Андрей Валерьев - Форпост. Найди и убей

Парень не стал устраивать истерики и бесноваться с пеной у рта, а лишь немного побледнел и крепко сжал челюсти. На щеках перекатывались желваки. 'Эге! Что-то будет'

Жалости к будущим покойникам, пока ещё спокойно стоящих на пляже, Иван не испытывал совершенно.

– Ты, на всякий случай имей ввиду, мил-человек, что патронов-то у нас – одна обойма.

– Я понял, Иван Андреевич, – Лукин сплюнул и пошёл собираться.

– Франц, давай к берегу!

В десант пошёл сам Иван и два Игоря. Связанный диверсант валялся в трюме, а на самой 'Беде', которая отвернула в море, остался только немец.

Высадку русских моряков в воду в двадцати метрах от пляжа, толпа встретила ошеломлённым молчанием. Подняв над головами автоматы, по грудь в воде, три мрачных мужика решительно шли на берег.

Страшно закричала женщина, за ней ещё одна. Потом плач подхватили ещё несколько женщин.

Толпа подалась назад и рассыпалась, на песке остался лишь Аудрюс и воющие вдовы.

Литовец умер через полчаса, так и не придя в сознание. На нём, что называется, не было живого места. Было видно, что моряка пытали очень долго, умело и вдумчиво. Лукина проняло. Парень облизал ссохшиеся губы и, едва сдерживаясь, процедил:

– Верите-нет, Иван Андреич, вернусь сюда. Обязательно вернусь. Соберу ребят и всех… Костяшки сжатого изо всех сил кулака, побелели и затрещали.

– Верю, Игорь, верю. Да заткнись ты!

Иван от всей души отвесил пинка особо громко воющей бабе. В бабе что-то хрустнуло, она всхлипнула и вырубилась. Над пляжем повисла тишина. 'Так. Не считая этой дуры, имеем ещё четырёх баб. Неплохо'

Второй Игорь согнал пленниц в кучу и, надавав для профилактики тумаков, вязал женщинам руки их собственной одеждой. Полунагие пленницы смотрелись очень аппетитно – все они были довольно молоды и стройны. И, кстати, замученными совсем не выглядели. Припомнив, в каком виде он вывозил отсюда русских женщин и девочек, Иван почувствовал, как в нём мутной волной поднимается ненависть. 'Суки! Самым скотам вас отдам! На самые глухие хутора!'

Среди двадцати 'женишков', вкалывающих сейчас у него в усадьбе, было несколько таких 'кадров', что рядом с ними Иван не хотел бы жить ни за какие коврижки.

Штурмовать укреплённый лагерь было глупо. Это понимали все. Даже кипевший ненавистью Лукин.

Что делать дальше было непонятно, и Иван, скрепя сердце, мигнул Францу зеркальцем, подзывая 'Беду' обратно к берегу. Пяток баб – это мало, но лучше чем ничего.

– Шеф, глянь. – Лукин недобро смотрел в степь. – Идёт кто-то.

Этим 'кем-то' оказалось то самое маленькое чмо. Тощий и худой оборванец, ростом метр с кепкой, тащил за собою пустую корзину из под овощей. В другой руке у него была кривая палка с привязанным к ней серым от грязи бывшим белым платком. Чмо заискивающе улыбалось и что-то лепетало на непонятном языке. Иван сплюнул.

– Ком, бля! Вот держи, – он выдрал из блокнотика Аудрюса страничку с именами женщин, – ту хавер, понял, бля? Для верности Маляренко показал два пальца и ткнул в циферблат часов.

– Го! Маленький человечек понятливо кивнул и припустил обратно к посёлку. 'Как же пить хочется!' Питер открыл глаза и огляделся. Он всё-таки попал на эту чёртову лодку! 'Вот дерьмо!'

Последнее, что он помнил – это тёмная зелёная вода над головой. Он утонул. А эти русские, его, видимо, спасли. 'Вот дерьмо!'

Питер был основательно связан по рукам и ногам. Сбежать отсюда было невозможно. Канадец вздохнул и успокоился. Смерти он не боялся, просто было очень жаль оставлять одинокой жену. А ещё ему было очень жаль, что он не увидит, как вырастет его сын.

Надо было срочно с кем-нибудь поговорить и Ваня велел вытащить из трюма пленника. Увидав связанного, но живого мужчину, одна из пленниц, апатично сидевших на песке с потухшими глазами, вдруг подскочила как сумасшедшая и разрыдалась от счастья.

'Угу, а вот и супруга. Маленький, ну что ж ты так дёргаешься то? Ну и что, что жена твоя почти голая? Победители, однако, имеем право, хе-хе-хе!'

Лукин засандалил мужику в челюсть, а Игорь, дежуривший возле баб, пинками успокоил остальных. Разговора не получилось.

Ровно через два часа к пляжу вышел десяток испуганных и побитых женщин, 'мелкий' и четверо здоровых лбов с палками. Увидав русских, конвоиры напоследок придали ускорение невольницам и отвалили обратно в степь, от греха подальше. 'Мелкий' тряс головой, улыбался и, показывая на валяющуюся пустую корзину, требовательно лопотал. 'Ну, Снусмумрик!'

