Николай Басов - Закон военного счастья (сборник)
— Да не где, а именно что! — таинственно ответил Пестель и, забыв про автомат, выскочил из машины.
Ростик догадался подхватить его оружие и бросился следом.
Тем временем Пестель зашел по колено в какую-то траву, присел, стал растирать стебли, потом подул и то, что осталось на ладони, сунул себе в рот.
— Ты отравишься когда-нибудь, — сказал подошедший Дондик.
— Эксперимент все равно необходим, — беспечно ответил Пестель и пояснил:
— Это пшеница, кстати. Мы стоим на поле, окружающем этот город. Только она немного мутированная, или…
— Или всегда была такой, — подтвердил его догадку Ростик. — Вообще, похоже, этот город был перенесен сюда так же, как Боловск. И в своем обычном виде.
— Что в своем виде, как раз неудивительно, — ответил Пестель. — Гораздо важнее, что довольно давно. Нам просто повезло.
— В чем? — спросил Дондик.
— Мы выясним, какие ошибки не следует совершать, — пояснил Ростик.
Он чувствовал, что с этим капитаном можно договориться, хотя он и из ГБ. Только следовало многое объяснять, чтобы голубопогонник «врубался».
— Гораздо существеннее, если мы сейчас выясним… — Пестель, не договорив, повернулся к машине. — Антон, принеси лопату.
Лопата, как и положено по штату, входила в снаряжение машины. Антон, покряхтывая, с удовольствием поприседал, прежде чем снял лопату с борта и принес ее Пестелю. Тот, не обращая внимания на автомат, который держал Ростик, принялся копать. Спустя пару минут он нагнулся и произнес:
— Есть.
— Клад? — спросил подошедший Чернобров.
— Лучше. Смотрите, — Пестель опустился на колени, провел пальцем по стенке сделанной ямки, — видите, корни этой пшеницы опускаются ниже плодородного слоя. Он тут вообще — не очень, у нас — раза в три толще.
Ростик оглянулся, да, некоторые части поля выветрились, и обнажился краснозем, на который глаза за месяц боев уже устали смотреть.
— Ну и что? — спросил Дондик.
— Это готовый семенной фонд, капитан, вполне приспособившийся к нынешним условиям и режимам. Прямо хоть сейчас собирай и сей. — Потом он смутился, словно сказал какую-то нелепость, хотя никто его на этом не поймал. — Ну, конечно, еще нужно выяснить сезонный ордер, но с этим, я надеюсь, все будет нормально. Эта пшеница многое доказывает.
— Понятно, — капитан одернул китель. — Поехали дальше.
Но они уже приехали. Пшеничные поля кончились, и началась луговина с невысокой, плотной травой. И почти привычного зеленого цвета. Заметив интерес Ростика, Пестель пояснил:
— Кажется, выгон. Город-то — средневековый.
— Не могу понять, — сказал Дондик, напряженно вглядываясь в раскрытые ворота, — он покинут или нет?
Это прозвучало как приглашение к дискуссии, капитан и сам это понял быстрее других. Поэтому не стал углубляться, а просто приказал:
— Антон и Чернобров, остаетесь у машины. Остальные — разобраться в колонну по двое. Следить за крышами, прикрывать противоположную сторону улицы. Огонь одиночными на поражение и без команды.
Потом выволок из машины странный матерчатый мешок и извлек из него новенький, блестящий чистым, незапыленным металлом огнемет. Этот аппарат он натянул на себя, подогнал лямки и скомандовал:
— Вперед!
В город они вошли осторожно, как в чужой дом. На сознание давило, что это все-таки неземной город, принадлежащий незнакомой цивилизации, может быть, даже более разумной или совершенной, чем человеческая, несмотря на стены и почтенный, средневековый антураж. В конце концов, античная Греция создала превосходную философию, а некоторые из средневековых городов Скандинавии обеспечили более высокое качество жизни своим гражданам, чем имелся в двадцатом веке во многих странах, особенно в иных трущобах.
На площади перед воротами, уже по ту сторону стен, никого не оказалось. Три или четыре дома на углу были разрушены. Ростику показалось, что на камнях остались следы копоти, но ее было немного, и он вполне мог ошибиться.
Потом они пошли по самой широкой улице, вероятно, ведущей к центру. Верхние этажи, совсем как в крепостных городах Земли, были шире, чем нижние. И крыши почти перекрывали небо над головой. Кстати, большинство из них были остроконечными, что придавало отдаленное сходство с Германией или Голландией.
