся матерный рык, и высота расти перестала, а спустя несколько десятков секунд строй миновал последние красные отметки и ушел, опустошив баки и оставив позади догорающий остов самолета.
Операция «фитофтора» завершилась успешно. Я вышел наружу, удивляясь, что не чувствую совершенно ничего при виде того, как красные отметки постепенно теряют сначала подвижность, а потом и яркость, попросту говоря — начинают остывать.
«Ну что, ребята, все готовы? Всё проверили?» — ночь еще была далека от завершения, но у нас ещё было много дел там, где на ни в чем неповинную зеленку и всякую мелкую живность было вылито более двенадцати тонн бинарного зарина.
Гражданская война — одна из самых жестоких. На ней не соблюдаются никакие писаные и неписаные законы.
___________
Странный парламентер появился на окраине Новоплесецка около одиннадцати часов утра на третий день войны. Больше всего эта конструкция напоминала обычный кунг, поставленный на громадные, высотой выше человека, колеса от карьерного самосвала. Все это неспешно, со скоростью идущего человека, покатило в сторону ближайшего блокпоста.
Электродвигатели, вращающие колеса, работали практически бесшумно, широкие шины при езде по траве тоже сильно не шумели, солнце с неба светило жарко, «старослужащие» отсыпались после ночной самоволки в город. Там было не слишком много развлечений, если не считать за таковые оставленные инсургентами мины-ловушки, но в брошенном жителями городе можно было найти много интересных «сувениров» и просто вещей радующих душу. Так что все усилия пропаганды, уверявшей, что «водка может быть отравлена», а золотые украшения обрызганы аэрозолем из радиоактивных изотопов, пропадали втуне. «Экскурсии» (в их первичном значении), в простирающиеся всего за триста метров от блокпоста развалины — пользовались неизменной популярностью.
Побочным следствием такого увлечения было то, что солдаты «первого класса» испытывали некоторую сонливость, а молодые, вынужденные утром дежурить «за себя и за дедушку», тоже бдительностью не блистали. Чего опасаться? — духи из города ушли, трясутся теперь по щелям в горах, а подобраться к посту со стороны гор через почти километровую полосу отчуждения на глазах бдительной системы обнаружения — не смешите наши тапки. Вон, сколько местной живности в первый день настреляли, но теперь и дикое зверье поумнело. О том, что система запросто «пропустит» цель размером с дом, если не распознает в ней хотя бы танк — не знал даже ее оператор.
В итоге — сарай подкрался незаметно. И обнаружили его, когда до блокпоста ему оставалось ехать метров двести пятьдесят. Причем самым неприятным для проштрафившихся солдатиков образом — капитан, с весьма ему подходящей фамилией Ипатьев, вышел на поздний утренний променад в «форме?1» (трусы, тапочки, полотенце), и полоская зубы освежителем — «ибо негоже» — похмелье там, или не похмелье, а офицер должен являть подчиненным пример бодрости и здоровья — да так и застыл, увидев новую деталь пейзажа.
В ступоре он, впрочем, пробыл недолго — подавился освежителем, попытался ухватиться за отсутствующую на резинке трусов кобуру и хриплым страшным голосом сообщил вынырнувшему при появлении начальства из прослушивания очередной музыкальной композиции радисту: «Все в укрытие, и передай, что если какая сука без команды выстрелит я из нее…» — и первым выполнил собственную команду, скрывшись в блиндаже. Оставление меры наказания, за нарушение распоряжения «огня не открывать», на воображение солдат имело под собой самое веское основание — в кузов такой дуры вполне поместилось бы несколько тонн взрывчатки, в случае детонации которой блок бы просто сдуло. С самыми серьезными последствиями если не для здоровья, то для карьеры.
