Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
– Мудро говоришь, я до этого в свое время не додумался.
– А когда тебе было? На полку-то год сидел? Но я тебя в виду не имею, ты службу хорошо понимал, хоть и старой не хлебнул. Ты лет на десять меня моложе?
– На семь.
– Ну ничего, все же послужил… И опять же у тебя хорошо повернулось. Я, когда узнал, переживал, но раз так – ничего… Тюрьма, она, бывает, тоже в науку.
– Да уж это верно. Но я тебя за другим пригласил. Дивизию как, потянешь?
– А ты как думаешь?
– Ну молодец. Хитрый ты мужик…
– Нам без хитрости нельзя.
– И я так считаю. Поэтому мы с тобой сделаем дивизию, какой еще не было. Раз войны не миновать, нужна мне хоть одна надежная дивизия на самый крайний случай. Вроде гвардейской. Из лучших частей соберем, и ты ее за месяц сколотишь так, чтоб хоть в Сухуми, а хоть в Одессу… Я вот чего представляю – три мотострелковых полка, танковый из «Т-34», гаубичный полк, противотанковый, мотоциклетный полк пограничников, мощный зенитный дивизион, ну и остальное по штатам… Всю пехоту посадим на машины, в каждой роте взвод автоматчиков, остальным – СВТ, двойной комплект пулеметов, в штат взводов по два снайпера – очень могут пригодиться, командиров сам подберешь вплоть да комполков, и вообще только мне лично будешь подчинен. Приказ на полковника я тебе уже подписал. Так что поздравляю. Устраивает тебя такой вариант?
Ямщиков задумался.
– Я что ж, человек военный, и, если начальство видит тебя комдивом, спорить с ним не положено. Однако ты большую силу забрал, Сергей Петрович. Наместник как бы. Гвардию себе создаешь… Оно, может, и правильно по нынешнему времени… – Похоже, Ямщиков намекал на то, что, если бы у некоторых репрессированных были лично им преданные войска, все могло и иначе повернуться. А почему бы ему так не думать? Ума он был хоть и крестьянского, неотшлифованного, но большого, идеологические стереотипы силы над ним не имели, страстной любви к вождю народов ему испытывать было не за что, да и вряд ли человек его склада способен на такие иррациональные чувства.
Берестин подумал, что побуждение Маркова было правильным. Если бы не встретился такой Ямщиков Маркову, то Берестину следовало бы его выдумать.
– А разрешите предложить, товарищ командующий, если я новых стрелковых полков брать не буду, а свои три батальона в полки разверну? Так понадежнее будет… А танки и артиллерию действительно готовые можно.
– Годится. Делай, как считаешь нужным. Сегодня и приступай. С начштаба округа решишь все вопросы. Место дислокации вот, – Берестин показал на карте. – Через две недели жду рапорта о готовности дивизии. Смотр проведу лично. Ты вот что – каждого бойца танками окатай. Чтобы в окопе посидели, пока танк сверху ползет, гранату вслед бросить могли, а то и на ровном месте между гусеницами пусть полежат… Очень способствует, – вспомнил он любимое присловье Новикова. – Я тебе вскоре одну новинку подброшу, а для нее смелые люди нужны… – Он уже решил, что первую партию гранатометов направит именно Ямщикову. – На этом и порешим. И давай, по старой дружбе, за встречу, за звание и все прочее… – Берестин показал на дверь в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол на двоих.
ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА
И вот, значит, достиг я высшей власти, как говаривал Борис Годунов. И царствую, не в пример ему, спокойно, потому как у него зарезанный царевич за плечами имелся, а у меня только Берия, что не так трагично, его все равно казнили по приговору, а я только в исполнение привел на двенадцать лет раньше.
В остальном же хлопотно. Правда, с первых дней я снял с себя девяносто процентов сталинских забот, раздал дела по принадлежности, оставил себе только войну и надзор за внешней политикой, а гражданские дела вообще потихоньку стал свертывать. Но и того, что осталось, хватало под завязку. Много помогал авторитет отца народов и гения всех времен – все, что я предлагал, изобретал, воспринималось как должное.
Вчера вот товарищ Кузнецов у меня сидел напротив, Николай Герасимович. Доложил, что сформировано десять дивизионов морской артиллерии для обслуживания укрепрайонов и что со всем оборудованием и приборами они уже отбыли на позиции. Это он молодец, даже график опередил.
