ХВ Дело № 3 (СИ) - Борис Борисович Батыршин
Громовой удар расколол гору, небо над головой, всё мироздание. Контур портала превратился в разлом от верхней кромки скалы и до середины осыпи. Разлом поглотил карабкающиеся по осыпи фигурки Барченко и Нины и стал шириться, скалясь зазубренными лиловыми краями, внутри которых клубилась багрово-чёрная с лиловыми искрами тьма… Гипербореи?
От второго удара Яша полетел с ног — и успел только заметить, как схлопнулся страшный разлом, как на его месте возникла грандиозная трещина в камне, полетели фонтаном камни. Башня осела, совершенно расплавившись, рядом с ней жарко пылал барак-лаборатория, и внутри что-то то и дело взрывалось. Марк с Татьяной пытались за ноги оттащить Гоппиуса прочь от горящего здания — халат на спине учёного уже дымился. Им помогал рыжий пёс: он вцепился в рукав и с рычанием пятился, прибавляя свои силы к усилиям этих двоих. Люди вокруг с криками разбегались, уворачиваясь от падающих сверху камней. Яша вскочил, и даже успел сделать три или четыре шага, когда увесистый булыжник угодил ему немного выше правого уха — и мир провалился в угольную черноту.
ЭПИЛОГ — I
Видимо, то, как мы воспринимаем состояние своего организма, является больше функцией тела, нежели относятся к сфере эмоций или разума — но всё же не целиком. В первые минуты после возвращения в прежнюю оболочку, я испытывал двойственные — даже, пожалуй, тройственные — ощущения. С одной стороны, я отлично помнил, как пузырятся, подобно игристому вину, к каждой клетке тела свойственные молодости бодрость и энергия — несмотря ни на какую усталость, всё время моего пребывания в прошлом. С другой стороны — я без труда мог извлечь из памяти свои прежние ощущения, до того, как я впервые оказался в этом кресле — и мог сравнить его с нынешним своим состоянием. И, надо сказать, сравнение было далеко не в пользу того, прежнего — сейчас я ощущал себя самое большее, сорокалетним. Неужели предыдущий обитатель этого тела прав, и «обмены разумов» в самом деле, благотворно сказываются на состоянии здоровья и общем тонусе моего порядком износившегося за шесть без малого десятков лет?
По лестнице я не то, чтобы взлетел, но забрался довольно легко — без всяких там артритных скрипов в коленях, головокружений и отдышек. Дача была в точности такая, какой я запомнил её, спускаясь в тот раз в подвал. А вот в кабинете обнаружилось кое-что новое — большая общая тетрадь на столе и три книги с моей фамилией на обложках. Да, «дядя Яша» явно не терял тут времени.
Тетрадь оказалась дневником, и я уже предвкушал, как буду листать её, как окунусь в эти месяцы, которые он провёл в моём теле и в моём времени. Но сначала я включил стоящий тут же компьютер, открыл «Википедию» и набрал в поисковой строке «Глеб Бокий».
Собственно, всё и так было ясно, что мне, что моему альтер эго — это была последняя, формальная проверка. Монитор мигнул картинка сменилась — карандашное изображение знакомого худощавого, с высоченным лбом и тонкими губами, лица — того самого, в который я только что — почти сто лет назад, если быть точным — всадил пулю. Прямо в этот гладкий лоб, на пару сантиметров ниже аккуратной чёлки, только в прошлый раз, когда я его видел, она была растрёпанной, и волосы прилипли к вспотевшему лбу…
Ну вот, пожалуйста: «Гле́б Ива́нович Бо́кий, родился в 1879-м году в Тифлисе… революционер, деятель советских органов государственной безопасности, один из первых сотрудников ВЧК… возглавлял Спецотдел ВЧК — ОГПУ — НКВД, криптоаналитическое подразделение… был склонен к мистике и оккультизму, которая усилилась после знакомства с писателем и мистиком Александром Барченко, из-за чего Глебу Бокию и Спецотделу ВЧК приписывалось проведение исследований в области паранормальных явлений…» А вот и главное: «… арестован шестнадцатого мая 1937-го года по ложному обвинению в контрреволюционной деятельности, а пятнадцатого ноября того же года приговорён Особой тройкой НКВД в «особом порядке» к высшей мере наказания и расстрелян в тот же день. Посмертно реабилитирован двадцать седьмого июня 1956-го года…»
Я откинулся на спинку любимого своего рабочего кресла, испытывая невероятное облегчение. Итак, всё верно: то, что было сделано мной самим или с моей подачи «там» не имело никакого продолжения «здесь» — это, как любят писать фантасты, разные версии истории, разные «мировые линии». А значит, я вернулся в тот самый мир, который покинул — в этом мире, в этой реальности каменная стена, нависшая над водой Сейдозера невредима, и «Гиперборейский Порог» по-прежнему скрыт в её толще, запечатанный древним искусством своих создателей. И я единственный, кому об этом известно — как и о том, как можно попробовать (только лишь попробовать!) подступиться к этой древней пугающей тайне.
А они остались там — те, к кому я успел привязаться. Марк… Татьяна… Елена. И даже «Дядя Яша», авантюрист, искатель приключений — с ним я встречался всего несколько раз, зато многократно делил выматывающие видения-флэшбэки, строил безумные планы, а под конец даже провёл несколько бесконечных, наполненных кровью и ужасом минут в его бренной плоти. Что ж, друзья, надеюсь, вы будете вспоминать меня добром…
Я выключил компьютер, отодвинул от себя дневник и потянулся за бутылкой коньяка. Никто ведь меня не заставляет меня кидаться туда и ковырять каменистую осыпь возле «чёрного старика Куйвы» на предмет поисков «Порога», верно? Можно просто жить, как жил раньше; можно продолжить карьеру криптоисторика и автора сенсационных исторических гипотез, которую начал за меня «дядя Яша»… да много чего теперь можно! Одни только описания моих приключений жизни за эти одиннадцать месяцев при подходящей подаче потянут на пару-тройку томов попаданческого романа. Ну а если мне однажды наскучит тыкать пальцем в клавиши и пожинать заслуженные или не очень лавры — что ж, увлекательное занятие на ближайший десяток лет мне, пожалуй, обеспечено…
ЭПИЛОГ — 2
— Товарищи Агранов и Блюмкин, если не ошибаюсь? Проходите, вас ожидают.
Ни о какой ошибке речи быть не могло, конечно. Они с Аграновым прилетели в Москву вчера днём, и прямо на аэродроме встретились с предупредительным порученцем, который и передал им приглашение. Явиться надлежало поздним вечером, почти ночью — хозяин этого кабинета, как
