Кирилл Еськов - Америkа (reload game)
– Тих-хо! Я всё сделаю сама. Твое дело – стоять рядышком, изображая собой зомби, оживленного магией мертвеца.
– Понятия не имею, как эти твои зомби выглядят!
– Он, надо полагать, – тоже…
Визитер (на ротмистра тем временем, как с ним иной раз случалось, снизошло: «Связной!») как раз выходил на «финишную прямую» к храму, чуть переведя уже дух и расслабившись, когда из лунной тени прямо перед ним внезапно вылепилась обнаженная девушка потрясающей красоты и промурлыкала:
– Иди ко мне, красавчик! Дай-ка я тебя поцелую – напоследок, а то мой зомби проголодался!
Каковой зомби и был ему явлен сей же миг; вышло вполне убедительно – Великий Режиссер сказал бы: «Верю!»
Момент был, вообще-то, стрёмный: клиент мог, к примеру, вовсе обезуметь от ужаса и переполошить своими воплями насельников капища, но тот лишь оцепенело прохрипел: «Прочь, демоны!», троекратно осеняясь крестным знамением – что смотрелось вовсе уж наивно…
– На нас это не действует, красавчик. Плохое место выбрал ты для прогулок…
– Меня ждут там, внутри, – затравленно выдохнул тот.
– Вот как?.. Мне об этом ничего не известно.
– Да, я уже понял, мэм, – визитер стал оживать прямо на глазах; странно… – Вы – человек унгана, а я – человек майора; нестыковка. У меня срочное письмо.
– Ничего не выйдет, красавчик, – покачала головой «повелительница зомби». – Унган распорядился никого не подпускать к храму, ни под каким видом. Можешь передать свое письмо через меня.
– Мне запрещено, мэм: только майору, в собственные руки.
– Ладно… – в голосе девушки обозначилась искусно дозированная неуверенность; посланец меж тем ожил совершенно: принялся было разглядывать ее во все глаза, а потом сконфуженно отвел взор. – Постучишься своим условным стуком, вызовешь майора, отдашь ему письмо – и сразу назад. Не заходя внутрь. Прямо у тебя за плечом, в паре шагов, встанет зомби; попробуешь переступить порог – только ты и жив бывал, понял?
– Понял, чего ж тут не понять, мэм!..
«Да, везет мне на напарников – это она здорово придумала, просто отлично!..» Дверь распахнулась настежь, сразу после хитрого условного стука («...Ждал, ясное дело!..»), и в тот самый миг, как Майор («...Белый?! здесь?..») протянул руку за письмом, он обрушил на затылок Связника рукоять антикварного двуствольного пистолета (ничего посовременнее в хозяйстве Марии не отыскалось) и от души врезал башмаком по майорову колену («...А кстати: “майор” – это кликуха или реальный чин?..»); вторым тычком опрокинув обезножившего от боли противника внутрь помещения, предупредил: «Лежи смирно: чуть чего – стреляю!» и, не поворачивая головы, негромко скомандовал:
– Маша, затаскивай второго внутрь, живо! Если шевелится – добавь ему по башке еще разок, не стесняйся. И – оденься уже, а то, неровен час, простудишься...
Сзади откликнулись смешком, хоть и несколько нервным. Скорчившийся на полу, баюкая колено, пленник – плотный загорелый мужик лет пятидесяти, с седеющим армейским ежиком – успел тем временем разглядеть своего победителя, и по лицу его разлилась мертвенная бледность:
– O, shit!.. Расторопшин? Пришел меня убить – передать привет из «Кондора»?
Ну, здравствуйте! – рявкнуло в ротмистровой голове; нет, всякие конечно, случаются совпадения, но это уж... Хорошо хоть лицо мое не совсем уж на свету – может, тот не сразу сообразит, что я изумлен не менее его самого... Теперь – только вперед, ощупью.
– Насчет «убить» – там видно будет: возможны варианты. Но для начала я хочу, чтоб вы представились по всей форме, майор.
– Зачем вам это? – болезненно скривился тот. – Можно подумать, вы сами не знаете – раз уж нашли меня здесь...
– Сейчас вопросы задаю я. Итак?
– Майор Флетчер, Джеймс Флетчер – Контрразведывательная служба Федерации. Вы удовлетворены?
– Вот так-то лучше, – кивнул он, всеми силами изображая на лице ту самую удовлетворенность; ёлкин пень, только этих мне тут не хватало!.. – А что у нас в том срочном письмеце, можно полюбопытствовать?
– Выслушайте меня, господин Расторопшин! – в тоне пленника проскользнули странные, едва ли не умоляющие, нотки. – Выслушайте, а дальше уже можете стрелять, вскрывать письмо – как вам будет угодно. Хочу лишь предостеречь: если вы сорвете операцию, которую я сейчас провожу, ваше петербургское начальство сотрет вас в порошок!
