Кира Иларионова - Код Зверя
— Строго выражаясь, это не совсем зверь. Скорее дух… Хотя тут ученые расходятся. Я придерживаюсь наиболее распространенного мнения, что банши — дочери племен матери — прародительницы Дану из кельтской мифологии. Эти племена пришли с северных островов и правили в Ирландии до появления сыновей Миля. Им приписывались многие способности, барды воспевали их в одах, но чаще наделяли свойствами обычных земельных духов. И называли Сидами. После поражения в битве с сыновьями Миля племена поселились в холмах, поросших высокой травой, в озерах и реках, в волшебных небесах. Банши же вышли из своих убежищ, чтобы найти новый дом. В легендах их изображали по — разному, но чаще всего это были стройные девушки с длинными серебристыми, как лик луны, волосами, в белых просторных одеждах до пят. Или же наоборот — иссушенные временем старухи, но с теми же седыми локонами и балахонами. Они приходили в дом и оплакивали умерших или тех, кто только должен был отойти в мир иной. Потому в Ирландии их считали предвестницами скорой кончины. Плакали банши на никому не известном языке, и в их воплях сливались воедино рыдания брошенного ребенка, крик диких гусей и волчий вой… — Лесник на мгновение замолчал, задумчиво потеребив кончик хвоста. — Вообще не слишком приятные представительницы мировой мифологии. Даже представить странно, откуда им здесь быть…
Во время всего повествования Николай увлеченно пытался выковырнуть из‑под ногтей намертво засевшую грязь. Наконец, миссия была выполнена, холеные тонкие руки приведены в порядок. Лесник поднял на спутников торжествующий взгляд и только сейчас заметил звенящую тишину и вытаращенные в немом изумлении глаза.
— Эээм… Простите, я что‑то не то сказал? — смущенно пробормотал Николай.
Андрей тихонько, но довольно отчетливо хмыкнул. И этот привычный звук будто послужил сигналом всем остальным. Невнятно похихикивая, парни вернулись к чистке оружия.
— Да чушь это все новомодная, — отозвался вдруг Чугун. — Где мы, а где эта твоя Ирландия. Нам и без забугорных штучек легенд хватает.
— Позволь поинтересоваться — и какие же легенды красочней, чем о женщинах Сид, ты знаешь? — Николай обиженно поджал губы. — Кроме подземных складов ДХ и «как мы с мужиками на татар ходили»?
— Слушай, Лесник, не стоит пытаться меня задеть. А уж если считаешь меня тупым солдафоном, то и подавно, — Чугун хмыкнул, сжал руку в кулак и уставился на него, будто видел в первый раз. — Прапорщик — состояние души, а не разума. У меня достаточно сведений самого разнообразного характера. В том числе и о мифологии родного края.
— Весь внимание, — глухо пробурчал Николай.
— Премного благодарен, — от широты чувств прапор даже изобразил шутливый поклон, что с его габаритами да из сидячего положения смотрелось более чем забавно. — Банши, говоришь. Девы — призраки, женщины — плакальщицы… — он задумчиво потер подбородок. — И до тебя слышали про них не раз. Да только вся эта клоака древних богов ничто по сравнению с нашим народом. Родину нужно любить, уважать и защищать. Особенно если в архиве ее истории имеются подобные нашим свершения.
Голос Чугуна стал более глубоким, красочным. Будто из ехидного солдафона он враз превратился в многомудрого сказителя.
— Был в Древней Руси обычай — полякование. Корни его тянутся еще во времена сарматов и скифов. Но так уж русским человеком заведено — душа широкая, вечно тянем к себе всякую новомодную пакость. Да суть не в том. По этому обычаю выезжал воин в чисто поле в одиночку и искал себе «поединщика». А найдя, дрался с ним насмерть, силушкой богатырской меряясь. Казалось бы — абсолютно мужское же занятие. Ан нет. В русских былинах «поляковщики» упоминаются так же часто, как и «поляницы» — женщины — богатыри. И они, ребятушки, скажу я вам, не какие‑то там зачуханные заморские амазонки. Не полуголые одногрудые лучницы с ногами, как у старого кавалериста. Нет! Наши «поляницы» — бабы удалые, фигуристые, да в полных боевых доспехах, с копьями и мечами наперевес. Силой своей страху наводили на всех залетных богатырей. Но и красотой обладали писаной, перед которой спасовали такие знатные мужики, как Илья Муромец да До — брыня Никитич, — Антон улыбнулся. — Так что какие там банши — бесплотные духи. Если уж и есть проблемы в том Вочаже, то однозначно от наших, русских баб. От них постоянно одни проблемы. А без них скучно.
