Вадим Давыдов - Всем смертям назло
На экране сотрудники отдела раскладывали перед камерой – тёмно-малиновое полотнище с золотым шитьём, кубок. И меч.
— Что это за чаша?
— Это чаша из черепа русского князя Святослава Игоревича.
— Того… самого?
— Да. Его вместе с малой дружиной подкараулили в днепровских порогах половцы. Хан Куря. Убили, и хан сделал из его черепа чашу. И пил из неё вино в надежде получить толику храбрости и величия князя Святослава. Потом тут будут кадры с картой походов Святослава и его земель. Включая Царьградский поход.
— Да. Хорошо.
— И я думаю, неплохо, — согласился Гурьев. — Совсем неплохо. Это знамя его, с гербом первых Рюриковичей.
— Красное знамя, — с удивлением проговорил Сталин. — Красное знамя. Это хорошо, Яков Кириллович. Это ты просто замечательно придумал. Молодец.
— Я ничего не придумываю. Когда ж до тебя дойдёт, наконец?!
— Ладно. Ладно. Что за герб? Орёл?
— Сокол. Кстати, мальтийский сокол – это тоже оттуда.
— Этого не знаю.
— Не суть важно, Иосиф Виссарионович. Ещё одна легенда, из так называемых «вложенных», отвлекающих. Меч – ну, это не очевидно, конечно, но тоже вполне ничего себе. На клинке есть надписи – действительно, меч Святославу принадлежал. Сейчас перебивка пойдёт… Вот. Это мы у Герасимова[50] – уже в Эрмитаже. Он руководил непосредственно раскопками, необычайно толковый, квалифицированный специалист, с потрясающей интуицией. Без него – вряд ли бы получилось так быстро и чистенько. Коротко – Герасимов провёл ряд исследований, доказывающих возможность восстановления облика человека по черепу. И освоил метод, описал его. Правда, наука его пока признавать отказывается, но это не беда, потому что органы НКВД, в частности, угрозыск, уже обращались к нему за экспертизой, раскрыт ряд преступлений, ранее считавшихся нераскрываемыми. Начальника московского угрозыска тоже засняли, снимки, документы – всё, как полагается. Контрольные работы засняли, задокументировали. А потом передали ему чашу. Вот, смотри, Иосиф Виссарионович.
С целлулоида, явно волнуясь более положенного, Герасимов докладывал технологию воссоздания мягких тканей лица по имеющимся черепно-лицевым костям, показывал образцы других своих работ. Сталин поёрзал в кресле:
— Чего он так нервничает?
— Волнуется. Он уверен, что череп, скорее всего, действительно Святослава. Вот он и распереживался.
— Хорошо. Русский человек, значит. Переживает. Хорошо. Я думал – напугали его. Нет. Молодцы. Молодцы. Я понял. Останови.
Гурьев нажал кнопку на пульте. Сталин повернулся к нему, долго всматривался в глаза, мелко кивал, гладил усы. Потом прищурился:
— Мальчик, да?
— Да, Иосиф Виссарионович. Просто – одно лицо. Я, признаться, когда увидел – очумел. Фотографии будешь смотреть?
— Показывай.
Гурьев вложил Сталину в руку снимки. Тот быстро перетасовал их, подержал на расстоянии от глаз:
— Хорошо. Молодец. Действительно – одно лицо. Какая кровь сильная. Царская, действительно, кровь, — Сталин поднял взгляд: – Не понимаю. Как так?!
— Царство должно быть явлено, Иосиф Виссарионович. Явлено. Понимаешь, какое дело? Я ведь шёл ко всему этому много, много лет. Всё думал: что же отыщется, такое? Не бумаги, все бумаги, родословные – чепуха это всё, мусор, пыль истории. Документы составляют люди. Должно было быть что-нибудь такое – по-настоящему неопровержимое, то, что можно потрогать руками. И всем показать. Я даже когда увидел всё это – и то не понял. Вот что такое – настоящий клад. Представляешь, если бы это вскрыли сто лет назад? Без нас, без Герасимова? Какая-то тряпка, какой-то меч, какая-то золотая чашка. Пустяки, не представляющие никакой особенной художественной ценности. С мечом – вообще весело: оказывается, никто не догадывался до сих пор, что на мечах есть тексты, послания. После этого моего замечания Герасимов поделился с коллегами, они полезли чистить мечи, смотреть – и такого понаходили, что тянет на научную сенсацию мирового масштаба. Оказывается, эти самые мечи, которые считали экспортом и Европы, делали на Руси, да столько, что и сегодня, при нашей технике, организовать ох как непросто. Вот – когда так, когда совпало всё до точки, до капли – теперь-то понятно: вот она, мозаика, вот! И кольцо, и мальтийские тайны, и Святослав, и красное знамя, — накануне великой битвы за судьбу народа, за судьбу державы. И – как итог этой битвы. Даже знамя у нас правильное, Иосиф Виссарионович. Сложилась мозаика – сама собой. Значит – время пришло. И теперь – надо всем это показать.