Больше всего Ивану хотелось просто убить их всех. Чмо. Диверсанта. Конвоиров. 'Млять!'

– Лукин!

Иван пересчитал женщин. Вместе с пленницами выходило пятнадцать голов. Пополнение, честно говоря, Маляренко сильно порадовало – женщины были не старые и не уродливые. За исключением четырёх китаянок, остальные все были белыми. 'Мелкий' протянул список – напротив половины имён стояли галочки.

– Фууууд?

– Игорь, Франц! Пятнадцать корзин сюда тащите. Иван посмотрел пленного и его жену.

– Хрен с ним. Четырнадцать.

Питер сидел на песке, обняв любимую, и смотрел вслед уходящему кораблику. Рядом крутился Коротышка Ло, пискляво командуя носильщиками – русские честно расплатились за женщин. Их капитан, перед уходом посмотрел Питеру в глаза и, сунув ему в руки несколько мятых листочков, на корявом английском языке попросил о помощи.

'Хорошо. Жизнь. Там. Еда. Много. Дружба. Посмотри имя. Список. Уговори. Пожалуйста!'

Линда, наконец, успокоилась и затихла. Питер осторожно поцеловал любимую и, косясь на могилу замученного арабами литовца, сунул список себе в карман. 'Я осторожненько…'

Глава 12. В которой Иван отдаёт долги и затевает новое путешествие.

Привезя первую партию невольниц, Маляренко впервые столкнулся с открытым бунтом. Драки между 'женихами' за желанную добычу и делёж понравившихся женщин постепенно переросли в откровенную агрессию по отношению к Хозяину. Богатой и комфортной жизни Маляренко завидовали все. Но молча и внутри. А тут, что называется, прорвало.

Иван собрал ополчение и задавил бунт в зародыше, выцепив из толпы заводил и смутьянов. Оставшиеся мужики опомнились, растеряно почесали репы, мол, и чего это мы в самом деле и, похватав в охапку своих женщин, разбежались по своим хуторам. Каждому из таких 'опомнившихся' Хозяин презентовал по комплекту камуфляжа и пару ботинок.

Таня ругалась, указывая на то, что таких комплектов почти не осталось, Маша вставала на защиту семейных припасов всей своей большой грудью, но Иван был непреклонен – этим людям, а особенно прибывшим с севера женщинам, срочно требовалась одежда и обувь.

Двух особо дерзких смутьянов казнили в Юрьево, собрав в назидание всех неофитов из Севастополя и его окрестностей. Еще двоих отвели в Бахчисарай и там, на центральной площади городка, Андрюха жестоко высек их кнутом, а потом объявил, что эти два индивидуума на веки вечные становятся рабами и поступают в полное распоряжение владельца лесопилки. 'Опричники' шустро нацепили на бедолаг колодки и уволокли их к месту работы. Так в Крыму появилась ВЛАСТЬ.

Лукин задумчиво посмотрел на свежеповешенных придурков и решительно направился к Боссу.

– Когда пойдём к Спиридонову?

Маляренко, закончив шептаться с Юрой, с интересом уставился на прапорщика.

– Дозрел, наконец? Сам видишь, дела у меня. Может, через недельку? Выйти в поход получилось только через месяц.

Сказать, что Ваня сомневался насчёт похода к Спиридонову, значит – ничего не сказать. Маляренко не просто сомневался, а вообще идти туда не хотел! Лукину Иван верил. Верил, но не доверял. Конечно, всё то, о чём ему рассказывал Игорь, было правдой. Иван в этом был абсолютно уверен. А ещё больше он был уверен в том, что о многом Лукин умолчал. Да и времени прошло… два года, как-никак. Мало ли.

А ещё Иван боялся. Просто боялся. Уйти и сгинуть. И оставить здесь в одиночестве своих женщин и своего ребёнка. Чем больше Маляренко обживался, обрастал хозяйством, тем страшнее было его терять.

'Мля! Вспомни, баран, как шарашился по степи, с ножиком и с водяным колесом! Ты ж ни черта не боялся!'

Настр был, прям скажем, не очень. Маляренко прикидывал так и сяк. По всему выходило, что эти люди ему вовсе не нужны. И делать там нечего. И вообще, можно запросто всё там и потерять. Даже жизнь. 'Что-то я чересчур подозрительным становлюсь. А ладно! Была не была!' Но перед тем как уйти, надо было сделать ещё кое-что.

Лукина, на всякий случай, отправили с мужиками на 'сафари'. Подальше в степь и на две недели. В это время Маляренко разослал во все стороны гонцов и провёл в Севастополе учредительное собрание.

Собрались все, кто хоть что-то значил в крымском обществе. Мужчины и женщины, старые и молодые, богатые и бедные.

Огромный лодочный сарай был забит под завязку. Ваня оглядел притихших людей и судорожно сглотнул. На него выжидающе смотрели десятки человек. 'Родные мои…'