Терри Биссон - Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

– Не понимаю, Святой Отец.

– Ты и не должен понимать! – фыркнул Коричневый Пони, но, помолчав, смягчился: – Кто-то рассказал вождю Браму, что ты и Гай-Си оказались в тюрьме за убийство кардинала Хадалы. Хадала нарушил договор Священной Кобылы, когда с военными силами вторгся на земли Кочевников. И вождь сам убил бы его, если бы его не опередил Гай-Си. Только не понимаю, почему он решил, что ты помогал ему.

– Я в самом деле помог, Святой Отец. Я поведал Гай-Си, что Хадала оказывает вам открытое неповиновение, и знал, что делаю, когда рассказывал ему это. Элтур все это знал.

– Понимаю. Словом, он жутко разгневался и прислал своего племянника с устным посланием к тюремщику Гай-Си.

– Чей он племянник?

– Стутцл Брам – Синяя Молния. Он как раз опередил компанию Хонгана Осле. Сначала он решил, что тюремщик – это я. И рассказал всем и каждому, что, если ты тут же не окажешься на свободе, он заключит мир с Ханнеганом и будет громить силы Диона, где бы он их ни встретил. В этот момент появился Хонган Осле и взял все на себя, он даже выступил с угрозой Новому Иерусалиму. Так что можешь благодарить Кочевников, а не меня. Я взял тебя с собой только чтобы доставить удовольствие Элтуру Браму.

– Вот, значит, зачем!

– Из-за этого и еще из-за твоей воинской отваги, – сказал Коричневый Пони и пришпорил коня, чтобы положить конец этому разговору.

Глава 27

«Кроме больных, которые очень слабы, пусть все полностью воздерживаются от употребления в пищу плоти животных, которые ходят на четырех ногах».

Кардинал и вождь Хоукен Иррикава, который покинул Валану, направившись в свою страну, несколько месяцев назад, внезапно вернулся и присоединился к каравану курии. Он объяснил, что его дорога к северу от Реки страданий временно перекрыта присутствием тексаркских войск в том районе. Земли за рекой представляют собой открытые пространства, и в соответствующее время года Кузнечики и Дикие Собаки перегоняют сюда стада, хотя стоянки у них тут временные и нету загонов для случки. Если там оказались тексаркские войска, то тем самым они нарушили договор Священной Кобылы. На первых порах папа встревожился. Но, пристрастно опросив кардинала, пришел к выводу, что тот столкнулся с бандой хорошо экипированных и отменно вооруженных разбойников, которые подражали маневрам тексаркской кавалерии. Это было странно, но обеспокоился только вождь Оксшо.

– Слишком много разбойников пришло в движение, – тихо сказал он отцу Омброзу. – Слишком много, чтобы в это поверить.

Караван папы, по мере того как он продвигался к востоку, постепенно разрастался. Каждые несколько часов в растущую армию вливались группы из десяти или двадцати всадников. Минуя страну Диких Собак, легион вырос до шестнадцати сотен конников с вьючными лошадьми и скотом. Порой, когда в июне луна была в зените, ночные всадники с шумом носились по лагерю, издавая истошные боевые вопли и покатываясь со смеху при виде сонных людей, вскакивавших с лежанок. Говорили о грядущей победе, мечтали о будущих грабежах и фермерских женщинах. Такие разговоры пресекали лейтенанты Оксшо.

Чернозуб ехал в задке старого фургона в компании Либрады, своего кугуара. Из невыделанной кожи он сделал ошейник и держал ее на коротком поводке. Его одолевало томление духа. Он был не в силах молиться, разве что видел Бога в своей кошке.

То было лето в год от рождения Господа нашего 3246-й. В преддверии летнего солнцестояния перед рассветом над восточным горизонтом висела розовая полная луна. Когда Чернозуб выползал из-под фургона, он видел, что среди войск, заполнявших все пространство до горизонта, уже горели утренние костры, на которых готовился завтрак. Повсюду, сколько видел глаз, толпились вооруженные люди, лошади, коровы, стояли пушки; в этой чаше все булькало, но еще не кипело.

«Ханнеган знает, что мы приближаемся. Когда он предпримет ответные действия?»

Никто не торопился снова в дорогу, может, потому, что сегодня был особый день. Чернозуб не был в этом уверен, ибо не поддерживал связи с теми, кто командовал походом. Рядом с фургоном на треножнике висел котелок с остатками говядины. Украденным у оборванца штыком он отскреб с костей ошметки сырого мяса. Монах Лейбовица никогда не ел такого мяса без специального разрешения аббата, которое редко давалось, разве что в самые святые дни или если человек был серьезно болен. «Я в самом деле болен», – сказал он Джараду, который дышал у него за плечом. Оборванец снабдил его блинчиками, чаем и обычной порцией утренних оскорблений. Он был Кочевником из Диких Собак по имени Битый Пес, которого шеф-повар папы нанял поваренком, и предполагалось, что Чернозуб будет помогать ему, но в силу расстройства желудка и непреходящей печали толку от него не было. Единственными его обязанностями были сбор сухого навоза для костра на стоянках и чистка кухонного инвентаря во время движения.