— Понимаю. Кино. Понимаю. Хорошая идея. Замечательная идея.
— Нам тоже понравилась, — улыбнулся Гурьев. — Есть уже отснятый материал с детьми, осталось доснять вождя народов товарища Сталина, которому докладывают о находке. Крупный план, задумчивый и суровый, постепенно теплеющий, сталинский взгляд… — Гурьев вздохнул и мечтательно закатил глаза. — Всё. Остальное – просто голая технология. Монтаж, копирование, распространение. Документальный фильм «Дело князя Святослава». И всё.
Гурьев умолк и посмотрел на Сталина. Он знал – Сталину не нужно рассказывать ничего сверх необходимого. Сталин всегда всё схватывал на лету. С полуслова. Он знал, что сейчас в сталинской голове уже складываются чеканные, хотя и несколько, на его, Гурьева, взыскательный взгляд, тяжеловесные формулировки указов, постановлений, циркуляров, секретарям к исполнению. А они – бросятся исполнять. Даже пикнуть не посмеют – ни звука – против. Мы их для того такими и сделали. Чтобы знали: не выполнишь приказ – смерть. Если быстрая – это счастье. Вот так. Всё, всё, подумал он. Всё. Пружина распрямилась. Всё теперь произойдёт – практически само собой. Всё.
— Да, — сказал Сталин и кивнул. — Да. Всё. Людей надо наградить. Герасимова тоже наградить. Не признаёт наука, значит? Ничего, ничего. Сталин признал – и наука признает. Саботажники. Будет академик. Сталинскую премию получит. Всех наградить нужно, Яков Кириллович. Всех, кто участвовал, технический персонал – всех. Список есть?
— С собой.
— Давай сюда, посмотрю.
Гурьев достал список – с фамилиями, краткими пометками, и передал Сталину. Тот почти выхватил бумаги, быстро пробежал глазами:
— Тебя нет – понимаю. Герасимов есть – хорошо, молодцы. Городецкого почему нет?
— Он список составлял.
— Понятно. Его сейчас сразу в Политбюро назначим. Кто-то должен мальчику помочь, Сталин не вечный. Не вечный. Этих держать надо, ты прав.
Дальше Сталин читал медленнее:
— Колчак?! Это кто такой – Колчак?
— Это такая. Анна Васильевна Тимирёва-Колчак.
— Жена? Колчака? Обучение… Так. Почему только реабилитация?
— Потому что от нас она никаких наград не примет, Иосиф Виссарионович, — вздохнул Гурьев. — Да и не нужны ей никакие награды. Адмирала же мы ей из-подо льда не вытащим.
— Квартиру в Москве, пожизненную пенсию. Персональную. Потом пометишь, — хмуро сказал Сталин. — Как находишь людей, где? Прямо зависть берёт. Ах, молодец… Крупнер – кто такой?
— Девочку прятал от бандитов.
— Каких бандитов?! — изумился Сталин.
— Ну, там случилась пара неприятных эпизодов с местными преступными элементами. Начальник управления оказался, мягко говоря, не на высоте положения. Это технический вопрос, Иосиф Виссарионович, всё улажено.
— Враги. Саботажники, — проворчал Сталин и снова опустил глаза в список. — Зильбер? Раввин? Что ещё за раввин?
— Раввин как раввин, — пожал плечами Гурьев. — В ермолке, с бородой. На Калинина похож. Его роль в двух словах не опишешь, но помог он мне – очень и очень здорово.
— Посмотри, что. Посмотри. И тут без евреев не обошлось. Как так?
— Такой народ, Иосиф Виссарионович. Ничего без них не обходится. Если в дерьмо – то по уши. Если в мёд – то по брови. Совершенно как русские, просто в точности.
— И чего ты для них хочешь?
— Для кого?
— Для евреев.
— Для всех, хочешь спросить?
— Да. Говори. Сделаю. Они нам сделали – мы им. По глазам вижу – знаешь, что хочешь.
— Давай им со страной поможем, Иосиф Виссарионович. В Святой Земле, на холмах Иерусалима. Знаешь ведь, что немцы творят?
— Знаю.
— Вот и получается – самое время. А? Иосиф Виссарионович. Страну. Под русской короной. Мы же русские. Нам же не жалко?
— А британцы?
— Это, Иосиф Виссарионович, снова технический вопрос.
— Понял, — Сталин улыбнулся, опять мелко-мелко покивал. — Понял. Да. Это тоже интересная идея. Очень интересная. Очень. Потом расскажешь. Интересная идея, да. Согласен. Теперь для себя попроси. Попроси уже, попроси. Не могу больше ждать. Хочу знать, чего ты за всё вот за это вот хочешь. Сталин никому два раза не говорит. Только тебе. Проси, сказал.
— Чего я хочу? — Гурьев приподнял правую бровь, помассировал пальцем ямочку на подбородке. — До сих пор не веришь. Бес мне тоже все уши прожужжал: не бывает так, не может такого быть.
