Арина Свобода - Заступник. Твари третьего круга
— Я горжусь вами, — тихо начал он, скользя взглядом по обращенным к нему лицам. — Вы хорошо справились со своей задачей. Сегодня нам удалось сорвать грязные планы одного из ничтожных созданий, дорвавшихся до власти и желающего использовать ее на благо себе, а не народу! — голос его постепенно креп, прорывался болью и страстью. — Эта тварь вряд ли решится теперь выйти к народу, а значит…
— Его не изберут! — выкрикнул совсем молодой парень из первого ряда.
— Так и есть. Благодаря вам у руля встанет другой. Тот, кому есть дело до простых людей.
Глаза подростка горели нездоровым блеском, рваная футболка мешком висела на костлявых плечах. Элин почти воочию увидел Темный Город, жадно простирающий свою тень над щуплой фигуркой.
— Да, Ринар. Ты совершенно прав. Я вижу, ты сегодня хорошо потрудился?
Подросток кивнул, не сводя с учителя обожающих глаз. И Грай был когда-то таким.
— Молодец. Тебе страшно?
— Нет, Учитель…
Он постарался браво выпалить эти слова, но горло перехватило, и вышел лишь жалкий писк.
— Всем страшно, — мудро заметил Элин. — Не надо стыдиться своего страха. Ты можешь по праву гордиться тем, что сумел преодолеть его. Ты сделал то, что должен был. Мы поможем тебе уменьшить наказание. Тем более, что оно незаслуженно, не так ли?!
— Да, Учитель! — множество голосов слились в один.
— Мы не делаем плохого, лишь боремся за себя. Мерзкие твари, называющие себя правительством, хотят отобрать у нас и без того жалкие крохи, которые милостиво кидают. Они собираются сократить срок бесплатного пребывания в социальных центрах до трех недель!
По комнате пронесся возмущенный ропот — большинство тех, кто здесь сидел, проводили в Темном Городе гораздо больше времени и знали, что человек, находящийся в «долгом» сне-наказании, нуждается в уходе и поддержке. До сих пор социальные центры держали у себя наказанных не дольше полутора месяцев — после этого срока человек объявлялся «навеки ушедшим», и родственникам, если таковые имелись, предоставлялся выбор — забрать тело домой, чтобы дождаться полного угасания, или оплатить дальнейшее пребывание в центре.
Правду сказать, случаи возвращения после двух и более месяцев сна были крайне редки. Но все-таки были! И каждый, кто мог себе это позволить, скрепя сердце расставался с деньгами в надежде когда-нибудь снова взглянуть в глаза отцу, брату или супругу…
Элин моргнул, отгоняя видение белого, застывшего лица Грая. Он вернется! И уж у Элина хватит средств, чтобы ждать сколь угодно долго.
— Но я вижу, что вы устали. Довольно разговоров. Вы знаете, что делать. Поспешите — усталость скоро возьмет свое, а вам нужно успеть помочь себе!
Он проводил взглядом своих людей, которые деловито обсуждали, кому сколько нужно сделать добра, чтобы «скостить» наказание. Их ждала грязная, но благодарная работа — уход за увечными и за беспомощными стариками, помощь скорбным умом… Только так можно заслужить прощение. Двойной компенсацией в исполнение древнего закона. Причинил боль одному — позаботься о двоих. И молись! Молись, чтобы Вечный Отец и Первоматерь приняли жертву смирения. У организации есть, куда направить братьев, дабы не пришлось ждать их возвращения из Темного Города слишком долго. Только не для гордецов это. Не для таких, как Грай.
* * *Трамвай с задорным скрежетом вздрагивал на стыках рельсов, плотнее утрамбовывая и без того битком набитых пассажиров. Возле дверей вспыхнула перебранка — кто-то хотел пробраться поближе, кто-то не желал меняться местами… Грай вздохнул — здравствуй, реальный мир, — и попытался отодвинуться от впивающегося в бок локтя.
Жаркая духота давила на плечи — будет гроза. Лето, июль… А тогда был май. Полтора месяца в Темном Городе! Похоже, крепко досталось тому щенку.
Когда Грай открыл глаза, отец Эйлин сидел возле кровати. Так, будто никуда не уходил все сорок пять дней.
— Здравствуй, сынок!
— Здравствуй… Учитель.
Глаза старика потемнели, словно от боли. Граю на мгновение стало стыдно. Лишь на мгновение. Ничего нельзя исправить — разбитую чашку можно склеить, но она никогда не станет целой.
— Спасибо, — все-таки сумел произнести он.
— Не за что, — отрезал старик, поднимаясь. — Не вставай. Найра позаботится о тебе.
Уже от двери он бросил, не оборачиваясь:
— Твоя одежда вон там. И вещи тоже. До свидания, Грай.
— Прощай.
