Александр Абердин - Десант в прошлое
— Быстро прыгайте вниз, майор Геринг, — ответил Никки, — даже если у вас на борту припрятан сейф с золотом и вы не хотите с ним расставаться, то я заберу и его, если вы скажете мне, где он упал. Своим же парням прикажите поставить прибор управления парашютом на автоматический режим и пусть не забудут включить дыхательные аппараты, иначе они запросто могут задохнуться.
"Рамфоринх", летевший в сторону Германии, резко поменял свой курс на противоположный и из него посыпались вниз члены экипажа. Последним, покачав французам крыльями на прощанье, катапультировался майор Геринг. Французским лётчикам ничего не оставалось делать, как сопровождать брошенный немцами самолёт и как только они поняли, что тот скорее всего упадёт далеко за пределами Аллеи войны, где из-за этого могут погибнуть мирные люди, то, предварительно связавшись с землёй, вскоре расстреляли его из пулемётов и пушек. Немецкие лётчики, камнем летевшие вниз, этого даже не увидели. Им было не до того. Хуже всего пришлось восьмерым бортстрелкам. Они хотя и числились лётчиками, были плохо знакомы с парашютами, а о том, чтобы совершать затяжные прыжки с такой высоты если и думали, то только с ужасом.
Первым Чёрный Гаучо подобрал французского пилота. Тот хотя и совершил затяжной прыжок с огромной высоты, отделался лёгким испугом и вывихом лодыжки. Француз даже успел затолкать свой парашют в ранец и когда, выстреливая во все стороны сигнальные ракеты, к тому району, где он приземлился, подлетел белый вертолёт с красными крестами и надписью "Клементина" на обоих бортах, отважно посветил фонариком. Введя его в салон, Никки строго сказал:
— Господа, перед вами тяжело раненый французский лётчик. Попрошу не забывать об этом, когда мы прилетим в Страсбург.
Один из раненых немцев, лежащих на верхних койках, попытался было встать, но француз замахал руками:
— Нет-нет, лежи, камрад, моё ранение не настолько тяжелое, чтобы я занял твоё место. Я посижу, как и все, на полу, в проходе.
Вскоре Чёрный Гаучо принялся собирать экипаж "Рамфоринха" и предпоследним подобрал майора Геринга. Тот был ранен в левую руку, но не сильно. Прижимая к груди большую металлическую коробку, он поднялся на борт вертолёта и, увидев французского лётчика, громко рассмеялся и воскликнул, стуча по ней ладонью:
— Парень, это коробка с фотоплёнкой, на которой засняты ваши артиллерийские позиции. Завтра мы навестим ваших артиллеристов.
Француз похлопал по полу рядом с собой и ответил:
— Садитесь рядом, майор. Честно говоря, атаковать ваши "Рамфоринхи" это чертовски сложная работа. Они плюются огнём, словно торговки на рынке, когда ссорятся друг с другом. Не волнуйтесь, я не стану посягать на вашу добычу, а что касается артиллеристов, то я вам так скажу, они прячутся в такие глубокие крысиные норы, что как мне кажется, по ночам бегают по ним в Париж. Максимум, что вы сможете сделать, это лишь слегка поцарапать своими бомбами их капониры. Они даже пушки прячут под двумя метрами железобетона, покрытого для прочности тремя слоями корабельной брони.
Майор Геринг сел рядом с французским лётчиком и проворчал:
— Та же песня и у нас, парень. Что пехота, что артиллеристы прячутся в мощнейших укрытиях и только мы, лётчики, да ещё эти сумасшедшие парни из танковых войск рискуют своей жизнью.
Вскоре Чёрный Гаучо подобрал последнего бортстрелка и "Клементина" на максимальной скорости полетела в госпиталь. Едва сойдя с борта вертолёта, майор Геринг грубо оттолкнул какого-то оберстлойтнанта, подбежавшего к вертушке. Тот, однако, не обиделся, так как уже увидел стоящего в люке француза и лишь крикнул:
— Майор, мне нужен не он, а коробка с фотоплёнкой. Я оберстлойтнант Моргернштерн из штаба авиадивизии. — Кивнув французскому лётчику, он добавил — А вам, мсье, здесь нечего бояться. Пока вы находитесь на территории госпиталя, вы в полной безопасности, ведь это даже не Германия. Это штат Бразилия со всеми проистекающими из этого последствиями. Надеюсь, что вы здесь не задержитесь.
— О, не волнуйтесь, герр оберстлойтнант, при первой же возможности я немедленно вернусь на ту сторону. Хотя если честно, предпочёл бы вместо этого оказаться в Большой, а не Маленькой Бразилии и ничего не знать об этой дурацкой войне.
Возвращения Чёрного Гаучо ждали не только врачи и персонал госпиталя, но и все выздоравливающие. К их полному удивлению в вертолёт поместилось народа даже больше, чем в "Волгаря" и его сразу же стали называть "Могучая Клементина". Кто-то, хлопая Никки по плечу, весёлым голосом спросил:
— Гаучо, ты назвал свой грузовик так в честь жены?