Поблагодарил я его и развел разговор, ради которого и пригласил. Что немец на Балтике силен, но пресечь его нужно, потому что морские перевозки из Швеции и Финляндии для него жизненно важны. А для этого следует немецкий флот стратегически упредить. Лучше всего числа так десятого-пятнадцатого вывести в море все боеготовые лодки, указать им позиции в районах Данцигской бухты, Гамбурга, Бремена, Киля и приказать по получении сигнала развернуть неограниченную подводную войну. Основная цель – в первый же момент нанести шоковые удары и запереть немцев в их базах. Всем заградителям и переоборудованным торговым судам принять на борт мины и ночью накануне часа икс поставить минные поля и банки в западной части Балтики и на траверзе Готланда. Надводному флоту утром первого дня войны нанести всеми силами, включая и линкоры (которые прошлый раз так и простояли до победы в Маркизовой луже), удары по Кенигсбергу и Пиллау. Тогда есть шанс сразу же вывести немецкий и финский флот из активной борьбы на море. То есть повторить на Балтике кампанию четырнадцатого года. На Черном море то же самое изобразить в отношении Румынии. Огнем с моря и авиацией атаковать Констанцу, высадить десанты в устье Дуная.
Мои указания он принял с восторгом, потому что вряд ли приятно было тридцатишестилетнему адмиралу подчиняться импотентскому приказу «Не поддаваться на провокации». Расстались мы довольные друг другом.
Берестин же свирепствовал на своем Западном. Что работал он хорошо, я видел не только из его докладов, но и из других источников тоже. За две недели его командования я получил на него шесть доносов из разных источников. Маркова обвиняли: в клевете на Сталина, в подрыве политико-морального состояния, в троцкизме, в намерении спровоцировать войну и в заговоре с целью свержения советской власти. Все эти доносы я с удовольствием переслал ему с приказом принять меры. И он их принял.
С блеском прошли испытания «БМ-13» и «БМ-26Т» (на танковом шасси). Залп с сорока восьми направляющих впечатлил даже меня, не говоря о прочих товарищах.
Из гранатомета же я сам пальнул разок, тряхнув якобы стариной и вспомнив свои мнимые, но широко распропагандированные заслуги в обороне Царицына. Эта штука била не хуже настоящего «РПГ», даже громче, и за мной принялась стрелять вся свита, а потом весь день они трясли звенящими головами и ковыряли пальцами в заложенных ушах.
Все участники разработки и исполнения были обласканы, и к первому июня первая сотня гранатометов и дивизионных «РМС» отправились в распоряжение Берестина.
С Вячеславом Михайловичем мы развернули грандиозную дезинформацию на дипломатическом фронте. Широко объявили о готовящихся на начало июля больших маневрах Западного и Киевского округов по типу маневров тридцать шестого года, пригласили на них высшее руководство вермахта, причем район маневров определили аж под Бобруйском, фронтом на Могилев. Немцы, наверное, хихикая про себя, приглашение с благодарностью приняли. Тогда мы, продолжая изображать из себя идиотов, обратились с просьбой до начала маневров познакомить наших генералов с опытом боев на Западе и принять к себе на стажировку сотню-другую наших летчиков. В знак подтверждения горячей дружбы. Они и на это согласились. Они-то считали, что еще более усыпляют нашу бдительность. Да еще Молотов намекнул через Шуленбурга, что не против обсудить новые предложения о разделе сфер влияния и о Ближнем Востоке. А в качестве акта доброй воли, мол, не исключен пропуск немецких войск через нашу территорию в Индию! Вот бы смех был, если б они вправду согласились!
На столе у меня постоянно лежал график движения армий из Сибири, Средней Азии и Дальнего Востока. Эшелоны шли по ночам, плотно, как в войну, а днем замирали на глухих разъездах и полустанках.
Но времени все равно не хватало, и я придумал еще одну хитрость, до которой тогда не дошла еще военная мысль. Для каждой дивизии и корпуса были заранее определены позиции развертывания, командиры переброшены туда самолетами и там с помощью личного состава местных частей приступили к разметке районов дислокации, оборудованию КП, уяснению задач, рекогносцировке и прочему. Войска в эшелонах шли тоже не как придется, а по схеме: впереди всех комендантские взводы полков, батареи управления и артразведки, саперные подразделения, и лишь потом – собственно пехота. В результате сроки боеготовности сокращались, наверное, раз в пять. Я хорошо помню (по книгам, конечно), что бывало, когда в начале войны полки и дивизии сгружались из поездов в чистом поле и сразу попадали в заваруху. Пехота здесь, артиллерия за двадцать километров, а где штаб – вообще никто не знает…