Механизм времени - Андрей Валентинов
— Ты не виновата, Бриджит. Вина на мне. Теперь меня тянет к зеркалу, как забулдыгу — к бутылке. Смогу ли я удовлетвориться со временем, пресытиться — и успокоиться? Или все будет лишь ухудшаться?
Фигура баронессы затуманилась, окуталась роем снежинок. Из глубины зеркала донесся хрустальный звон: «Новенький-новенький!»
Это бедный шевалье
В нашу компанию, к Маржолен,
Это бедный шевалье —
Гей, гей, от самой реки…
— Удовлетвориться со временем? — Бриджит охрипла. Щеки баронессы покрыла колючая щетина, нос вывернулся кабаньими ноздрями. — Вам уже мало женщин, сэр? Вы решили затащить в постель Время, эту поминутную сучку? Goddamit! Занятная идейка! Я тоже не прочь попробовать…
На кровати, осклабившись, сидел герр Бейтс.
— Вы? — горячая кровь прилила к щекам Огюста. — Прятались под личиной, но не вытерпели?!
Издевается желтозубый оскал. Чернеет дыра пистолетного дула. Из ствола, змеясь, бьет синяя молния. Вспышка прочищает мозги, выжигая душный туман.
— Это ты убил Эвариста Галуа! Ты, сволочь! С Дюшатле у вас не вышло, и с д’Эрбенвилем — тоже. Галуа суждено было жить! Жить и сделать великое открытие. Но вас это не устраивало. И тогда ты явился к пруду в моем обличье — и застрелил несчастного!
Бейтс молчал. Крошечные глазки оценивающе сверлили обвинителя. Мол, не всадить ли пулю и в этого? Смерть хорошая, дети…
— Чей приказ ты выполнял? Эминента? Эрстеда?
— Вы задаете слишком много вопросов, сэр.
— Или ты ведешь свою игру? Отвечай!
— Не стану я вам отвечать, — «могильщик» натянул цилиндр на рыжие брови, встал с кровати. — Спросите у Эминента, если отважитесь.
— Нет уж, ты мне ответишь, выродок!
Забывшись, Огюст кинулся вперед: достать, вцепиться в глотку, вырвать признание…
— Д‑дверь!
Бейтс попятился, исчезая в буране. Зеркало превратилось в грань кристалла, в распахнутую дверь, которую помянул убийца — и Шевалье рухнул в эту дверь, в снежную метель Зазеркалья. Его подхватило, завертело в ледяном воздухе. Отовсюду несся скрежет шестеренок, которому вторил перезвон хрусталя:
Время жизни он принес
В нашу компанию, к Маржолен.
Много времени принес —
Гей, гей, от самой реки…
Цепляясь лучами, снежинки выстраивались в двойную спираль без начала и конца. Он вращался, повинуясь движению спирали, увлекаемый потоком — мирового эфира? флогистона? собственного безумия? В прорехах механизма замелькали движущиеся картины — проносясь мимо, он успевал выхватить взглядом фрагменты чужой жизни.
Так выглядывают из окошка мчащейся кареты.
Две армии схлестнулись на поле брани. Передние ряды окутаны дымом, палят пушки; не умолкая, плюется огнем странная конструкция с шестью вращающимися стволами. Солдаты валятся, как подкошенные, падает знаменосец… Всплывает в небо воздушный шар, похожий на сигару из металла, раздувшуюся от гордыни. Под ним едва угадывается гондола для пассажиров. Вращаются мощные винты, приводя гиганта в движение; внизу ликует нарядно одетая толпа. В толще вод скользит капля серебра; в круглые окошки-иллюминаторы видны лица людей, сидящих внутри. Седой человек в кургузом сюртуке выводит формулу за формулой — крошащимся мелом на аспидной доске…
В уравнениях, как в зеркале, отражались записи Эвариста Галуа. Конечно, выкладки седого неизмеримо сложнее — и тем не менее сходство было налицо. Так внук походит лицом и статью на давно умершего деда.