Потом они вышли на площадь, ее пространство давало возможность осмотреться. Ростик поднял голову и увидел, что на самом верху крыш сделаны круглые башенки и из некоторых торчали… Больше всего это, кажется, напоминало баллисты. Да и сами эти башенки выглядели поновее, чем крыши. Пестель вдруг произнес:
— Черепица… Где-то я читал, это свидетельствует, что энергии тут достаточно, но с материалами — беда.
Ким неожиданно добавил:
— А вы заметили огневые точки? Словно они ждут атаки сверху.
Дондик посмотрел на Ростика.
— А ты что скажешь?
Ростик рассмотрел дом с обваленным, словно отрезанным, углом, подумал и неуверенно произнес:
— Тут жили или живут существа как бы двух размеров. Высокие и не очень. Двери, окна, перильца на лестницах — все двух размеров… Не понимаю.
— Может, это для детей?
— Или у них кладовки такие? — подхватил Эдик.
— Кладовки, в которые взрослым, как в собачью конуру, нужно на коленях заползать? Это слишком.
— Так, может, это и есть собачьи конуры?
— Конуры с окнами на улицу?
Пестель кивнул:
— Убедительно. Нужно в дом зайти и все вблизи осмотреть.
— Нужно искать библиотеку, — предложил Ростик.
— Почему ты думаешь, что она тут есть? — спросил Дондик. Он, как большинство офицеров, не знал, как обращаться к подчиненным, то ли на «ты», то ли по-уставному.
— Цивилизация все-таки.
Внезапно Пестель громко произнес:
— И все-таки они погибли потому, что отгородились стеной. Это ждет и нас, если мы…
— Прекратить пораженческие настроения, — негромко, пока увещевательно скомандовал Дондик.
— Это не настроения. Это попытка определить оптимальную линию поведения.
— Мы не за тем приехали, — сказал Ростик, — выводы сможем делать потом. Сейчас главное — наблюдать. Давайте двигаться дальше, в центр города.
Они пошли, Эдик, который довольно беспечно держался впереди, увидел их раньше всех. Он произнес, словно всех призывал разделить его удивление:
— Стая шестиногих червяков.
Их и в самом деле можно было назвать шестиногими, вот только для червяков они были крупноваты. Некоторые из тех, что ползли впереди, были размерами со здоровую собаку.
Они ползли все разом, их было много, несколько десятков, передние из них шипели. Это очень напоминало какое-то общее слово, вот только вслушиваться Ростик не стал. Он сдернул автомат, но быстрее всех отреагировал Дондик:
— Все назад, — он сделал жест, которым как бы задвинул ребят себе за спину. Потом отстегнул от пояса стальное жало огнемета.
— Подождите, — попросил Ростик, но было уже поздно. Струя оранжевого пламени ударила в каменные плиты перед рядом толстеньких безволосых шестиножек. Пламя разлилось, передние попытались остановиться, но это у них не получилось, слишком давили задние… И тогда передние, те, кто не успел забраться на тела напирающей сзади толпы, попали в огонь. Три или четыре попытались пробежать сквозь пламя…
Отступив следом за ребятами, капитан сказал, вытирая пот, выступивший от жара горящего керосина:
— Да, плохо получилось. Попытаемся пройти по соседней улице.
Злясь на капитана и на себя, хотя как будто было не за что, Ростик заглянул в проем между домами, где, не найдя себе поддержки, пламя уже почти погасло. То, что он увидел, заставило его воскликнуть:
— Смотрите!
В самом деле, посмотреть было на что. Вся стая шестиножек превратилась в копошащуюся груду тел, и все они рвали обугленные тела тех, кто попал в пламя. Получившие свой кусок шестиножки вырывались из кучи и отползали в сторону, чтобы наесться. Прошагав с пол-улицы, Эдик прокомментировал:
— Дикари.
— Это не совсем правильно, — попытался объяснить его ошибку Пестель. — Дикарями мы зовем обычно низкоорганизованные сообщества, но безусловно обладающие всеми признаками разумности. А тут…
Вдруг он замер, раскрыв рот. На стене дома, мимо которого они проходили, был вырезан барельеф, безошибочно изображающий тех же самым шестиножек, только в чем-то вроде одежды. Некоторые в передних конечностях держали какие-то орудия.
— Вот это да! — сказал Ростик, когда все понял. — Значит, не животные, а просто деградировавшие…
— Значит, я?.. — Капитан не договорил. Лицо его стало бледным даже под слоем слипшейся в сплошную корку пыли.
— Похоже, товарищ капитан, вы сожгли десяток братьев по разуму, — сказал Эдик. — Эх, жаль, фотоаппарат не взял. Пленки осталось две катушки, я и пожалел, — объяснил он, поглядывая на Ростика так, словно нуждался в сочувствии.
