Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Они отклонились от маршрута, чтобы наведаться к Мэг Эшвел. Ее дом, окруженный пышным садом, стоял в небольшом овраге. Теперь аккуратную лужайку перед фасадом прорезала трещина; дом развалился пополам. Разрушение было таким безжалостным, что искать под развалинами живых не имело никакого смысла. Постояв немного перед остатками дома, Метью раздумал кричать.
— Тут жили ваши знакомые, мистер Копер? — не вытерпел Билли.
— Да. — Он попятился, не желая нарушать тишину. — Пойдем.
Они поднялись на холм. Улицу Форт–Роуд с обеих сторон обрамляли завалы битого кирпича. Отсюда открывался самый живописный вид: справа лежал Форт–Джордж, поросший лесом, а впереди — морская гладь, из которой поднимались острова помельче — Херм, Джету, Сарк; в хорошую погоду можно было увидеть и сверкающие на солнце скалы острова Олдерни. Внизу террасами спускался к морю город.
Первым делом Метью разглядел острова. Они остались на прежних местах, только теперь это были не острова: их окружала не вода, а камни, песок, водоросли. На середине пролива Расселла лежал на вздыбившейся отмели грузовой корабль с пробоиной в борту. Рядом с пристанью выделялся замок Корнет, от которого осталось лишь несколько кусочков стены, словно зубы, чудом сохранившиеся во рту черепа. Еще ближе…
Метью был готов к зрелищу полного разрушения, даже пустыни из кирпича и каменной пыли, однако реальность оказалась еще страшнее. От города вообще ничего не осталось. Там, где недавно стояли дома и магазины, теперь была только земля и камень, словно Метью и Билли перенеслись в доисторическую эпоху. Угадывалась лишь линия причала; неподалеку торчал остов портового крана. Приглядевшись, Метью увидел, что дно пролива густо усеяно всяческими обломками. Прежде он видел руины; теперь же ему довелось познакомиться с новой картиной: город был буквально стерт с лица земли.
Стоявший бок о бок с ним Билли спросил ровным голосом:
— Как это получилось?
— Это все море.
— Море?
— Оно обрушилось, как гигантская стена, — ответил Метью скорее самому себе. — Как таранящая стена, сметающая все на своем пути. Боже мой! А я — то думал, что тут могли заняться пожары!..
Они молча смотрели вниз. Отчетливо прослеживался путь приливной волны, слизнувшей город с прибрежных холмов и устремившейся дальше к северу. От Сент–Семпсона тоже наверняка ничего не осталось, как и вообще от всей северной оконечности острова.
— Вы собираетесь спускаться, мистер Коттер? — осведомился Билли.
Метью покачал головой:
— Во всяком случае, не сейчас.
Однако он никак не мог оторвать взгляд от страшной картины, пытаясь совместить то, что осталось в его памяти, с новой реальностью.
Билли оглянулся и неожиданно позвал:
— Мистер Коттер!
— Да, Билли?
— Человек!
Метью тотчас обернулся. До приближающейся фигуры оставалось не более пятидесяти футов. Это был мужчина лет шестидесяти, однако вид его был настолько плачевен, что о возрасте трудно было судить с какой–либо определенностью. Он был бос и грязен, на нем болталась всего лишь драная и покрытая пятнами красная пижама. Длинное худое лицо напоминало один сплошной синяк, волосы были густо припудрены пылью. Руки его были исцарапаны и все еще кровоточили. Но самое поразительное было в другом: человек приближался к ним, словно не замечая их присутствия.
Метью подумал было, что незнакомец ослеп, но потом заметил, что тот уверенно шагает по неровной дороге.
— Выходит, вы тоже выжили! — окликнул он. — Откуда вы?
Человек ничего не ответил. Оказалось, что он идет не к мужчине с мальчиком, а к обрыву над уничтоженным городом. Остановившись, незнакомец устремил взор на оголившиеся склоны.
— На них обратил взгляд Господь! — Вполне нормальный голос; говоривший был, несомненно, образованным человеком. — Святые и пророки обращались к ним с предостережениями, однако ими пренебрегли. Тогда посреди ночи Господь взглянул на несчастных и зарыдал от их неправедности. Слезы Его были подобны ударам молнии, вздохи же пронеслись как ураганы.
— Как видно, вам здорово досталось, — сказал Метью. — Вы хоть ели что–нибудь с тех пор? Пойдемте–ка с нами, мы вас накормим.
Он подошел к незнакомцу и прикоснулся к его руке. Однако тот по–прежнему изучал картину чудовищного опустошения.
— Вон там! — молвил он. — Там они и жили. Ели, пили, лгали, мошенничали, плясали, играли, развратничали. И в какую–то секунду, стоило Создателю только моргнуть, их смело с лика земли.