…мои идеи еще недостаточно хорошо развиты в этой необъятной области…
…я не имею времени…
…вы решили затащить в постель само Время?
«Кровь Христова! Как же я раньше не догадался!»
Время — вот что имел в виду Галуа. Ему не хватало еще одного параметра, еще одной переменной — Времени! Он знал это, чувствовал и обязательно довел бы дело до конца, открыв людям математику нового измерения. Поэтому убийцы решили избавиться от бунтаря, пока у него еще не было Времени.
Они успели вовремя.
Во Время.
И все равно просчитались. Потому что у него, Огюста Шевалье, теперь есть Время! Эварист Галуа сделал другу посмертный подарок. Вот он — Механизм Времени! — двойная спираль из снежинок-шестеренок. Меняя направление вращения, гигантский «штопор» ввинчивается в Прошлое и Будущее. Это не галлюцинации, не горячка мозга…
Огюста охватила эйфория.
«Дальше! Неси меня дальше, через века! — закричал он во все горло. — Я хочу видеть все!» Его вопль услышали. Вращение спирали ускорилось; ветер дул в спину, наполняя парус бурана. Кажется, он продолжал кричать, как сумасшедший, когда в виски ударил Голос.
— Внимание! Зафиксировано спонтанное включение биологического ретранслятора в двухстороннем режиме. Установлен темпоральный экзобиологический контакт. Объект инициировал начало обмена квази-речевой волновой информацией. Сигнал пиковой мощности по шкале Любищева-Арнье. Определяю координаты объекта…
— Не понимаю! — в панике заорал Шевалье.
— Статико-динамическая мультиплексная пространственно-временная голографическая решетка, в которой свернуто пространство-время вашего организма, была приведена в неравновесное состояние, — охотно отозвался добрый Голос. — Самопроизвольно запустилась одна из дремлющих подпрограмм вашего хромосомного биокомпьютера, активировав безынерционный генетический информационный канал с положительным темпоральным вектором. Волновая матрица вашего генома вошла в солитонный оптико-акустоэлектрический резонанс с матрицей объекта на другом конце канала, в результате чего сейчас происходит темпоральный пробой…
— Кровь Христо…
Спираль со звоном рассыпалась.
Это бедный шевалье,
Гей, гей, от самой реки…
Вначале он увидел рощу. Деревья показались ему необычными. Когда он решил присмотреться — роща надвинулась скачком, словно Огюст поднес к глазу подзорную трубу. Над зарослями пирамидальных криптомерий вознеслись неприлично волосатые стволы пальм, лениво покачивая резными листьями. Он попал в тропики? Или за прошедшие века изменился климат, и так сейчас выглядит Франция?
Париж?!
Выходит, Эминент врал, демонстрируя во сне Париж Грядущего…
Нахлынули звуки: шелест прибоя, гомон чаек. Море начиналось совсем рядом, в десятке шагов. Горки бурых водорослей источали резкий запах йода. В песке копошились мелкие крабы. Водная гладь безмятежно переливалась солнечными бликами. Вдали, разметанные ветром, таяли клочья перистых облаков. И ни одной железной птицы в небе, ни одного корабля в море — до самого горизонта!
Полно, Будущее ли это?! Или его выбросило на необитаемый остров, как Робинзона Крузо, героя романа Дефо? Разве в Будущем еще остались такие острова?
Что‑то сверкнуло слева, на краю поля зрения. Мир послушно крутнулся, проворачиваясь на сто восемьдесят градусов вокруг вертикальной оси. Сто восемьдесят градусов — это три раза по шестьдесят. Операция симметрии.
Однако симметрией за спиной Шевалье и не пахло.
Рукотворный лабиринт простирался на пару лье в глубь острова. Стены из знакомого, тускло-серебристого материала возвышались на половину человеческого роста. Они сверкали слюдяными изломами и электрическими искрами. От мигания бликов у Огюста должны были заслезиться глаза, но ничего такого не произошло.
Все виделось ярко