Василий Звягинцев - Бои местного значения

Он сразу понял, что судьба убитых им чекистов Сталина не интересует совершенно. Как истинный политик, вождь мыслил глобальными категориями.

— Так вы в самом деле уверены, что деятельность НКВД в Испании приносит больше вреда, чем пользы?

— Не могу судить в целом, товарищ Сталин, но в пределах собственной информированности. Достаточно такого факта — чтобы ослабить позиции руководителя военных формирований анархистов Дурутти (кстати — стойкого революционера, абсолютно преданного идеям Республики человека, вроде нашего князя Кропоткина), сотрудники Ежова выдали франкистам время и место выгрузки двух транспортов с оружием и боеприпасами, закупленных моими людьми.

Воздушными налетами снаряжение было уничтожено, потеряно пятьдесят тысяч винтовок, тысяча пулеметов, свыше десяти миллионов патронов. Бригады анархистов, конечно, оказались разгромлены в боях, но Республика потеряла Астурию и свой последний порт в Бискайском заливе — Хихон.

Через сухопутную границу Франция наши грузы больше не пропускает, а подходы к Барселоне и Картахене блокирует итальянский флот. Это только один пример.

— Ваши сведения точные?

— Абсолютно точные.

— Почему вы не доложили нам своевременно? Мы бы приняли меры…

— Не успел, товарищ Сталин, — сокрушенно ответил «Шестаков». — Кроме того, я же не разведчик. Информация поступает ко мне по коммерческим каналам. Все это я узнал опосредствованно, через детективов страховых компаний, которым пришлось выплачивать большие призы фрахтерам и формальным владельцам груза. Готов понести наказание.

— Об этом позже. Ты слышишь, Валентин? Черт знает что творится, а мы не знаем! Ежов плетет интриги, а выигрывают Франко, Гитлер и Троцкий.

Как всегда, Сталин уже «забыл», что сам дал команду все силы бросить на борьбу именно с троцкизмом и анархизмом, в результате чего внутри республиканского лагеря развернулась вторая гражданская война, едва ли не затмевающая своим накалом и жестокостью настоящую войну, против Франко[25].

— Кто за все это отвечает? Конкретно?

— Конкретно — Ежов, Фриновский, Андре Марти, Шпигельглас. Рядовые исполнители не в счет.

— Хорошо, займемся. Всеми займемся. Вот только подберем нового наркомвнудела. А вы не хотите себя попробовать на этом посту, товарищ Шестаков? У вас может получиться.

«Откажись, — прозвучал в мозгу голос Антона. — Намекни, что готов на другое назначение, с более широким кругом возможностей».

«Ага, щас!» — подумал Шульгин, но ответил аккуратнее:

— Не по профилю работа, товарищ Сталин. Я в своей области специалист, а здесь дров наломаю побольше Николая Ивановича.

— Ну что за люди, понимаешь! — обратился Сталин к Лихареву. — Все хотят своим делом заниматься, никто не хочет нужным делом заниматься. Один флотом командовать не хочет, другой врагов ловить не хочет. Товарищ Сталин все сам делать должен, так, да?

— Есть на примете подходящий человек, — осторожно сказал Валентин. — И специалист, и надежный, и Ежов его оч-чень сильно не любит.

— Об этом мы поговорим немножко позже. Скажите лучше, товарищ Шестаков, а где вы так хорошо сумели спрятаться, что весь НКВД вас целую неделю искал, а найти так и не смог? Если не секрет, конечно.

— Какие от вас секреты, товарищ Сталин? Английский писатель Честертон говорил: «Где лучше всего спрятать песчинку? На морском берегу. Где спрятать лист? В лесу». А я скрывался у себя дома. На собственной квартире. Когда чекисты закончили обыски, опечатали дверь, я открыл своим ключом дверь черного хода, вошел. Вот и все.

— Так просто? — не то удивленно, не то восхищенно Сталин хлопнул себя ладонями по коленям. — Вы совершенно правы, товарищ Лихарев, и Ежова нужно гнать, и две трети его сотрудников. Назовите свою кандидатуру.

Лихарев назвал Заковского.

Сталин поморщился, будто у него вдруг заболел недавно запломбированный зуб.

«Ну, Саша, сосредоточься, как ты умеешь, — зашептал в ухо Антон. — Подскажи Хозяину, что Заковский будет ему вернее Аракчеева и безопаснее Берии. Нарисуй, если сможешь, картинку марта пятьдесят третьего. Я поддержу».

Шульгин сосредоточился.

