Анатолий Спесивцев - Флибустьер времени. "Сарынь на кичку!"

По иронии судьбы первыми, после переселенцев из русских земель Польши, из города стали отплывать романиоты, потомки евреев, поселившихся ещё в византийском, если не римском Константинополе. Эта община была слабее и сильно пострадала от двух пожаров подряд, тридцать седьмого и тридцать восьмого годов. Большая часть её членов не могла уже прокормиться при таких ценах на хлеб и вынуждена была согласиться на предложение, от которого нельзя отказаться — переезд в Палестину. Вслед за ними потянулись и бедняки из пока процветавших общин сефардов и ашкенази. Ненавидимые почему-то евреями Стамбула караимы двинулись из города на северо-восток, на Керченский полуостров Крыма, где вполне благополучно жили их единоверцы.

Скот татар, из-за которого так плохо стало с пропитанием в Истамбуле, в этот момент помог выжить очень многим жителям столицы. Часть его, причём значительная, была пущена на прокорм оголодавших стамбульцев. Семьи татар и ногаев, вместе с сильно поредевшими стадами, потянулись вслед за армией последнего Османа, Мустафы. И своими мужчинами, большая часть которых в эту армию была мобилизована. До семидесяти тысяч стамбульцев пошли вместе с Еэном в качестве рабочей силы, тысяч пятнадцать влились в пехоту румелийской армии.

Когда известие о форсировании румелийским войском пролива достигло противостоявших под Анкарой друг другу армий, их командования преодолели нерешительность и два больших войска сошлись в битве. Битве под Анкарой, на том самом поле, где Железный Хромец уничтожил армию Баязида Молниеносного.

* — Вакуфными в Османском султанате назывались земли платившие налоги не султану, а муллам.

Выходя в поход на Багдад, Мурад вёл за собой большую армию. Двадцать тысяч янычар (чуть более половины из всех имевшихся на то время), десять тысяч сувалери (тяжёлая конница из корпуса капыкуллу, две трети от наличных в султанате), пятнадцать тысяч сипахов (около половины реально наличных), около десяти тысяч азапов (пехотинцев с огнестрелом, призванных на время войны), пять тысяч легкой конницы войнуков (балканских всадников), столько же секбанов, османского варианта драгунов, пятьсот топчи (пушкарей капыкуллу) и больше сотни пушек. Сопровождали воинов обозники и работяги райя, тысяч тридцать. Предполагалось, что на востоке Анатолии к этой армии присоединится ещё одна, анатолийская.

За время, прошедшее после гибели султана, из войска дезертировало несколько сот сипахов, в основном румелийских, тысячи три человек выбыло из-за разных болезней. Румелийских помещиков заменили анатолийскими, вместо выбывших по болезни в ряды встали призванные из гарнизонов или добровольцы. Число азапов увеличилось до двадцати тысяч, секбанов до пятнадцати. Главной заботой Ислам-Гирея и великого визиря Зуграджи паши стало наращивание числа конницы. Татар по призыву Гирея прибыло из окрестностей Мраморного моря всего полторы тысячи, зато это была полноценная тяжёлая конница на арабских и анатолийских скакунах. Им удалось мобилизовать до двадцати тысяч кочевников из Центральной Анатолии. Да оставив у пролива часть пушек, осадная артиллерия в полевом сражении бесполезна, их заменили на орудия меньшего калибра из крепостей.

К битве Гирей имел шестьдесят шесть с половиной тысяч конницы, из них двадцать шесть с половиной тяжёлой, и сорок тысяч пехоты, половина — янычары. Артиллерийским прикрытием для них служили семьдесят орудий, не считая гаковниц.

Если у Зуграджи и Гирея не хватало конницы, то для Ахмеда Халебского и его великого визиря Гюрджи Мехмед паши главной проблемой стал поиск пехоты. Из тюркских племён востока Анатолии им удалось набрать пятьдесят пять тысяч всадников, правда, лишь пять тысяч из них обладали полным комплектом доспехов и могли причисляться к тяжёлой кавалерии. К ним прибавились десять тысяч арабских конников, столько же секбанов, пять тысяч сипахов и прибывшие в последний момент три тысячи черкесов и пятьсот имеретинцев. Всего восемьдесят три с половиной тысячи всадников, тяжёлой конницы вдвое меньше, чем у противника — всего тринадцать с половиной тысяч. Впрочем, многие тюрки и арабы имели неполные или облегчённые доспехи и были способны противостоять сипахам и сувалери.