Прапорщик довольно хмыкнул, почесав короткую бороду. Бойцы, закончившие с чисткой огнестрела и слушавшие заместителя командира во все уши, мечтательно заулыбались, вспоминая оставленных в Полярных Зорях подруг. Лишь Андрей раздраженно дернул щекой и принялся копаться в вещмешке.
— А, ребятишки, смотрите. Отец — батюшка возвращается. И что‑то вид у него нерадостный, видать, пригрел ниндзя недоде… — протянул было Чугун, кивнув в сторону двигавшегося к ним Ермолова, и вдруг напрягся, до рези в глазах вглядываясь в стену позади командира.
Андрей проследил за взглядом прапорщика. В темноте дальнего угла, среди железного хлама, едва угадывался тонкий силуэт вытянувшегося вдоль стены вьюнка. Не могло же растение так насторожить хладнокровного Чугуна… Или могло? Тут парень принялся тереть глаза. Всего на мгновение ему показалось, что вьюнок как‑то слишком неестественно дернул веткой.
— А ну, стоять! — проорал прапор, наставив на тот самый угол хищное дуло «печеньки», как он в шутку называл такое грозное оружие, как «Печенег».
Как по команде, все бойцы подорвались с мест, выцеливая стену. Напряжение росло, а куст все неподвижно маячил в тени. Андрею уже начало казаться, что метаморфозы растения — всего лишь обман зрения. Что творилось в голове прапора, неизвестно, но опыт войны в горах Чечни, должно быть, подсказывал ему — не все чисто.
— Кто бы ты ни был, отзовись. Иначе превратишься в решето!
ГЛАВА 4. КОГДА КРОШИТСЯ ВРЕМЯ
— Ох, какие же вы шумные… Так и быть, уговорил.
Под изумленными взглядами бойцов от стены отлепилась тень, подняла руки — ветки к потолку и медленно зашагала к ощетинившемуся стволами отряду. Остановившись на границе света, она, издав невнятное шуршание, завела одну конечность — обрубок назад, положила ее на треугольную макушку. И плавным движением сняла голову… Оказавшуюся обычным плотным капюшоном.
Возраст мужчины определить было довольно сложно. Больше половины его лица скрывал намотанный платок — арафатка. Однако черных с синеватым отливом волос еще не коснулась седина, а карие, с этакой золотистой чертовщинкой, глаза не обняли лапки мимических морщин. Единственной чертой, что выделила бы его среди множества таких же людей, был виднеющийся из‑под платка край бордового ожога на правой щеке. В остальном же незнакомец казался ничем не примечательным жителем нового мира, коих в любом бункере встретишь с десяток. Просторный темный плащ в пол надежно укрывал его фигуру, оставляя на виду лишь мыски привычных «берцев».
Мужчина с усмешкой наблюдал, как, повинуясь рваным жестам — приказам командира, молодые парни зажимают его в кольцо. Подоспела даже та парочка, что охраняла вход в ангар.
ED
— Я пришел с миром, — проговорил он, показывая открытые ладони.
— С миром приходят через парадный вход, — глухо проговорил Ермолов, по праву старшего принимая роль переговорщика. — Кто ты? Назовись.
— Что скажет тебе мое имя, служивый? — незнакомец перевел тяжелый взгляд на офицера.
Одинокий лучик солнца, прорвавшийся сквозь решетку вьюнов на разбитых окнах, преломился в его темных глазах, превратив их в бездонные черные дыры.
— Не в честь русскому офицеру убивать безоружного и безымянного.
— Не в честь? — мужчина хмыкнул, отчего край ожога на его щеке дернулся, преобразив невидимую улыбку в оскал. — Долг, честь, совесть — ничто иное, как тлен. Бессмысленная трата времени… А ведь лишь оно ценно.
• — Чего там бормочет этот черт полоумный? — прошептал Ки
рилл, на мгновение оторвав взгляд от рамки прицела.
Ответ пришел с совершенно неожиданной стороны, заставив парня застыть камнем.
— Черт, говоришь. Так меня еще не называли. Немного задевает. Хотя… — незнакомец задумчиво потер переносицу. — Нет. Безразлично. Так или иначе, я пришел говорить с… Как его…
Он пробежал глазами по окружившим его бойцам и остановил взгляд на маячившей за их спинами темной фигуре охотника.
— Ах, да. С человеком, несущим на себе печать бесов.
Вик едва заметно вздрогнул. Бесовская печать — так набожный Николай Терентьевич называл татуировку на внутренней стороне его правого запястья.
— Что‑то я в последнее время для всех козлом отпущения стал, — угрюмо проговорил охотник, выходя вперед.
По пути он намеренно задел плечом открывшего было рот Лесника и подарил ему убийственно — холодный взгляд. Николай разом проглотил слова, уже готовые слететь с языка.