Лицо Сталина приобрело задумчивое выражение. Он коснулся мундштуком трубки усов, чиркнул спичкой, поводил огнем над давно уже примятым пальцем табаком. Пыхнул пару раз дымом. Какое-то в нем происходило внутреннее борение. С одной стороны, очевидно, что очень долго он, мудрый политик, ставил не на тех лошадей, очарованный пролетарской демагогией Кагановича и Ворошилова, призвал к жуткой, бесконтрольной власти ничтожного Ежова, жалкую карикатуру на Малюту Скуратова. С другой — ему отчего-то не хочется видеть на этом посту холодного профессионала. Профессионал самодостаточен, он будет спорить, доказывать свое, как Фрунзе, как Тухачевский.

Однако же — с профессионалом все-таки легче. Проще. Вон, Гитлер поставил начальником всех спецслужб Гиммлера и больше не имеет никаких забот. Ладно.

— Мне кажется, товарищ Лихарев, вы сейчас сказали умную вещь. Я помню Заковского еще по девятнадцатому году. Очень хорошо он проявил себя в Одессе. Котовский — хуже. Поэтому Котовского, к несчастью, застрелил любовник его жены. У товарища Заковского есть жена?

— Жена — есть, — усмехнулся Валентин. — Любовника у нее нет. Проверено.

— Это — хорошо. Давайте испытаем товарища Заковского. Он не троцкист?

— Нет, товарищ Сталин. Немножко махновец, но не троцкист.

— Правильно. Хотел бы я посмотреть, как Нестор Иванович побеседовал бы с Львом Давидовичем.

— Сделаем, товарищ Сталин. Нестор Иванович не дожил, к сожалению, но его начальник контрразведки — всегда готов.

Сталин неожиданно взбодрился, посвежел. Разгладились морщины, на губах появилась мечтательная улыбка. «Ах, молодость, молодость».

— Не помнишь, Валентин, какой номер ордена Красного Знамени имел товарищ Махно?

— Номер десять, товарищ Сталин. За решающий удар в тыл наступающей Добровольческой армии.

— Лучше бы мы его назначили вместо товарища Якира. Жаль, тогда от меня зависело не все.

Лихарев удивился, что Сталин назвал расстрелянного Якира, бывшего командующего войсками Украины и Крыма, товарищем. А Шульгин — нет. Новиков не раз ему рассказывал, что вождю нравилось употреблять это обращение по отношению к некоторым бывшим соратникам. Но — только к некоторым. Бухарина, например, он посмертно товарищем не называл никогда.

Сталин положил в хрустальную пепельницу недокуренную трубку.

— Спасибо, товарищи. Не смею вас больше задерживать. Вы, товарищ Шестаков, отдохните. Два дня. После этого мы с вами подробно побеседуем на заседании Политбюро. Подготовьтесь.

— На какую тему, товарищ Сталин? По делам отрасли?

— Вообще подготовьтесь. — Вождь изобразил на лице легчайший намек на улыбку, но те, кто его знал, сразу поняли, что он доволен, очень доволен состоявшимся разговором, и в ближайшее время можно рассчитывать на «высочайшее благорасположение».

— Тогда, если разрешите, я оставлю вам некоторые свои соображения по вопросам текущей промышленной политики. Я на досуге позволил себе рассмотреть некоторые настораживающие ситуации.

Сталин принял папку из рук Шестакова.

Шульгин заметил, как изумленно дернулась бровь Лихарева.

— Я посмотрю, но, предварительно, о чем речь? — по-прежнему благожелательно осведомился Сталин.

— О том, что проявляется крайне неблагоприятная тенденция. Несмотря на все наши усилия, еще четыре года назад совершенно экономически подавленная, демилитаризованная Германия начинает нас обгонять не только в темпах восстановления промышленности, но и в чисто военно-организационных вопросах. А еще хуже — психологически. Я подобрал совершенно достоверные факты.

— Хорошо, товарищ Шестаков, я очень внимательно изучу вашу докладную. Не обидитесь, если передам ее на рецензию специалистам?

«Кому? — подумал Шульгин. — Ворошилову? Ну, попробуй».

Глава 41

Лихарев почти искренне поздравил Шульгина за вполне удачное выступление перед лицом Вождя.

— Только что это за докладная? Отчего мне не показали?

— Не берите в голову. Мне же нужно зарабатывать собственный авторитет? Вот я и набросал несколько тезисов в развитие послеежовской ситуации в стране. На основании испанского опыта, где мы начали проигрывать немцам и технически, и тактически. Вы сами хотели, чтобы я понравился Иосифу Виссарионовичу.

— Конечно. Но лучше бы вы мне сначала показали. Когда вы все успели подготовить и отпечатать?

— Шестаков это давно написал, а я, пока у него в квартире сидел, кое-что подкорректировал с учетом собственного опыта. Как видите — пригодилось. Результат узнаем послезавтра, причем вы, наверное, раньше, чем я.