Пол Андерсон - Мятежные миры

Пол Андерсон

Мятежные миры

ПРОЛОГ

Создай единство.

Я/мы: ноги Хранителя Северных Врат и других, которые могут быть, а также Плотогона и Исполненного Печали, которых уже никогда не будет, и Многомудрого, Открывателя Пещер и Великого Песнопевца, которые тоже оставили нас навсегда; крылья Знающего Руды, и Молнии, Которая Попала в Дом, и тех, что будут потом, и Многомудрого, которому уже не быть; а вот руки — те совсем еще юные, им только предстоит разделить воспоминания и вступить в единство.

(О свет, о ветер, о река! Они несутся слишком быстро, они рвут меня/нас на части.)

Могущество. Это не первые юные руки, которые приходят сюда, чтобы вспомнить о странствии, проделанном столько лет назад, задолго до того, как он/она были рождены на свет. Да наверняка и далеко не последние. Думай же упорно. Не торопись.

(Смутно, смутно… Пара ног, лица не различишь… а может быть, у них клювы?)

Вспоминай же. Вольготно расположись там, где тихо шепчутся листья в тени ярко окрашенных сухопутных кораллов; впитывай в себя свет, и ветер, и звон речных струй. Пусть свободно потекут в тебя воспоминания о делах, свершенных задолго до того, как мои/наши руки появились на свет.

(Теперь яснее: они такие странные, что непонятно, как можно охватить их взглядом, не говоря уж о том, чтобы удержать в моей/нашей памяти?.. Ответ: глаза привыкают видеть их, нос — обонять, ухо слышать язык ног, члены крыльев и рук — дотрагиваться до их кожи и осязать ее, а щупальца — пробовать на вкус то, что они выделяют.)

Пока все идет хорошо. И гораздо быстрее, чем обычно. Возможно, я/мы сможем образовать единство, которому захочется часто возникать.

(Вспышка радости, волна страха, воспоминания: отчужденность, опасность, боль, смерть, возрождение для новых мук.)

Лежи спокойно. Это было так давно.

Время тоже едино. Настоящее — неуловимо, только прошлое и будущее достаточно длительны, чтобы стать реальностью. И то, что когда-то произошло, нам известно. Пусть почувствуют мои/наши юные руки, что я/мы — лишь частица Нас — Камней, Рожденных Молнией, Рудокопов, Лесорубов и Строителей, Землепашцев, Горожан, а потом и Торговцев, и что каждая создаваемая нами личность обязана знать о тех, кто может явиться к нам из заоблачных сфер, дабы не позволить их опасным чудесам довести нас до гибели.

А потому да соединятся руки с ногами и крыльями. Пусть народившаяся личность опять вспомнит и переживет поход Открывателя Пещер и Исполненного Печали в те дни, когда чужеземцы, имеющие всего одно тело, но несмотря на это обладающие речью, отправились через горы навстречу битве. И с каждым новым воспоминанием, с каждой новой встречей с ними я/мы станем обретать более ясное понимание и хоть чуть-чуть продвинемся по пути, приближающему нас к постижению их сущности.

Правда, нельзя исключить возможность того, что, двигаясь по этому пути, мы идем в ложном направлении. Та личность, что вела их, как-то ночью обмолвилась, что она/он/оно сомневается, понимают ли они сами себя и способны ли прийти к такому пониманию в будущем.

Глава 1

Спутник-тюрьма вращался по широкой вытянутой орбите вокруг Ллинатавра, расположенного вдали от оживленных космических трасс. В иллюминаторе камеры Хью Мак-Кормака эта планета была видна в различных фазах. Иногда это было лишь темное пятно, слегка тронутое по краям розово-золотистой краской рассвета, с яркой звездочкой — столицей Катавраяннисом, — сияющей в ночи. Иногда же планета походила на изогнутый турецкий ятаган, рядом с которым ослепительно сверкало солнце этой системы. Когда же она была видна целиком, то напоминала круглый щит, расписанный лазурью океанов, над которыми стремительно проносились серебристые гряды облаков, пересекая континенты, окрашенные в коричневато-желтые и зеленые тона.

На таком расстоянии Терра выглядела бы точно так же (только на ней с приближением все четче проступали бы следы разрушения, как то бывает с красотками, которые в юности слишком увлекались мужчинами), но Терра находилась в двухстах световых годах отсюда. К тому же оба эти мира нисколько не походили на ржаво-красный и желто-бурый Эней, по которому так истомились глаза Мак-Кормака.