— Вам бы перекусить, — воззвал Метью к его благоразумию. — Пойдемте с нами.
Он взял несчастного за руку, собираясь повести за собой. Но тот вырвался и впервые взглянул на Метью:
— Почему же Он пощадил меня? Я тоже лгал и мошенничал. Я вожделел, обжирался, богохульствовал. Почему же страшная месть минула меня?
Отвратительнее всего было не безумие, а именно одержимость. Впрочем, возможно, это и есть истинное сумасшествие. Только зачем такая мелодраматичность, зачем дурное позерство, звенящее в голосе? «Я ничего не могу для него сделать, — подумал Метью. — А быть с ним рядом вредно для мальчишки».
— Пора возвращаться, Билли, — произнес он. — Нам здесь нечего делать.
Билли, который и так все это время испуганно пятился, согласно кивнул. Они зашагали было назад, но незнакомец окликнул их:
— Подождите!
Метью обернулся. Человек шагнул к ним:
— Я должен покаяться в своих грехах! Пока Господь снова не обратил на нас свой взор, я должен покаяться.
— Кайтесь перед самим Господом, — посоветовал Метью. — Я не священник.
Он тронул Билли за плечо, и они пошли дальше. За их спинами послышался шорох камней: человек преследовал их.
— Слушайте, — настаивал он. — Слушайте! Я богохульствовал. Я поминал Господа нашего всуе. Я мошенничал. Занимаясь в Англии бизнесом, я клал в собственный карман деньги, причитавшиеся компании, акционерам. Я пил, я вожделел женского тела…
Он брел шагах в десяти позади, упрямо взывая к ним. Метью остановился, безумец тоже.
— Замолчите, — сказал Метью. — Мы не желаем этого слушать. Идите прочь и ищите покоя наедине с самим собой.
Метью ускорил шаг, увлекая за собой Билли. Однако безумец не унимался.
— Нет, вы будете слушать! — Теперь голос звучал не только мелодраматически, но и раздраженно. — Вы обязаны выслушать меня, чтобы душа моя смогла обрести спасение. Ведь я был отъявленным грешником, таким же, как и все те, кто пал от божественного гнева. Я знал одну женщину… Сейчас она мертва, как и все прочие. Рот ее был что мед, и груди — что мягкие зрелые плоды. Она взглянула на меня, и я испытал соблазн…
Метью остановился и подобрал с дороги камень.
— Пойдите прочь! — прикрикнул он. — Уймитесь. Я не шучу!
Безумец бесстрашно воззрился на Метью и захохотал:
— Вам придется меня выслушать. Сперва я был единственным, кто спасся, но теперь появились вы с мальчишкой. Вы выслушаете исповедь о моих грехах, а мальчик донесет мое послание до грядущих поколений. О, как я вожделел эту женщину! И вот ночью…
Метью запустил в него камнем, но промахнулся. Одержимый снова захохотал. Тогда Метью набрал целую горсть камней и принялся швырять их один за другим, все больше свирепея и чувствуя потребность искалечить надоедливого безумца, а то и прикончить его. Камни ударялись о туловище мужчины, но он по–прежнему покатывался со смеху. Наконец камень попал ему в щеку, и смех прекратился. Незнакомец поднес руку к лицу; между его пальцами проступила кровь. Теперь он стоял как вкопанный, пялясь на неуступчивых смертных.
— Лучше оставьте нас в покое, — предупредил его Метью.
Сказав это, он устремился дальше, волоча за собой Билли. Шаги позади утихли. Забравшись на вершину холма, Метью оглянулся. Человек остался неподвижно стоять на прежнем месте.
— Он сумасшедший, да? — робко спросил Билли.
Метью уже успел проникнуться отвращением к самому себе. Он понятия не имел, как обуздывать безумцев в мире, уничтоженном до основания; с другой стороны, стоило им натолкнуться на человека — возможно, единственного, кто, помимо них, пережил катаклизм, — и он принялся метать в него камни. Самым постыдным было воспоминание о радости, охватившей его при виде чужой крови.
— Да, не в своем уме. Но, как ты понимаешь, нашей вины в этом нет. Думаю, несчастный оказался в ловушке и еле выбрался. Теперь он сам не свой.
— Здорово вы его отогнали, — удовлетворенно сказал Билли. — Последним камушком задели по–настоящему!
Метью захотелось ответить мальчику, объясниться, но он не сумел отыскать нужных слов. Впрочем, нужно ли объясняться? Разве не уподобился бы он тогда человеку, застывшему на краю обрыва? Не хватало только по примеру несчастного безумца изливать свои душевные муки на не желающую слушать и не стремящуюся понять аудиторию.
