Первая кровь - Андрей Абрамов

Андрей Абрамов

Церковник. Первая кровь

Глава 1 Счастливый билет

На площадь, перед городской ратушей, надвинулась тень. Поднялся пронизывающий до костей ветер, принеся с собой холод. Толпящийся в округе народ зашевелился и принялся застёгивать сюртуки и глубже натягивать фетровые цилиндры. Голуби – вездесущие спутники человека, под дружный гвалт и хлопанье крыльев устремились прочь в сторону портовых складов. Птицы не терпели соперников в небе, потому всегда избегали встреч с воздушными судами. В частности, с трехсот тридцатиярдовым пассажирским дирижаблем класса «небесный тихоход», что сейчас подходил к причальной башне.

Судно подобных размеров сложно не разглядеть на фоне хмурого неба – два спаренных сигарообразных аэростата несли под брюхом гондолы, подвешенные на килевых фермах, а на тканевой оболочке, кожей натянутой поверх стального каркаса, под копотью от чадящих труб проглядывалась угловатая надпись – «Экберт ΙΙΙ».

Завидев силуэт приближающейся махины, беспризорная ребятня, праздно шатающаяся по центральной площади Ганибада, наперегонки бросилась к воздушному порту. Мальчишкам не терпелось рассмотреть чудо-машину поближе. И имелось почему!

В городе не осталось ни одного трактира, где бы в холодные вечера не обсуждались новости с последнего синода. По его результатам, судостроителям и судовладельцам настоятельно предписывалось устанавливать благословлённые урны третьего класса на каждом воздухоплавательном судне. С чем это связано, никто и не догадывался, а потому, при любом удобном случае всякий праздно живущий не упускал возможности напитаться хоть немного интересной сплетней.

Молодой человек в потёртом пальто и невысоком цилиндре, особняком стоящий у каморки сапожника, последовал за удаляющимися мальчишками. Шесть часов он провёл на улице в ожидании тихохода, а потому изрядно озяб и проголодался. Подходить к аэровокзалу раньше времени парень не решился – в памяти ещё свежи россказни о ветреном пустоумии, бушующем в юго-восточных графствах. Поговаривают, что человек, повреждённый сим недугом, лишался рассудка за два-три часа.

Десятки психиатрических клиник полнились пациентами всех возрастов и общественных статусов, а именитые мозгоправы, слетевшиеся со всего королевства, цинично оттачивали мастерство на умалишённых бедолагах.

Впрочем, то были лишь слухи, коими полнились все близлежащие забегаловки. Рассказать о том, что в действительности творилось в застенках лечебниц, по понятным причинам попросту было некому. Стоило несчастному проявить симптомы заболевания, от него тотчас же отказывались родственники и друзья. Оно и понятно – за время свирепствования пустоумия ещё ни один больной не излечился, а тянуть на себе лишний рот в такое время, мало кому хотелось. Даже вспышки дифтерии, отмечавшиеся на архипелагах, не вызывали подобного общественного резонанса – у таких больных имелся хоть какой-то шанс излечиться.

Духовная семинария, что состояла при Люцианской церкви, в этом плане недалеко ушла от злачных мест. Немногочисленные послушники, разбредясь по комнатам после занятий, не брезговали скрасить вечер байкой пострашнее. Учёба в таком заведении даже среди закоренелых священнослужителей считалась довольно скучным занятием, требующим немалой усидчивости. Что уж говорить о ещё не нагулявшихся юнцах, весь день томящихся за штудированием фолиантов. Множество легенд и слухов рассказывалось тогда при свечах, но мало кто воистину знал, что некоторые из них имеют реальное происхождение.

Над площадью пронёсся протяжный гудок. Народ возбуждённо заохал и засобирался – навьючив на плечи тюки, ожидающие поспешили к высоким дверям вокзала. За ними вовсю работали подъёмники, доставляющие пассажиров к посадочной платформе. Ещё не успели стихнуть последние отголоски гудка, как у лифтовых клетей началась жуткая толчея.

Такое творилось не везде. Отгородившись от простого люда красной лентой и общественным положением, напыщенными фазанами вышагивали сэры. Бросая высокомерные взгляды на взмокших носильщиков, толкающих под завязку нагруженные кожаными чемоданами тележки, они шли по ковровой дорожке ведущей к кабинам первого класса.

– Гости и жители Ганибада! Сохраняйте спокойствие! Места распределяются согласно купленным билетам! Не создавайте давку! Проходите в порядке живой очереди, – пожилой служащий аэровокзала пытался совладать со всё наседающей толпой.

Кое-кто из смутьянов уже намеревался сигануть через парапет, когда появившийся из неоткуда человек в чёрном кожаном плаще с полами, доходящими до пят и шляпе-котелке, поднёс ко рту рупор. Так, зачастую, облачались боевые клирики дома Трёхликого бога, но у этого не имелось никаких соответствующих нашивок и отличительных знаков. Говорил он спокойно, с расстановкой, ни разу не перейдя на крик.

– Подданные Его Величества короля Экберта третьего! – человек в плаще выдержал многозначительную паузу и когда гул поутих, продолжил. – Прошу вас соблюдать общественный порядок. Лица, нарушившие установленные правила посадки будут исключены из предполётного списка.

Слова говорившего возымели успокаивающее действие. Бузотёры поутихли. Бесформенная толпа выстроилась в подобие очереди и гуськом засеменила к двум заветным кабинкам с окошками посередине.

– Премного благодарен, сэр, – служащий отвесил короткий поклон незнакомцу и повернувшись к очереди прокричал:

– Готовьте паспорта! Выписки из бюро регистрации не подходят! Только официальные документы! Многоуважаемые…

Спустя сорок минут очередь дошла и до успевшего изрядно заскучать парня в потёртом пальто. Подойдя к окошку билетной кассы, он трясущейся рукой протянул паспорт с лежащими между страницами купюрами.

Через мутное стекло на него смотрел грозного вида старик, восседающий на расшатанном стуле. Как и полагается, билетёр был одет в типовую форму служащего аэровокзала – красный клетчатый жилет поверх белой рубашки, такая же красная кепка, едва скрывающая неровную проплешину и белые атласные перчатки с отрезанными большими и указательными пальцами. Довершал образ, монокль в латунной оправе, крепко сидящий на левом глазу.

– Один билет до Галифаста, пожалуйста.

Билетёр небрежно схватил маленькую книжицу и выудил из неё десять королевских доринтов. Помяв и без того потрёпанные бумажки в руках, он наклонил голову к окошку:

– Артур Эдельманн?

– Так точно, сэр!

– Артур Эдельманн! Билет до Галифаста обойдётся в пятнадцать доринтов, а у тебя всего десять! Доплачивай или проваливай.

– Но ведь в том году он стоил десять! У меня даже старый билет сохранился. Сейчас покажу… – Артур запустил руку во внутренний карман пальто, тщательно изображая на лице крайнюю озабоченность. От нахлынувшего волнения затряслись поджилки, а на спине, под рубашкой выступил холодный пот.

– Можешь засунуть свой билет в одно место! Цены поднялись. Старому Экберту понадобилось больше денег на обучение новых черпиев, видите ли. Пустоумие их побери! Мерзкие полумороки! Улетишь следующим рейсом… если найдёшь ещё пять доринтов. Хех!

– Простите, но это всё, чем я располагаю, – Артур решил не упоминать, что он и есть тот самый черпий, два дня назад окончивший обучение в семинарии, что в семи лигах к северу отсюда. «Полумороков», как с презрением в народе называли