Пыхнув сигарой, гереро ответил:
— Увы, нет, мой друг. У меня пока что нет даже невесты. Клементиной зовут мою младшую сестру, которая родилась уже в Аргентине. Мне просто некогда было жениться.
Майор Геринг зычно расхохотался и крикнул:
— Фройляйн, вы слышали это? У майор Виндхука нет невесты! Не упустите свой шанс. Может быть этот парень и не богат, но для того богатства, которое он носит между ног, необходима третья штанина. Все чёрные парни в этом плане гиганты.
Кто-то из немецких лётчиков, хорошо знавший Германа Геринга, тут же громко объяснил ему:
— Ничего себе не богат. Герман, Никки Виндхук не только лётчик, как и мы все, но ещё и авиаконструктор и собирается построить у себя на родине завод, чтобы строить вертолёты. Эй, Чёрный Гаучо, пойдём в ресторан, мы должны выставить тебе выпивки.
— О, нет, господа офицеры, до конца вашей войны я пью только мате. — Ответил Никки, но в ресторан всё же пошел, правда, перед этим он галантно подал немке руку и помог ей сойти на землю.
Таким было прибытие Чёрного Гаучо в Европу. Он словно в воду глядел и, едва выпив свой мате, снова помчался в ночь за ранеными. С его лёгкой руки уже очень скоро в рядах немецких лётчиков и танкистов появилась поговорка: — "Фатерлянд наделает сколько угодно новых танков и самолётов, но не сможет заново родить тебя" и порой об этом говорили, отправляя их в бой, даже генералы. Получила она своё распространение и на другой стороне. В какой-то мере она стала девизом Первой мировой войны не только в Европе, но и во всех других районах земного шара, но самое главное, никто не приписывал себе авторство и все знали, что так сказал Чёрный Гаучо.
Французского лейтенанта, сбитого одним из бортстрелков Германа Геринга, тоже сначала затащили в офицерский ресторан, где угостили шнапсом и баварскими колбасками с тушеной капустой. Тот пообещал не остаться в долгу. В госпитале лейтенант д'Арманьяк принял душ, врачи его осмотрели, наложили на ногу давящую повязку и уложили спать. Наутро, надев чисто вымытый и хорошо просушенный лётный кортес, француз зашел попрощаться к немецким лётчикам в палату для выздоравливающих и напомнил им о своём долге. Чёрный Никки в эту ночь спал прямо в своём вертолёте, как и остальные два члена экипажа. Бернар д'Арманьяк думал, что ему придётся будить и уговаривать гереро, чтобы он подбросил его к своим, но когда подошел к вертолёту, то обнаружил — тот мало того, что не спит, так ещё и разговаривает с кем-то из медиков латиноамериканского госпиталя во Франции. Увидев через распахнутый настежь люк салона подошедшего француза, Никки кивнул и громко сказал:
— Отлично, Хуан, я прямо сейчас вылетаю. Наш гость уже встал, так что я сначала отвезу его в Эпиналь, а потом сразу же лечу к вам в Жерарме, так что приготовьте ребят к отправке.
Лейтенант д'Арманьяк козырнул и попросил:
— Доброе утро, майор Виндхук, вы не могли бы связаться по радио с моим полком. Мой позывной Маркиз. Мне нужно как-то отблагодарить немецких лётчиков.
Чёрный Гаучо указал рукой на кресло рядом с собой:
— Садитесь, лейтенант. С этого кресла, подключив свой шлем, вы сможете сами связаться с друзьями. Все готовы? Вылетаем.
Через сорок минут "Клементина" совершила посадку на аэродроме близ прифронтового города Эпиналь, где базировался полк высотных истребителей "Лафайет". Там без малого не был построен почётный караул, чтобы встретить маркиза Бернара д'Арманьяка и его спасителя. У Никки не было времени выслушивать слова благодарности и французы прекрасно всё поняли. Они быстро погрузили на борт вертолёта два ящика и Чёрный Гаучо поднял белоснежную винтокрылую машину в небо. На одном ящике было написано по-португальски "Для Маленькой Бразилии и её ангела Никки", а на втором, точно таком же и одинаково булькающем, по-немецки — "Для наших благородных противников". Содержимое обоих ящиков было совершенно одинаковым, они оба были доверху наполнены бутылками с коньяком.
Забрав в Жерарме троих раненых танкистов и два больших контейнера с оборудованием, майор Виндхук полетел обратно. Если своих собратьев по оружию немцы встретили сдержано, то подарку французского лейтенанта очень обрадовались и вовсе не потому, что хотели напиться. Ящик с коньяком снесли в ресторан и попросили подавать коньяк только в особых случаях. Погода между тем резко испортилась. Небо затянуло тучами и пошел дождь. Чёрный Гаучо и экипаж "Клементины" приняли душ, позавтракали и завалились спать, но уже во второй половине дня, не смотря на нелётную погоду, они отправились в очередной рейс. Дождь не был помехой для танкистов, а потому они гонялись на Аллее Войны друг за другом, как и при ясной погоде. Зато он помешал немецким бомбардировщикам навестить французских, как они считали, артиллеристов.