Как выяснилось, день в самом деле был особым. Канун дня летнего солнцестояния Кочевники отмечали своим праздником костров; и как-то Церковь объявила 20 июня днем памяти святого папы Силвериуса, сына папы Хормисдаса. Силвериус как-то оскорбил императрицу Теодору, и она отправила его в ссылку – наказание привело его к болезни и смерти в 538 г. н. э., за что он и был назван мучеником. Папа Амен Спеклберд воспользовался торжествами в его честь (что и раньше случалось уже два раза), чтобы отдать дань уважения нашей Богоматери Пустыни, покровительницы его ордена. Но на этот раз Коричневый Пони решил отметить не праздник Спеклберда, а провести мессу суверенного понтифика Si diligis me[40]; целью ее было посвящение в епископы, которое и состоялось в этот жаркий и сухой день на виду у его воинства.

Для этой цели Амен II созвал всех восьмерых кардиналов, которые сопровождали караван. Он назвал их встречу консисторией и сделал соответствующее заявление. Он и Волк эр Пойлиф, епископ Северного графства, совместно с епископом Уорли Свайнеменом из Денвера рукополагают в архиепископы древнего, но умирающего епископа Кентерберри отца Йопо и-Лейдена Омброза и делают его апостольским викарием всех Кочевников – включая, конечно, и Кочевников-Зайцев, чьи нынешние священнослужители спасаются бегством от наступающих крестоносцев Западной церкви. Епископ Омброз с явной неохотой принес обряд повиновения Коричневому Пони. Это избрание явно не обрадовало старого священника. Папа произвел его и в кардиналы, о чем объявил перед консисторией. Омброз сказал, что старики духа Медведя подвергнут насмешкам его пышный титул, а в Тексарке его будут звать кардиналом Каннибалом. Омброз стал девятым кардиналом, сопровождающим главные силы крестового похода, и Коричневый Пони доверительно признался ему и Вушину, что скоро собирается назначить и десятого; имени его он не назвал.

Чернозуб редко видел папу, да и то на расстоянии, но ему казалось, что тот более, чем раньше, выглядел каким-то бесплотным и духовным. Может, близость мешала воспринимать некие черточки человека. Тем не менее изменения не всегда носили положительный характер. Коричневый Пони все чаще смотрел в небо, говорили те, кто видел его. Казалось, он постоянно что-то искал в облаках или за горизонтом, почти не обращая внимания на то, что делается вокруг.

Чернозубу было интересно, кто подсказал Коричневому Пони выражение, которое он приказал изобразить в качестве своего нового девиза на дверце кареты. На древнеанглийском вместо привычной латыни он гласил: «Черта с два ты получишь». Чернозуб-то понимал его смысл, но любопытно, улавливал ли его папа? Когда карета Коричневого Пони однажды встретилась с экипажем вождя Брама, кардинал Йопо Омброз был единственным членом Коллегии, понимавшим древнеанглийский, что и заставило его засмеяться, когда два изречения оказались рядом.

Шло празднование назначения Омброза в состав Священной Коллегии, когда с севера прибыл Онму Кун с отцом Наступи-на-Змею во главе отряда из тридцати вооруженных Зайцев. Они прибыли как раз в разгар праздника и привезли с собой болезнь, хотя в первые несколько дней после их появления никто не заболел. Чернозуб, который и так себя плохо чувствовал, был одним из первых, кто свалился после того, как Онму Кун отправился дальше на юг встречать караван; до него уже и раньше доходили разговоры, что в провинции свирепствует эпидемия. Сначала все грешили на воду, но через неделю заболели три воина и несколько маленьких Кузнечиков, а потом и Чернозуб Сент-Джордж, который и без того чувствовал себя хуже некуда. Как объяснял Онму Кун, на первых порах крестоносцы на юге связывали заболевания с отравленными источниками, которые оставляли после себя отступающие тексаркские войска, но коровы, которые тоже пили из них, отнюдь не пострадали. И похоже, что от людей, которые пили эту воду, болезнь переходила к тем, кто ею не пользовался. Насколько было известно, врага эта чума не коснулась. Болезнь, симптомы которой напоминали те, что поразили Валану до избрания папы Амена I, еще не стала эпидемией. Чтобы избежать ее, в некоторых боевых соединениях был введен карантин.