Бесшумно закрылась дверь — в организации всегда все работало идеально. Да и как могло быть иначе, если за порядком следил лично Эйлин? Он-то знал, как добиться своего.
С помощью Найры Грай перебрался в кресло для восстановительной терапии. По монитору побежали разноцветные кривые: аппарат измерял витальные функции и рассчитывал программу реабилитации. За дерганой пляской линий Граю привиделось морщинистое лицо с выцветшими голубыми глазами. Совсем старик сдал… «Не из-за тебя ли?» О, Светлый Лес! Уж эту вину он на себя брать не собирается, нет!
Пару суток спустя, едва за спиной Грая захлопнулась железная дверь организации, все тягостные мысли мигом вылетели из головы. Полтора месяца назад он шагнул в подвал прямо из весны — с пьянящим запахом сирени, ласковым, едва пробудившимся солнцем и оголтелым чириканьем воробьев. А сегодня вышел в лето. Улица дрожала и плавилась в жарком мареве, поднимавшемся от асфальта, ветер крутил пыльные смерчи в подворотнях, и казалось, что город расползается, теряет силы, как медуза на песке.
Грай подставил лицо обжигающим лучам и раскинул руки, вбирая в себя живительную энергию. После вечно серого, затянутого свинцовыми тучами неба Темного Города, почувствовать на щеках солнечное тепло было настоящим блаженством…
— Следующая остановка «Улица Светлая».
Грай очнулся и стал пробираться к выходу. Он не скандалил и уж подавно не пытался распихивать людей — хватит с него Темного Города! Надо и пожить немножко. Но каким-то невообразимым образом его жилистая фигура прорезала толпу, как нож теплое масло. Грай спрыгнул с подножки, чувствуя, как чуть проминается под ногами разогретый асфальт, дернул за лямку рюкзачка, застрявшего где-то между телами пассажиров, и упруго зашагал в сторону дома.
Слежавшийся воздух квартиры, много дней не знавший человеческого дыхания, живо напомнил такой же мертвый воздух сна. Грай нахмурился — надо сделать перерыв побольше, раньше Город никогда не смел вторгаться в реальную жизнь! Все-таки, больше двух месяцев подряд — это слишком. Даже для того, кто ходит в Темный, как на работу.
Душ, чистая одежда, часть денег в кошелек, остальное — в потайной сейф, черные очки, кепка… Все. Можно жить!
В небольшом зале кафе яблоку некуда было упасть — скромное меню и умеренные цены как магнитом влекли сюда скучающую во время летних каникул молодежь. Грай с трудом отыскал свободное местечко и принялся готовиться к первому — почти ритуальному — обеду после возвращения. Плеер лег по правую руку, поролоновые пимпочки наушников приросли к ушам, музыка отрезала внешний мир. Можно приступать.
Он с отвращением посмотрел на сероватое варево, полученное за стойкой спецпитания. За соседним столиком хилый студентик вонзил зубы в горячий многослойный бутерброд. Многое бы Грай отдал за то, чтобы поменяться с ним!
«Если в Светлом Лесу нет такой еды, — закралась кощунственная мысль, — то не очень-то мне туда и надо».
Грай с большим удовольствием проглотил бы этот бутерброд, а сверху еще прибавил салат, мороженое и сок. Но ссохшийся за шесть недель желудок ему бы этого не простил. Придется еще с неделю довольствоваться сероватой питательной жижей. Грай с трудом запихнул в себя первую ложку «каши». Когда тарелка опустела, он расслабленно откинулся на спинку диванчика, потягивая кисель, и чуть не поперхнулся: возле него стояла тощая растрепанная девица лет пятнадцати на вид. Поднос в ее руках медленно наклонялся, а карие глаза, почти черные из-за расширившихся зрачков, не отрываясь, смотрели в лицо Грая.
— Э… — он растерялся — кто знает, что с ней, может, больная или припадочная.
Поднос наклонился еще больше, стоящий на нем стандартный завтрак — кофе, бутерброд, пирожок — набирая скорость, поехал вниз…
— Эй! Ты…
Грай не успел придумать, что сказать странной девице, — картонный стаканчик шлепнулся прямо в центр его тарелки и взорвался. Девчонка испуганно ойкнула, попыталась разом удержать все падающие предметы, в результате чего футболка Грая украсилась еще и веселеньким красно-желтым пятном от расплющенного бутерброда.
— Веч-ч-чный Отец! — Грай вскочил, собираясь немедленно убить кого-нибудь.
Девица испуганно съежилась. Ужас, полыхнувший у нее в глазах, окатил Грая, словно ведром холодной воды. Он опустил уже занесенную руку и стал выбираться из-за стола. Остановился, сгреб коробочку плеера, бережно стер черные капли с потертого корпуса и, не взглянув на глупую девчонку, зашагал прочь.
