Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский
Екатерина еле добралась до постели и рухнула как подкошенная, уткнувшись лицом в подушки. Тело ее продолжало сотрясаться в рыданьях, мысли метались, не желая подчиняться ни логике, ни воле. Что ее больше всего потрясло? Смерть сына, пусть и нелюбимого — того, кого она назвала «тяжелой поклажей» и «гатчинским сумасбродом»? Тот факт, что легитимности ее пребывания на троне нанесен непоправимый удар? Или что ее грандиозные замыслы в одночасье снес простой русский мужик? Вся эта мешанина отрывочных соображений и странных образов теснилась в голове в виде всплывающих картинок и смеси слов на всех языках, на которых она говорила.
Резкая боль в боку вынудила ее сменить позу и усесться, чтобы прижать руки к животу — так, она знала, будет легче. Перекусихина тут же сунула ей под нос нюхательные соли. Запах нашатыря и лаванды если не привел в чувство, но все же заставил мыслить на порядок разумнее.
— Mon cher fils… — простонала сраженная горем мать, и в этом принятом между Екатериной и Павлом обращении «мой любезный сын» отразилось все — и ее душевное страдание, и то, что она в одночасье простила Павлу свою главную сердечную боль — его непонимание величия трудов императрицы, матери Отечества.
«Думать по-русски, говорить по-русски», — тут же одернула она себя, ибо давно так себе наказала. Но рассудок не подчинился и снова свернул на французский:
— C’est me faire mourir de mille morts, mais pas d’une (это принуждает меня умирать множеством смертей вместо одной).
— Матушка, золотую пилюлечку с лауданумом дать? — заботливо переспросила Марья, не поняв ни слова — дворянка из рязанской глубинки, языками она не владела.
Екатерина слов камер-юнгфрау не услышала. Уши будто ватой забились. Она невидяще разглядывала ласковое лицо Перекусихиной, в то время в голове мысленная суматоха сменилась лишь одним вопросом — за что⁈
«Есть, за что! — вдруг призналась сама себе снова на французском. — За тот трюк, что проделала по требованию Вены. Но ведь я уже придумала, как все исправить! Господи, почему ты все ж решил меня наказать⁈».
Страшная политическая тайна, скрытая ото всех, никем не понятая (быть может, только Панин догадался) тяжким бременем лежала на ее совести. Русско-турецкая война! Шесть лет. 75 тысяч погибших. И все только для того, чтобы Австрия, не потеряв ни солдата, ни талера, забрала себе Червонную Русь. А что выиграла Россия? Императрица обещала освободить славян, а вместо этого освободила магометан от магометан — по сообщениям из Кайнарджи, где шли переговоры о мире, уже договорились, что крымские татары перестанут быть вассалами Высокой Порты (1). И отдала братский народ, древнюю вотчину русских князей в руки немцев.
Все началось в марте 68-го. Поляки, создав Барскую конфедерацию, напали на русские гарнизоны в Подолии, не желая смириться с уравнением в правах католиков и православных. Конфедератов науськала Вена и оказывала им поддержку все годы их войны с русскими. Цесарцы придумали хитрый план, как помножить на ноль преобладание Петербурга в польских делах. И выкрутили Екатерине руки в тот момент, когда случился неприятный конфуз — отряд запорожцев и гайдамаков, преследуя конфедератов, вступили на земли ханской Украины. Пустяшное дело, замять его дипломатическими мерами было несложно. Но в Вене думали иначе.
— Моя императрица Мария Тереза с уважением просит вам напомнить, Ваше Величество, — сообщил ей на тайной встрече австрийский посол Лебковиц. — Мы оказали лично Вам неоценимую услугу — поддержали Вас при вступлении на трон. За это Вами была обещана услуга встречная. В 62-м году вы отказались вступать в войну с Пруссией. Вена приняла ваш отказ, но долг так и не был погашен. Теперь пришло время платить по счетам. Мы хотим Галицию.
— Как же я вам ее отдам? — изумилась Екатерина.
— Разделим Польшу на основе взаимности, — пожал плечами посол. — Наверняка, влезет и Пруссия. Придется бросить кусок и этой гиене, Фридриху.
— Меня не поймут! — возмутилась русская императрица. — Со времен Великого Петра Польша под нашим единоличным неофициальным протекторатом.
— Поймут, если сложатся обстоятельства непреодолимой силы. Вам следует вступить в войну с османами. Воевать на два фронта всегда тяжело, поэтому война будет долгой. В нужный момент мы предъявим ультиматум — или раздел Польши, или мы выступим на стороне турок. Вуаля! Никто не посмеет вас осудить.
Если по уму, то войну следовало бы немедленно объявить Австрии. Но Екатерина не решилась — ее трон, ее претензии на власть слишком сильно, как ей казалось, зависели от европейских дворов. В итоге, началась русско-турецкая война, к которой Россия не была готова и в которой не нуждалась, а в 72-м Россия, Австрия и Пруссия договорились о первом разделе Польши. Вроде, все согласились на равные доли. Вот только почему-то Австрии достались земли с населением вдвое большим, чем двум другим союзникам.
Теперь пришло время подводить итоги. И письменно, в виде мирного трактата, и неофициально. Не самые утешительные итоги, если честно признаться. Императрице удалось заткнуть всем рты, превознося славу русского оружия, осыпая наградами своих генералов и устраивая торжества. Подданные купились на нехитрую приманку — покончили с многовековой угрозой со стороны крымского хана, освободили десять тысяч пленников… Никто и не вякнул, что остались ногаи и Буджакская орда, и с ними нужно что-то решать, чтобы начать колонизацию степи. Что казна разорена. И что нынешняя великая замятня с Емелькой во главе — прямое следствие шестилетней войны, тяжелейшим бременем повисшей на стране.
«Страху не позволю приневолить мое сердце!» — вдруг очнулась императрица.
Она вскочила на ноги и решительно направилась в соседнюю залу.
… Пока императрица приводила в порядок нервы, оставшиеся в кабинете сановники продолжили беседу. Панин-старший, бледный как мел, сделал неопределенный жест в сторону Суворова и коротко потребовал:
— Объяснитесь, генерал.
Суворов окончательно сорвал с шеи платок и бросил его на стол. Потом оглядел присутствующих.
— От армии Орлова перестали приходить донесения моих людей. Потом перестали приходить донесения вообще из Москвы. Я отправил эскадрон карабинеров. Они имели стычку с конницей ребеленов под Свиблово. Ночью им удалось захватить одного из казаков. Три дня спустя он оказался здесь, и сегодня с утра я занимался его допросом с пристрастием, — генерал ткнул рукой в бумаги на столе. — Сие мой экстракт и описание допроса, извольте ознакомиться.
Он прервался, чтобы протолкнуть в ноющую грудь несколько глотков воздуха. Продолжил он тихо. Еле слышно.
— Рассуждение имею, что