– Давайте-ка к делу, Флетчер. Со своим петербургским начальством я разберусь без вашей помощи.
– Послушайте, ротмистр: мы с вами в одинаковых чинах и делаем одинаковую работу – каждый для своей страны, – одинаково рискуя головой. Вы можете меня ненавидеть за случившееся в «Кондоре», но Бог свидетель: уж в том-то точно не было «ничего личного»! И неужто вы вообразили, что наша Служба осмелилась бы поднять руку на офицера разведки Российской империи – всегдашнего, исторического союзника Америки! – не имея на то молчаливого кивка с самого вашего верха? Это дела Вашингтона с Петербургом, не мой уровень и не ваш...
«Эх, глотнуть бы сейчас... из той Командоровой фляжки. А ведь можно было догадаться... Да гори они тут все синим огнем!»
– Ладно, майор... В храме сейчас находится мальчик, похищенный здешними колдунами. Предлагаю обмен: ваша жизнь и этот нераспечатанный конверт – за мальчика.
– Да вы просто спятили! Поймите, я не имею тут и тени власти, чтобы вмешиваться в их магические ритуалы!..
– О! Мы уже обсуждаем технические детали такого обмена, верно я понимаю?.. Как полагаешь, Маша – можем мы доверять в этом деле моему американскому коллеге?
– Ни на грош!
– Вот и я полагаю, что ни на грош. А он ни на грош не верит нам. По-моему, такая ясность в отношениях – отличный фундамент для временного тактического союза, нет?
55– Ну, стрелять ты ведь все равно не станешь... – унган Дюнуа (просто-таки брат-близнец того «седого джентльмена в тропическом костюме» с веранды напротив «Кранцерна» – разве что чуток помладше) выглядел не столько напуганным, сколько раздосадованным; повинуясь безмолвным движениям дула Расторопшинского пистолета, он попятился к стене залы и, опустившись там на колени, продолжил: – Один громкий звук – и сюда ворвется Храмовая стража, а потом ты умрешь очень плохой смертью.
– Ну, если бы ты хотел их позвать – они уже были бы тут, – с ответной безмятежностью улыбнулся ротмистр. – Майор поведал мне, что у тебя сложные отношения с тонтон-макутами Стражи – они ведь тебя не столько охраняют, сколько стерегут; да и кто из них поверит, что «команданте» Леруа грохнули сегодня не по твоей наводке, а?
– Болтун – находка для шпиона, – процедил Дюнуа, покосившись на скорчившееся у входа тело Флетчера. – Кстати, признаю: это был хороший ход – обезвредить живцом Обратную Спираль... ТЫ, небось, подсказала, гадина?
– Было несложно предвидеть, что он попробует переметнуться на твою сторону, – пожала плечами Мария, не снизойдя обернуться; она сейчас безотрывно вглядывалась в зрачок Саши, спавшего непробудным сном в глубоком кресле из черного дерева, и по лицу ее было видно: дело – дрянь, совсем.
– Кстати, растолкуй своему любовнику-крекеру, что убивать меня – совершенно бессмысленно. Уже.
– Он хочет сказать, – ладонь Марии легла на лоб мальчика с какой-то печальной стародевической нежностью, – что тот магический ритуал завершен: мы опоздали. И это – правда…
Черт побери, он мог поклясться, что в голове его отозвалось странным, шелестящим эхом: «…Но не вся правда! Услышь меня, солдатик, ну пожалуйста, услышь!..» Да. Услышал.
– Да, ритуал завершен: мальчик больше не ваш – он мой! Сейчас это тупая безмозглая гусеница, но пройдет совсем немного времени – шкурка лопнет, и на волю выпорхнет бабочка, прекраснее которой еще не видывал этот Мир!
Да ведь он, похоже, сам верит в этот свой бред, ошеломленно сообразил Расторопшин. Накачал парнишку какой-то химией до состояния комы, сволочь, и… А веществами он пользоваться умеет, уж это точно – вон как майора-то шибануло!
– Ну так что, Маша, раз проку от него все равно никакого не предвидится – ну, в смысле расколдовать парня, – может пора уже вышибить ему мозги?
– Не-ет, ротмистр, черта-с-два! Ты меня пальцем не тронешь, и будешь сдувать с меня пылинки! Потому что только я могу вывести вас отсюда наружу живыми.
– Проведешь нас сквозь Стражу? Какой ты добрый!
– А вы мне уже не опасны и совершенно неинтересны: ступайте себе на все четыре стороны! Как, кстати, неинтересны мне и все эти полоумные революционеры… – и Дюнуа мотнул головой в сторону тонтон-макутской кордегардии.
– Ладно, – устало промолвила Мария. – Значит, обмен: твоя жизнь – на наш уход. Но мальчика мы всё же заберем с собой.
