Серебряная клятва - Екатерина Звонцова

Екатерина Звонцова

Серебряная клятва

© Звонцова Е., текст, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Omnia mala dixeris, si hominem ingratum dixeris. Item: Ingratus est veluti mus in pera, aut anguis in gremio[1].

(Петр Петрей де Ерлезунда. История о Великом княжестве Московском)

Пролог

10 лет назад

Боярин без сердца

– Конечно, нет, княжич, им не дали остаться. И, думается мне, не зря.

C неба на нас смотрят звезды, одна другой ярче и любопытнее. Все звезды – девочки, я уверен, не знаю, почему. Колокола уснули; тепло горит огонек в каменной чаше. Прыгает, вьется – указывает путь к городу, к резному солнцу на старых воротах, и отпугивает волков. Внизу монетками пересыпается зычный смех: дозорные от скуки спорят, чей же петух – черный боярский или красный воеводский – заклюет другого на ближайших боях в Манежной палате. А здесь, наверху, тихо, только трещат искры да зевает сквозняк в колокольном нутре. Потому и люблю крышу нашего въездного маяка. И А́нфиля люблю.

Он сонно посматривает на меня из-под седых ресниц. По лицу вижу: устал. И гадает, зачем мне сказки об иноземцах. Но я так много там не понимаю…

– Но почему, Анфиль? Ведь они были в беде!

– Не всякому, кто в беде, надо помогать, знаешь?

Отворачиваюсь к лесу, чтобы только не увидел он моей гримасы с высунутым языком: ну вот, опять! Вечно это его «свои»-«чужие», все они так! Все, кроме Грайно, ему-то знать лучше. А Анфиль-то его дразнит, по имени никогда не зовет, вечно «лукавый герой»… Хотя что взять с Анфиля? Он пусть старый, но мало на своем веку повидал, вечно сидит, как птица, возле этих колоколов, людей чурается, а гнездо себе свил из книжек.

– Ну… не дуйся. Побоялись жители долины, – все-таки продолжает он, видя: обиделся я на поучения. – Ведь чужеземцы были язычниками. Верили, что защищает их Святое Семейство, боги Цветного огня. Эмельди́на-хозяйка – императрица Алого пламени, Иларва́н-воин – император Рыжего пламени, А́нни, Я́но, Йе́ри – принцесса и два принца, с желтым, голубым и зеленым пламенем. Семейство дарило язычникам удачу и защиту. Но, видно, недостаточно сильны были эти божки.

– Слабее нашего? – Хотя тут и спору нет. Все я о нашем Боге знаю, люблю Его, Он – не оставит и никогда не подведет. Так отец говорит.

– Никого нет сильнее, княжич. – И Анфиль обоих нас осеняет солнечным знаком: длинным узловатым ногтем рисует в воздухе круг, прочерчивает его прямым крестом, потом косым. – Солнце согреет всех, даже неверных.

Вот бы стать солнцем… Знать бы, возможно ли? Но это спрашивать не буду, точно Анфиль засмеет или начнет опять ворчать. Лучше о другом узнаю:

– А все-таки, как так? Зачем им понадобился приют у нас?

И снова он вздыхает, но рассказ продолжает:

– Пришло несчастье: их остров Ин-Сафран, как и всю Ледяную гряду, поглотил однажды океан. Гневная вода забрала и жителей, и их богатства и знания. Не стало у язычников дома, совсем мало их уцелело. Но от божков они не отреклись, упрямцы.

Какая судьба ужасная… но я улыбаюсь: да, наш Бог сильнее, но что бывает с другими, которых забывают? Они, наверное, умирают, бедные. Хорошо, что их не предали, я бы от нашего тоже не отрекся. Анфиль укоризненно цокает языком: его послушай, так все должны верить только в Милосердного Воителя, прочее – ересь. А по мне так у них, у богов, там что-нибудь вроде общей семьи, или приказа, или боярской думы по людским делам.

– Выжившие принесли сюда веру, – ворчит Анфиль, – на своих звероносых драккарах. Привезли удивительные картины, где боги как люди; привезли стеклянные лампады пяти цветов; привезли то, что звали мощами, – почему-то не гниющие останки древних монахов. Да только можно ли стучаться за приютом с чужой верой? С верой в пламя? Можно, не испросив разрешения, жечь благодарственные костры на чужом берегу?

Хоть было это сотни лет назад и никаких «останков» Анфиль точно не видел, он морщится: слыханное ли дело? Тут я его понимаю немного: солнечная вера не позволяет хранить кости в святых местах, такое пристало разве что псам. Солнечные обычаи запрещают рисовать Бога, можно лишь высекать в камне. Солнечные церкви – место для золота и дерева, студеной воды и мрамора, не бывать там ярким цветам. Да и зачем они? А вот другое занятно.

– Но чем так плох огонь? – Нет, не понять мне. Мы же тоже спасаемся им в холодные дни. Он добрый. Не укусит просто так. Разве солнце не то же пламя? Опускаю глаза, провожу ладонью над чашей, похожей на невзрачный цветок. Странно как: языки огня-то ластятся, тянутся за пальцами, искрят и слегка меняют цвет. На алый… желтый… зеленый, голубой, снова рыжий! Хорошее у них сегодня настроение. И я улыбаюсь им в ответ.

– Не балуйся, а ну! – Анфиль кричит не сердито, но шлепает меня по руке и тут же потирает глаза. – Обожжешься же. Кому влетит от Хи́нсдро, тебе одному, что ли, ветрогон?

Ух… строгий он. И слова его дурацкие: то «ветрогон», то «сорви-голова», будто хуже меня детей нет. Но тут он прав: не будет отец рад ожогу, отругает и правых, и виноватых. А Грайно не отменит по такому пустяку поединок. Его и так-то не победить, он скачет ловчее лисы, а как я удержу палаш в покрытой волдырями руке? Но огоньки эти… красивые они были. Необыкновенные. Будто пестрой пляской хотели со мной поздороваться, пошептаться. Я уже пару раз такое замечал.

– Опасен огонь, – бормочет Анфиль, глядя сквозь дым. – Коварен. И чужеземцы коварны. Среди тех, кто просил приюта, большинство были как пламя войны. Рыжие люди, расцветившие наш берег рыжими кострами. И хотя пришли они с миром…

– Их всех-всех прогнали туда?

Хотя знаю сам, не раз смотрел с отцом карту. Он жутко важный боярин, потому и карта у него большая, в треть стены, и там поместился весь мир! Наш Дом Солнца – Остра́ра. Дом Луны – Осфола́т. Гне́здорн – горная цепь, где живут ужасные крылатые людоеды. Дальние королевства – Цветочные, там у всех правителей красивые гербы и загадочные судьбы. Видно на карте и край, о котором я все хочу, хочу вызнать побольше. Све́ргенхайм. Пустошь Ледяных Вулканов, отделенная от Острары стеной. Говорят, там очень холодно и