ХВ Дело № 3 (СИ) - Борис Борисович Батыршин
Гул, издаваемый установленной в комнате аппаратурой, будто бы стал громче, тон его изменился, став выше. Яше показалось сначала, что это ему почудилось, но обернувшись, он убедился — да, с приборами действительно что-то творилось, и, скорее всего, что-то скверное. Подозрительный гул усиливался, переходя в визг; в электрических потрохах постановки что-то лилово мигало, будто там проскакивали крошечные трескучие молнии — и каждая из них сопровождалась волной острого запаха, какой бывает обыкновенно после сильной грозы.
— Вы тоже, мистер Кроули! — Коштоянц качнула стволом «Браунинга» (и когда он успел оказаться у неё в руке?) указывая на дверь. Человек, к которому она обращалась — немолодой, обрюзгший, с большими залысинами над высоким лбом и пронзительными, но полными страха глазами, торопливо прошмыгнул в дверь. Яша заметил, что руки у него связаны куском электрического провода.
В лаборатории ещё оставались люди — двое, в лабораторных грязных халатах, причём один сидел, согнувшись, на стуле, и лица его Яша не разглядел. Да он особо и не пытался — повернулся и на подгибающихся ногах вышел вслед за Еленой Коштоянц из лаборатории. Спину ему буравил визг установки Гоппиуса с которой — Яша чуял это печёнкой и прочими своими внутренними органами — что-то было очень не так.
При виде Порога у Яши захватило дух. Ничего столь же грандиозного и пугающего он не видел даже в двадцать первом веке — да и что такого особенно страшного он мог увидеть в мирной, благополучной Москве, за исключением, разве что, спецэффектов на широком экране? Здесь же всё было настоящее, и он стоял перед этим, раскинув руки и, кажется, даже приоткрыв рот. Как и все собравшиеся перед бараком-лабораторией, Яша не мог оторвать глаз от этой кошмарной дыры в преисподнюю, пульсирующей на отвесной скале в такт пронзительному визгу, долетающему из-за распахнутой двери. И потому не обратил внимания на старшину в фуражке с малиновым ГПУ-шным околышем, спешащего к ним навстречу. В руках он сжимал казачий карабин, а на широкой физиономии рисовалась крайняя степень неуверенности.
Елена, не дав старшине заговорить, сунула ему под нос алые корочки со знакомой четырёхбуквенной аббревиатурой.
— Товарищ Бокий погиб, старшина. Убит агентом мирового капитала и английским шпионом. Вот им. — она ткнула стволом «Браунинга» в Кроули. — Возьмите его под стражу и прикажите свои людям оцепить лабораторию.Никого туда не пускать до моего прямого распоряжения, уяснили? Я, как старший по званию сотрудник ОГПУ, принимаю командование.
На физиономии старшины немедленно проступило облегчение — всё в порядке, начальство в наличии, есть, кому командовать! А его, старшины, дело — выполнять указания уполномоченного товарища, вот, этой самой московской дамочки с грозным удостоверением, которое она только что предъявила по всей форме.
— Товарищ Коштоянц, что это за балаган?
Барченко решительно протиснулся через толпу, расталкивая людей локтями — на этот раз они не уступали ему дорогу, захваченные грандиозным зрелищем, разворачивающихся перед ними на отвесной каменной стене.
— Что вы тут затеяли, Елена Андреевна? — повторил учёный. — Старшина, я приказываю немедленно её арестовать…
— Старшина, на месте! — В голосе женщины прорезалась бритвенно-острая золингеновская сталь. — Исполняйте полученное приказание!
Она сделала шаг к Барченко и заговорила вполголоса:
— Всё кончено, Александр Васильевич. Ваш с Бокием заговор целиком раскрыт, и сейчас, в это самое время в Москве арестовывают Трилиссера, Корка и прочих ваших соучастников. Ступайте к себе в палатку, разбираться будем потом, когда приедут… компетентные товарищи. А пока прошу вас ни во что не вмешиваться. Поверьте, вы ничего не добьётесь и только повредите себе ещё больше.
Последние слова ей пришлось произнести гораздо громче, почти выкрикнуть — вибрирующий вой в лаборатории стал почти оглушительным. В дверях появился Гоппиус. В распахнутом халате, с бешеными глазами на белом лице, он стоял, вцепившись скрюченными пальцами в косяк двери.
— Бегите! — прохрипел он. — Поток энергии вышел из-под контроля, спасайтесь!..
Визг почти перешёл в ультразвук, отчего у Яши заболели зубы. Гоппиус оторвался от косяка и попытался бежать, но не устоял и покатился под ноги Марка с Татьяной. Но те даже не обернулись — как и все остальные, они смотрели на Гиперборейский Порог.
Контур громадного пятна налился ярко-фиолетовым огнём, цветные спирали в чёрной сердцевине замелькали ещё быстрее — и превратились в нечто вроде неровного обелиска, опутанного, словно цепями, призрачными молниями. От этого обелиска к башне-антенне протянулся лиловый, скрученный из тех же молний, жгут. Решётчатые конструкции вспыхнули, засветились лилово-фиолетовым, и башня на глазах стала оплывать, оседать, как восковая свеча на угольях костра. Одновременно из-за Порога донёсся гул — вибрирующий, прерывистый, словно сотня великанов слаженно били в громадные медные цимбалы.
…А мы, покинув сосновые ящики, гибель мирам несём,
И нашему мёртвому барабанщику по барабану всё! — припомнился Яше припев безумной песенки, спетой когда-то альтер эго. Всё правильно: живые не могут извлекать такие звуки, каким бы инструментом они для этого не воспользовались. Это — не человеческое, не наше…
— Прочь отсюда, все! — отчаянно закричал Гоппиус. Он сделал попытку подняться, но не сумел, и теперь отползал в сторону на четвереньках. За его спиной, из распахнутой двери лаборатории летели фиолетовые молнии, и Яша с ужасом увидел, как от башни по проводу, соединяющему её с крышей барака, слетают пульсирующие лиловые шары энергетических разрядов.
— Бегите же, идиоты! Сейчас здесь всё…
Ультразвуковой визг стал нестерпимым, окружающее — скалы, озеро, деревья — казалось, пульсировали в такт ревущим за Порогом цимбалами, и в такт с ними сжимался и расширялся сияющий контур на скале.
— Не-е-ет!
Барченко повернулся и кинулся вверх по осыпи, снося, словно кегли, тех, кто имел неосторожность оказаться у него на пути.
— Не-е-ет! Не дам! Не позволю!..
Яша не мог оторвать взгляда от этой сцены, но боковым действием заметил, как Кроули дёрнулся, чтобы бежать вслед за учёным. Не вышло — старшина, получивший наконец-то ясные указания, чётко, как на тренировке, сбил англичанина ударом приклада и встал над ним, уперев дуло карабина в затылок.
Барченко уже преодолел половину расстояния до Порога. Он то и дело спотыкался, падал, , съезжая вниз на несколько шагов по осыпающейся мелкой гальке, но вставал и продолжал карабкаться наверх с упорством муравья, волокущего свою соломинку.
…Какую ещё соломинку? Яша пригляделся, хотя от адского визга и рёва цимбал темнело в глазах. ха