Спутник не вращался вокруг своей оси. Нужная сила тяжести внутри него обеспечивалась специальными генераторами, создающими гравитационное поле. Однако благодаря движению по орбите небеса величественно проплывали мимо иллюминатора камеры адмирала. Когда Ллинатавр и его солнце исчезали, глаза наблюдателя привыкали к новому освещению: в небе появлялись другие звезды. Они покрывали все видимое пространство — немигающие, сверкающие, как разноцветные драгоценные камни, острые, как осколки льда. Ярче всего горела альфа Южного Креста — двойной бело-голубой гигант, находившийся отсюда всего лишь в десяти парсеках. Немногим дальше была и бета Креста — звезда того же типа, но одиночная. А в другой части небесной сферы опытный глаз мог обнаружить красное свечение Альдебарана и Арктура. Они напоминали узнику о далеких кострах, согревающих людские становища. Отсюда взор сам собой скользил к Денебу и Полярной — несказанно далеким от Империи и ее извечных противников. Они вызывали ощущение вечного космического холода.

Легкая усмешка искривила губы Мак-Кормака. «Если бы Кэтрин настроилась на волну моего мозга, — подумал он, — она наверняка сказала бы, что в Книге Левит можно отыскать предостережения против подобного нагромождения метафор».

Он не мог себе позволить долго думать о Кэтрин. «Мне повезло, что камера расположена на внешней поверхности спутника. Да тут и достаточно комфортабельно. Что навряд ли соответствует намерениям Снелунда».

Помощник начальника тюрьмы проявил столько огорчения случившимся и сочувствия, сколько мог себе позволить.

— Мы… Мы получили приказ задержать вас, адмирал Мак-Кормак, — выдавил он из себя. — Приказ самого губернатора. До суда или… отправки на Терру, до дальнейших распоряжений, — он глянул на текст факса, лежащий у него на столе, будто надеясь, что формулировки изменились за то время, которое прошло с тех пор, как он впервые прочел его. — Хм… одиночное заключение, никаких внешних контактов, в соответствии с положением о повышенных мерах безопасности… Честно говоря, не понимаю, почему вам не разрешены ни книги, ни бумага, ни хотя бы кинопроектор, чтобы скоротать время… Я обращусь к его превосходительству и попрошу изменить этот пункт…

«Я-то знаю, почему, — подумал Мак-Кормак, — отчасти по злобе, а главное — это начальная стадия процесса, который должен сломить меня. — Адмирал расправил плечи. — Что ж, пусть попробует».

Сержант дворцовой гвардии, доставивший арестованного из космопорта Катавраянниса, грубо вмешался в разговор, прикрикнув:

— Не сметь обращаться к предателю с титулом, который он опозорил!

Помощник начальника тюрьмы резко выпрямился, бросил на гвардейца яростный взгляд и рявкнул:

— Сержант, прежде чем уйти в отставку и занять это место, я двадцать лет прослужил во Флоте. Я имею звание главного старшины. Согласно табели о рангах, введенной его императорским величеством, любой офицер Имперского Флота выше чинов полувоенизированных местных служб. Адмирал Мак-Кормак может быть отстранен от командования, но до тех пор, пока его не лишили звания по постановлению Военного суда или декрету его величества, ты обязан относиться к нему почтительно, если не хочешь крупных неприятностей.

Багровый от гнева, тяжело дыша, он, казалось, хотел добавить еще кое-что, но передумал. После нескольких минут гробовой тишины, пока пара здоровенных солдат-гвардейцев переминалась с ноги на ногу, он сухо добавил:

— Распишись в приказе о доставке арестованного и убирайся.

— Но мы должны… — начал было сержант.

— Если у тебя есть письменный приказ о чем-то, кроме передачи этого джентльмена в мои руки, предъяви его. — Последовало долгое молчание. — Распишись и выметайся. Я не собираюсь повторять что-либо дважды.

Мак-Кормак запомнил имя и лицо помощника начальника тюрьмы так же тщательно, как и имена и лица всех, кто принимал участие в его аресте. Когда-нибудь… если, конечно, такой день наступит…

А куда делся его начальник? Мак-Кормак не знал. За пределами Энея он никогда не занимался ни гражданским правосудием, ни тюремным персоналом. А о своих преступниках Флот заботится сам. Даже его отправка в эту тюрьму была гнусным оскорблением, которое объяснялось стремлением изолировать адмирала от товарищей-офицеров, которые могли бы помочь ему. Мак-Кормак предполагал, что Снелунд заменил прежнего начальника тюрьмы либо своим фаворитом, либо проходимцем, который дал ему взятку, подобно тому как распорядился многими постами с тех пор, как стал губернатором этого сектора. А новый начальник, разумеется, смотрит на свою должность как на чистую синекуру.