Вадим Давыдов - Предначертание
— Нет. Так долго?! Нет. В России? вы – русский?!
— Это кольцо принадлежит моей семье. Я должен его вернуть.
— Понимаю.
— Вряд ли, — усмехнулся Гурьев. — Но это неважно.
— Вся эта история с похищением…
— Нет, Эйприл. Просто совпадение. Я мог бы ему помешать, но это, скорее всего, привело бы к последствиям, ещё менее предсказуемым.
— То есть, вы всё-таки знали?!
— Знал. Видите, я с вами вполне откровенен. Знал. Но я знал и ещё кое-что. Если бы я помешал Карлуччо до похищения, он не оставил бы этой идеи. Мне нужно уехать, и в моё отсутствие это могло закончиться настоящей трагедией. Я также знал, что в любом случае вытащу вас с детьми совершенно невредимыми. Как видите, всё произошло именно так, как я и рассчитывал. Вы живы, здоровы и свободны, а Карлуччо больше нет. И все теперь знают, что так вести себя, как он, опасно для жизни.
— Вы…
— Я его устранил. Незаконным способом, но это вторично.
— Устранили? То есть… вы… убили его?!
— Конечно, — Гурьев пожал плечами.
— Вот как… У меня возникло ощущение, что всё как-то… особенно, когда увидела, что с нами обращаются так…
— Как?
— Как будто боятся кого-то. А когда увидела вас… снова, то поняла. Поняла, кого они боялись.
— Ну, и отлично, что боялись. Правильно боялись, кстати, — Гурьев улыбнулся и выдержал некоторую паузу, чтобы до миссис Рассел полностью дошёл смысл сказанного. И произнёс уже обыденно: – Давайте вернёмся к нашей теме, Эйприл. Потому что, вопреки очевидному, я всё-таки хороший парень.
— Мне очень помог ваш совет, — Эйприл вдруг улыбнулась. — Тот, насчёт скольжения между обстоятельств. И насчет равновесия. Вы ведь не случайно дали мне его, да ещё таким способом?
— Нет, конечно.
— Покажите мне рисунок ещё раз, пожалуйста.
Снова посмотрев на изображение кольца, миссис Рассел проговорила:
— Оливер купил у большевиков много ценностей. Я знаю, наверное, многие русские, и вы, возможно, в том числе, считаете его мерзавцем. Это несправедливо по отношению к нему. Он просто не хочет, чтобы эти сокровища разлетелись по свету так, что их невозможно будет потом отыскать! Мы ведь не вечны, Джейк. Когда-нибудь…
— Это всего лишь отговорка, Эйприл, — Гурьев чуть наклонился к ней, сложив кончики больших и указательных пальцев рук, но не сводя вместе ладоней. — Ваш муж, может быть, и не мерзавец. Но точно глупец. Разве можно покупать то, что не принадлежит продавцу? Это называется не покупка, а скупка. Скупка краденого. И, кроме того, — разве он не понимает, куда направляются те средства, которые получают большевики с его помощью?
— Куда же?
— Чтобы учредить новый мировой порядок, Эйприл, при котором вашего мужа пристрелят из револьвера в затылок, всё, что у вас есть, заберут, а вас с детьми – в одном варианте – отправят в северные районы СССР, туда, где, забросанные кое-как осколками промёрзшей на глубину нескольких метров земли, человеческие останки не разлагаются, а высыхают, превращаясь в мумии. А в другом варианте – шлёпнут, как они любят говорить, несколькими часами позже в том же самом подвале. Как вам это нравится?
— Вы… сумасшедший, — Эйприл побледнела до синевы. Сейчас, после всего только что пережитого, слова Гурьева подействовали на неё, как глоток серной кислоты.
— Нет, Эйприл. Сумасшедшие – они. Сумасшедшие бандиты, во много раз страшнее, беспринципнее и беспощаднее всяких Карлуччо. А я – я всего лишь кое-что знаю. И я ведь, в отличие от вашего супруга, имел счастье наблюдать их в естественной среде обитания. Я просто не хочу, чтобы что-то подобное произошло. Ни с вами, ни с вашим мужем, ни с кем-нибудь ещё. Между этих обстоятельств вам точно не удастся проскользнуть. Никому не удастся. И это непременно случится, если вы не одумаетесь.
— Это… Это ведь просто бизнес… — жалобно прошептала миссис Рассел.
— Нет, — покачал головой Гурьев. — К сожалению, это не так. Вот совершенно. Танк Кристи.[73] Тракторные заводы. Химическая промышленность. В иных условиях от этого не было бы вреда. Но не в случае с коминтерновской бандой. Они рвутся заполучить оружие. То самое оружие, с помощью которого будут убивать вас и ваших детей, Эйприл. Вы этого не знаете, но знаю я. Сейчас в секретных лабораториях в Крыму учёные под руководством чекистов пытаются скрестить обезьяну с человеком, чтобы вывести породу безмозглых и покорных солдат для коминтерновских армий. А сами чекисты широко ставят оккультные опыты, надеясь получить в союзники самого дьявола. И пускай я не верю, что у них это выйдет, но не думать об этом я не имею права.
