Порт-Артур – Иркутск – Тверь: туда и обратно - Александр Борисович Чернов
– Альфред, не сомневаюсь, ты – сможешь! Ты, безусловно, способен очаровать этого русского. Ведь, в конце концов, адмирал Руднев, как и ты, показал себя человеком, искушенным в вопросах работы с флотским «железом». Он – наш парень! Я уверен, что общих тем вы с ним найдете массу. Эскизы Рудольфа, как мы договорились, тоже покажи ему. Но только варианты А2 и В1 для начала. Его мнение может стать решающей каплей в нашем торге с царем. Мы просто обязаны дожать его, чтобы полученными за несколько килей от русских галльскими деньгами помочь нашим корабелам расширить верфи.
Главное, учти, мой дорогой: он должен с первого взгляда почувствовать твое самое искреннее к нему расположение, восхищение и даже восторг. Для русских лесть, как они сами говорят, «бальзам на душу». Ну, не мне тебя учить, как не переборщить с этим. Как верно говорится, именно дозировка микстуры определяет эффект от нее: или вылечишься, или обгадишься! – Вильгельм коротко хохотнул. – К возлияниям подготовься, как положено.
Да, перепить русского не просто! Это не швед, не француз и не англичанин. В рукав не выльешь, смотрят они за этим рефлекторно. Это их конек. И как увидишь, что он вознамерился тебя споить, держи ухо востро. Не хочу напоминать, чем закончилась дружба твоего хорошего знакомого Герберта фон Бисмарка с графом Шуваловым. Но то, что бедняга стал конченым алкоголиком, сущая безделица в сравнении с тем, что русские узнали через этого слабака о многих наших замыслах. А привело это в том числе и к разладу в межгосударственных отношениях. У нас сегодня задача эти черепки склеить! И чем прочнее, тем тверже станет наше положение, наша мировая политика.
Не забудь, как обычно: обязательно сто грамм виски часа за три до его появления. И непременно оленинки. Побольше и пожирнее. А перед самыми посиделками – еще пару бутербродов со шпигом. Хотя что я тебя буду учить? Помолюсь-ка лучше за твою печень. Помнишь, как на Кильской неделе развозили дядюшкиных «сивулфов» по их посудинам? И мы всем флотом потешались над этими слабаками…
Когда же он хорошенько накатит, обыграй твои именины. И тогда, надеюсь, тебе удастся все то, что этот медведь, несомненно, сам задумал в отношении тебя…
Разговор с экселенцем, состоявшийся спустя час после их выезда из Москвы, сейчас вдруг вспомнился Альфреду во всех подробностях. Но странное дело, прежнего безусловного внутреннего согласия с установками императора он уже не испытывал.
Всеволод, что удивительно для чиновного русского, оказался скорее бесхитростным и открытым, нежели лживым или коварно-расчетливым. При его выдающемся даровании и головокружительном военном взлете карьеры Руднев почему-то не смотрел на него, уже кабинетного моряка, свысока. Скорее, наоборот: Тирпиц чувствовал в его словах и взгляде неподдельный интерес, даже глубокое уважение к персоне германского военно-морского статс-секретаря! Поистине загадочна славянская душа…
Но как ни присматривался Альфред, как ни искал скрытых смыслов в неожиданных рудневских пассажах, он совершенно не ощущал в новом знакомом двойного дна. Поразительная глубина его военно-технических знаний и неординарность политических воззрений на многое заставили посмотреть под другим углом, став откровением…
Черт возьми, этот русский Нельсон положительно начинал ему нравиться!
Глава 2
Поезд идет на восток
Великий Сибирский путь. Март 1905 года
Вагон лениво покачивался, ритмично перебирая стыки и время от времени визгливо поскрипывая ребордами. Сквозь тяжелую пелену утренней дремы Петрович неторопливо пытался понять, где они едут и скоро ли раздастся в дверь этот до чертиков знакомый стук, сопровождаемый стандартной фразой «Просыпаемся, пассажиры! Просыпаемся! Через полчаса прибываем!» По идее, пора бы начинать сползать с любимой верхней полки, чтобы успеть просочиться в сортир стравить клапана до того, как большинство его хмурых и неприветливых бедолаг-попутчиков повылезают из своих купе. Почему бедолаг? А вы слышали, как храпит с бодуна Петрович?
«Ой, блин!.. Голова, что жопа. А жопа, она не часть тела, а состояние души… Похоже, вчера я с кем-то офигетительно перебрал… Тут? Или в вагоне-ресторане? А, один фиг, не помню ни черта. Но раз стыки считаем, это, наверное, после Ижоры. Там в прошлый раз начинали пути перекладывать. Ага, вот как раз, судя по звуку, мост какой-то проходим…»
Он обожал Питер. И он безумно любил приезжать в него вот так, ранним утром. Все равно когда, розовым ли летним восходом, хлесткой зимней метелью или под таким привычным, мелко-серенько моросящим холодным демисезонным дождем… Прямо из вокзала нырнуть в бездонное метро с неизменными медными проездными жетонами и быстренько – гостиничное обустройство, перекус. И вот уже он весь перед ним! Великий город, в котором он никогда не жил, но куда его всю жизнь тянуло, манило каким-то волшебным, сверхъестественным магнитом. Город, в котором его ждут трое замечательных людей, его друзей. Таких разных и по возрасту, и по должностному положению, но, как и он, объединенных одной общей любовью, одним общим счастьем и бедою одновременно – нашим, русским флотом…
– Гостиница? Что еще за нелепица такая? Нет, батенька. Извозчика – и домой! В Кронштадт, на Екатерининскую. Благо лед стоит крепко, пароходика не надо ждать. А там уже извелись все, наверное. Жена пирожков напекла с вечера, но все равно нужно будет в городе успеть присмотреть вкусненького: соседи непременно пожалуют с визитами. Главное, чтоб сразу в Собрание ехать не пришлось.
– Стоп… Какой еще дом? Кто – с визитами? Куда? И чья, блин, жена?
– Всеволод Федорович, любезный… Вам плохо? – осведомился ласково-участливый голос, бесцеремонно вмешавшись в обещающий быть интересным внутрикарпышевский диалог.
– Мне плохо? Да мне пипец… ик… – ответствовал Петрович, судорожно подавив недобро и как-то подозрительно быстро подкатившийся к гортани желудок, явно за что-то обиженный на своего хозяина.
– Понимаю. Но, слава богу, кажется, вы оживаете. Понемножку. Мы за вас все сильно переживали… Немцы не могли вам ничего этакого подсыпать, как вы думаете?
– Ик… Ничего не думаю. Ой-вэй… А думалка-то как болит! Какие еще на… ик… немцы? Питер уже скоро?
– Санкт-Петербург? – Голос коротко и вежливо рассмеялся. – Полагаю, не ранее, чем через месяц, а то и поболее того, любезный Всеволод Федорович.
– Издеваемся?
– Господь с вами, и в мыслях не было. Но, пожалуй, вам лучше еще часок-другой полежать. – Отдыхайте… – Голос смолк, и чуть слышные шаги удалились куда-то.
Месяц… Месяц-месяцович… Месяц? Что еще за ерунда в голову лезет?
– Оживаем? Хорошо нам? Почти как тогда в Чемульпо, да?.. Совсем вы пить-то не умеете, милостивый государь. Так ведь и до горячки не далеко-с. О здоровье не грех бы вспомнить.
– Отвали…
– Хамить изволим-с? Манерам и приличиям в обществе там у вас совсем никого не обучают? Или здесь у нас случай совершенно особенный? Ну а то, что на здоровье мое
