Княжич, Который Выжил - Григорий Володин

Но размышления прерываются, когда на площадку заходят Матвей и мама.

За ними неспешно плетётся Ефрем, в руках у него две клетки. Я замечаю, как прутья слегка подрагивают — кто-то внутри шевелится. Ксюня перестаёт ковырять лопаткой песок и поднимает глазки.

Матвей улыбается. Торжественно произносит:

— Ваша Светлость Вячеслав Светозарович, и Ксения Тимофеевна, сегодня вам предстоит провести первый топливный ритуал.

Ксюня хлопает ресницами, а я щурюсь, вслушиваясь в ощущения.

Первая клетка — тут даже гадать не надо. Эманации Порядка, холодные, ровные, структурные. А вот вторая непонятная. Эманации смешанные, неровные, но пока разобрать толком не могу. Возраст у меня не тот еще.

Хотя если подумать, тут гадать особо нечего. Наверняка, там сидит Земля.

Наконец-то!

Мне с Ксюней наконец принесли топливо для Атрибутики. Ну, слава Одноглазому Богу! Конечно, я давно уже намекал и Матвею, и маме, и вот — дошло-таки. Невероятно. Всё-таки взрослые такие тугодумы. Ну прямо как дети, только в обратную сторону.

Вот как мне со слабым ядром сопротивляться «улоду» Мастеру, обламывать его хотелки? Это требует силы, а силу нужно развивать. Кормить. Расти.

Тем временем в песочницу залезает Матвей. Мама берёт Ксюню на руки и отходит в сторону. Ксюня уже вымахала, конечно, будь здоров — тяжёлая, наверно. Но мама у нас сильная, хоть и стройная. Она и нас двоих легко удержит, если что.

Матвей ставит клетку со зверем Порядка прямо в песок.

Щелчок замка — крышка приоткрывается, но решётка остаётся на месте. Этого достаточно, чтобы заглянуть внутрь.

Я подхожу ближе, склоняюсь над клеткой.

Скорпион Порядка.

Большой, размером с щенка немецкой овчарки. Песочно-белый панцирь, гладкий, как фарфор, глаза пустые, будто выточенные из кварца. Существо, сотканное из уплотнённого эфира. В жало воткнута деревянная пробка — защита от яда, чтобы не ужалил.

От него исходит ровная, устойчивая эманация Порядка. А это значит, что эхоскорпион —топливо моей Атрибутики.

Тем временем Ефрем надевает на меня маленький фартук. Ткань плотная, непромокаемая, с лёгким, почти неуловимым запахом — что-то вроде чистого полиуретана с пропиткой. Потом он протягивает мне широкий нож — лёгкий, но крепкий. Возможно, даже алхимически облегчённый.

Я смотрю на этот фартук, морщусь.

— А нафига онь? — недовольно бурчу.

— Чтобы не запачкаться…

Снова бросаю взгляд на скорпиона. Я знаю, как это работает. Адепты кормятся противоположной Атрибутикой. Разрушители — Порядком, иногда Тьмой. Огонь — Водой. Камень — Воздухом. И так далее. Закон силы — это всегда противоположность.

Матвей указывает на скорпиона и спокойно говорит:

— Просунь лезвие в клетку и бей сверху вниз, княжич. Прямо в туловище.

Но я и не думаю слушаться, лишь качаю головой.

— Неть. Выпустяти его.

Матвей переглядывается с мамой. У неё чуть поджимаются губы, но она молчит. А у меня перед глазами встаёт Деннахал — мой гигантский ручной скорпион. Этот малыш слишком на него похож. Да, Атрибутика у них разная: тот был Разрушением, этот — Порядком. Но какая разница? Я не буду. Не стану осквернять память Деннахала. Не смогу убить скорпиона вот так — безоружного, запертого в клетке, в плену. Я не мясник. Я воин.

— Выпустити ево, — повторяю твёрдо. — Чесный бой. Тока тяк.

Мама подходит, голос у неё объясняющий:

— Слава, но это же эхозверь. Он опасен. Нельзя его выпускать — просто ударь его ножиком. Так многие делают.

Я знаю, что многие. Дворяне привыкли убивать пленённых зверей пачками, насыщая свои ядра. Думают, что так станут сильнее. И, если честно, правда становятся.

Но это не заслуженная сила.

Я так не привык. Я не фальшивка. И моя сила будет полностью заслужена.

Резким движением засовываю нож под завязку фартука, провожу лезвием — шнурок лопается, а ткань соскальзывает на песок. Без лишних слов бросаю нож — лезвие вонзается в центр руин моего песочного замка.

— Тогда я ни буду, — упрямо выдаю, скрещивая руки на груди.

Матвей внимательно смотрит на меня.

— Княгиня?

Мама хмурится.

— Я не хочу, чтобы мой сын дрался с зверем. Он же ядовитый!

Матвей тяжело вздыхает, потом пожимает плечами:

— Но вы же сами видите — княжич упёрся. И он по-своему прав. Я тоже не сторонник забивания зверей. Многие воины придерживаются честного подхода — это воинская этика.

Мама молчит, а я стою перед клеткой, глядя в пустые кварцевые глаза скорпиона. Я знаю точно: я не стану убивать его в клетке.

Мама медлит, переводит взгляд с меня на зверя, потом снова на меня.

— Откуда же Слава знает эту воинскую этику?..

Матвей лишь пожимает плечами, на бородатом лице ни тени удивления.

— Без понятия. Я этому княжича не учил. Хотя, если честно, вещь правильная.

Мама тяжело выдыхает, проводит рукой по волосам, собираясь с мыслями. Потом коротко кивает:

— Хорошо. Ефрем Ефремович, сходите за лекарем. Раз моему сыну в неполные два года предстоит бой с ядовитым зверем, мы должны сделать всё для его безопасности.

Ефрем молча кивает и уходит. Возвращается он быстро, а за ним вплывает массивная фигура Мефодия Кирилловича — толстого, грузного, с пухлыми пальцами и цепкими глазами, которые привыкли видеть смерть.

Матвей оглядывает песочницу — будущую арену — и коротко бросает:

— Все, кроме княжича, отойти.

Мама неохотно отступает, крепко сжимая руку Ксюню, и не сводит с меня глаз.

Матвей поворачивается ко мне:

— Княжич, нож.

Я поднимаю кинжал. Он лёгкий, хорошо сбалансированный, с удобной рукоятью. Видимо, это алхимический раствор сделал его невесомым. Надолго алхимии не хватит, но для одного боя вполне достаточно.

Матвей переворачивает клетку, щёлкает замок, и скорпион с глухим шорохом вываливается в песок.

Решётка падает, зверь замирает на мгновение, словно оценивая обстановку.

Его плотный эфирный панцирь, белый, гладкий, отливает в солнечном свете, а лапы дёргаются нервными рывками.

Я смотрю на него, перехватывая рукоять ножа и говорю спокойно:

— И плобку убели.

Матвей, помедлив, ловко выдёргивает пробку из жала. Скорпион тут же бросается в атаку. Жало молниеносно выстреливает вперёд, целясь в его ногу, но Матвей слишком быстрый. Несмотря на габариты, воевода отскакивает за пределы песочницы с ловкостью, которой не ожидаешь от его телосложения.

Теперь я один на один со зверем. Теперь это не детская песочница. Теперь это арена. И один из нас умрёт. Хотя, конечно, я —