— Господи Иисусе, Джейк, что вы говорите?! — отшатнулась Эйприл. — Этого просто не может быть! Ради всего святого!
— И рад бы соврать, да не могу, Эйприл. Слишком надёжны мои источники. Ещё вождь «комми» – Ленин – говорил о таких, как ваш муж: буржуи сами продадут нам верёвку, на которой мы их повесим. Поверьте, он знал, что говорил.
— Откуда… Откуда вам это известно?
— Есть те, кто хочет знать и те, кто не хочет.
— Что же будет… из всего этого… если…
— Будет война, Эйприл. Ужасная война, в которой погибнет во много раз больше людей, чем в мировую войну. А потом, когда победят эти – погибнут ещё сотни. Сотни миллионов, я имею ввиду. А самое страшное – даже не это. Самое страшное – то, что если весь мир объединится, — хотя это маловероятно, но в принципе возможно, — моей страны, России, не станет. И будет новая война, и не одна. И погибнут в ней – сотни миллионов. Нужна третья сила, которая остановит всё это. Это я, Эйприл. Не один, разумеется. с вами вместе. С сотнями и тысячами таких, как вы. Подумайте, Эйприл.
Молодая женщина, прищурившись, словно близорукий без очков, разглядывала Гурьева. Если бы кто-нибудь другой сказал ей такое, она… Наверное, это прозвучало бы смешно, глупо, напыщенно. Но этот… Он… Сейчас, когда все её чувства и, в первую очередь, материнский инстинкт, инстинкт самосохранения, были обострены до предела, — сейчас она поверила. Поверила безоговорочно. Поверила, потому что здесь и сейчас никто не стал бы говорить ей такие вещи без веских на то оснований. Или крайней необходимости. Или – того и другого вместе.
— Вы оставите выкуп себе? — спросила она после некоторого молчания.
— О каком выкупе вы говорите? — улыбнулся Гурьев.
— Я написала записку с требованиями гангстеров. Речь шла о пяти миллионах. Вы не можете не знать.
— Я знаю.
— Оливер… не заплатил?!
— Мистер Рассел заплатил. Всё до последнего гроша. Он не торговался и не сомневался ни одной секунды, Эйприл. Ваш муж любит вас, и для него нет ничего дороже вашей жизни и жизни ваших детей. Я могу засвидетельствовать это под присягой, а мистер Хоук подтвердит мои слова. Вы ведь именно это хотели услышать, не правда ли?
— Мне… очень приятно это слышать, — Эйприл опустила на мгновение взгляд. — Не могу сказать, что я сомневалась… Но… Где же, в таком случае, деньги?
— Они исчезли, Эйприл. Испарились. Их нет. Эти деньги ваш муж получил с помощью большевиков. Значит, вы не имеете на них никакого права. Никто не имеет на них права. И поэтому их больше нет.
— Я бы предпочла, чтобы они достались вам.
— Почему?
— Мне кажется, вы сумели бы ими распорядиться, как следует. Просто… вы не похожи на человека, который тратит деньги на удовольствия и купается в роскоши.
— Я ни на кого не похож, — усмехнулся Гурьев. — Но вы угадали. Я не стремлюсь к богатству, в отличие от мистера Рассела. Очень немногие знают, как правильно распорядиться богатством. В русском языке есть другое слово для обозначения цели, ради которой нормальный человек стремится заработать деньги. Достаток. Не богатство. Достаток возможно создать, оставаясь честным человеком, но богатство – никогда. Богатство – громадное искушение, Эйприл. Оно позволяет менять мир. Нарушать Равновесие. Кто обладает должными необходимыми знаниями, чтобы делать это правильно, помогая людям? Очень, очень немногие. Единицы.
— А вы?
— Я? Сложно сказать однозначно, — Гурьев вздохнул. — Во всяком случае, Карлуччо наворотил бы с вашими деньгами такую кучу дерьма, что пол-Америки могло бы задохнуться от её аромата. Хорошо, что они ему не достались.
— Карлуччо – преступник. Бог с ним. Но… Ведь прогресс немыслим без богатства? Без капитала?
— В чём прогресс, Эйприл? Больше вещей? Разве в этом прогресс? Это его результат, но никак не смысл. А богатство – оно ведь не берётся из воздуха, не так ли? Я не стану повторять пропагандистских штампов о том, что богатые, становясь богаче, делают бедных беднее. Не совсем так, а иногда – совсем не так. Но за богатство всё же приходится расплачиваться, Эйприл. Самым ценным, что есть у человека – душевным равновесием, временем и любовью к близким. И вам, Эйприл, очень, очень хорошо это известно.