С пехотой дела обстояли много хуже. К пяти тысячам янычар присоединились двадцать тысяч азапов. И то для этого пришлось полностью оголить гарнизоны крепостей на границе с ненадёжной и агрессивной Персией. Выход предложили те же армянские ростовщики. Все последние годы Армению терроризировали набеги конницы из Персии. Кизилбаши, правившие там, разоряли местность, убивали и угоняли в плен население. Тактику выжженной земли не в двадцатом веке придумали. Армяне выразили готовность заменить османов в крепостях, Ахмед и Мехмед на это согласились. До пятнадцати тысяч гонюллиян (пехота из иноверцев) было мобилизовано в Армении. Посомневавшись, восемь из них, самых лучших, прихватили с собой в поход, оставив в крепостях, вместо них пять тысяч подошедших асхира (сирийских пехотинцев). Армянам в случае победы Ахмеда было обещано возрождение пяти армянских царств, под рукой султана, естественно.

На поле боя у анатолийской армии было пятьдесят пушек, не считая гаковниц, которых также было меньше, чем у гиреевской армии.

То есть, имея преимущество в числе конников, халебцы уступали по количеству пехоты и артиллерии. Подавляющего, определяющего преимущества не имел никто. Оба претендента на султанский титул и их штабы об этом прекрасно знали. Перебежчики из лагеря в лагерь появлялись ежедневно. Да и шпионы могли действовать весьма вольготно, выловить их удавалось редко.

Раз нет значительного преимущества, следовательно, и результат сражения сомнителен в крайней степени. Именно так думали и там, и там, поэтому и со сражением тянули. Переправа через пролив румелийской армии вынудила гиреевцев и халебцев идти в бой. То, что у них самих нет договорённостей с Еэн-пашой, они знали точно, а вот о связях с ним противника — могли только гадать.

Воины обеих армий узнали о приближении противников задолго до сближения. Лето и в Анатолии было жарким, дороги после римлян там и не пытался никто мостить, многокилометровые змеи армий с обозами видно было издалека по пылевым облакам, ими поднимаемым. Две огромные армии сошлись на ровном поле восточнее Анкары к вечеру 21 Джуамаада ль-Ууля (1 октября). Но был день йаум аль-джум''а, то есть пятница, начинать сражение никто не решился. Всю вторую половину дня посвятили обустройству лагерей, приготовлению пищи, молитвам.

Не сразу бросились в бой и на следующий день. Встав с призывом муэдзинов к первой молитве, в темноте, выстроились друг против друга только засветло, а в битву бросились после второй молитвы.

Особо экспериментировать с расстановкой войск оба военачальника, Зуграджи и Гюрджи Мехмед, не стали. В центре расположили табора с пехотой, поставив перед ними артиллерию, по флангам разместили конницу. Первыми подали сигнал к атаке конников у халебцев, но его тут же повторили рожки гиреевцев. На обоих флангах тысячи всадников столкнулись в ожесточённой битве. Именно своей боевой яростью, прежде всего, славились совершенно заслуженно османские воины. Мало кто мог выдержать их неудержимый напор. Однако здесь сошлись в схватке люди, ранее ходившие в походы вместе.

Зная о количественном и качественном превосходстве своей пехоты, Зуграджи приказал янычарам атаковать табор халебцев, рассчитывая быстро его захватить. Но не тут-то было. Не только малочисленные янычары халебцев, но и их азапы и армяне отчаянно оборонялись, раз за разом отбрасывая янычар и азапов гиреевцев от своего табора с огромными потерями.

Никому не удавалось победить и на флангах. Качественное преимущество гиреевцев нивелировалось численным у халебцев. Храбрые до безрассудности османские воины часто не отличались стойкостью. Но полководцы прекрасно были осведомлены обо всех качествах своих воинов, так как сами выдвинулись наверх, пройдя всю цепочку повышений, начав карьеру рядовыми янычарами. Первоначально они бросили в бой менее половины наличной конницы, и как только их подчинённые начинали пятиться, им на помощь приходил резерв.

Конница давно дралась почти вслепую, из-за пыли, поднятой копытами лошадей, стало тяжело опознавать своих и чужих, резня приобрела всеобщий характер. Нередко нанеся удар, всадник вдруг понимал, что ударил своего, но… не было там времени на сомнения и терзания. Начавшие удерживать рубящую руку гибли наверняка. Мало шансов было выжить в этой толчее и у уставших. В отличие от Европы, в Азии принято бросать в бой первыми не самых хорошо защищённых и умелых, а тех, кто похуже. Поэтому лучшие конники начали вступать в сражение много после полудня, когда солнце уже ощутимо клонилось к закату.