Пятнадцать ножевых. Том 3 - Алексей Викторович Вязовский
Восемьдесят тысяч единовременно, если идея пойдет в разработку. Никаких роялти и прочего. Ты нам идею — мы тебе денежку. Промышленный шпионаж в чистом виде. Сумма будет переведена... ну и дальше мутотень про транши, конечные сроки и прочее. Указан мой счет в Австрии. И я, скрепя сердце, подписал.
А поступление денег на счет можно с тем же Раппопортом сделать. Пойти на Центральный телеграф, он закажет разговор, а я потом зайду к нему в будку.
Решено. А чтобы Раппопорт не соскочил, рисую на листке локтевой костыль. Самый примитивный, без регулировки высоты. Сейчас все костыли подмышечные, даже на Западе. Огромный рынок вырисовывается. Скажу Александру, что это коммерческое предложение — вписал в шапку 7% авторских от продаж — я заверил у нотариуса. Мол, если что — будем судиться. В Штатах судов боятся как огня — нация сутяжников. Если с костылем пройдет все гладко, то можно будет предложить и регулируемый по высоте. Плохо ли заработать на одном и том же два раза? Название нужно. А что если... «советский костыль»! Миллионы западных инвалидов и поломанных пациентов узнают о приоритете нашей Родины. Даже в шутку предлагать не буду, конечно. Маркетологи придумают всё — и броское название, и рекламу соответствующую.
* * *
У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Сейчас узнаем.
— Слушаю.
— Андрей, давайте, быстро ко мне! Всё бросайте и летите!
— Уже стартую. Подлетное время пятнадцать минут. Что хоть случилось, Игорь Александрович?
— Приедете, узнаете.
Судя по голосу, что-то очень хорошее. И ведь хоть бы намекнул, гад такой! Ничего, не через пятнадцать, так через двадцать минут узнаю. Ну же, лифт, подъезжай побыстрее! Я и сам не заметил, как какое-то оживленное беспокойство овладело мной. Вот и на перекрестке на желтый проскочил. Хорошо, хоть не было никого, но всё равно, я себе такое обычно не позволяю.
К кабинету Морозова я уже прыгал по лестнице через ступеньку, так что встретился с руководителем проекта несколько запыхавшись.
— Ага, бежал! — улыбнулся Игорь Александрович. Нет, не так. Улыбался, это, знаете, такое немного ограниченное выражение эмоции. В данном случае он, как говорили у нас во дворе, давил лыбу. Таким довольным я весьма скупого на внешнее проявление эмоций профессора еще не видел.
— Ну, говорите, что? — я всё еще выравнивал дыхание.
— Держите, — он достал из стола и подвинул мне какую-то брошюру в бледно-кремовой, почти белой обложке. — Страница восемьсот пять.
— Да в ней всего листов тридцать, не бо... — тут я замолчал, потому что перевернул книжицу заголовком вверх.
Скромный дизайн, я бы даже сказал, крайне минималистичный. «The Lancet, Volume 1, Issue 8224» — так себе заголовочек, наверное. Я открыл начало. Ага, у них сплошная нумерация, тут старт на 795 странице. Так, быстрее, пять листов от начала. И вот она. Наша статья. Читать смысла нет, я ее наизусть знаю. Но вот эти две фамилии в буржуйской транскрипции...
Что-то эмоции начали переполнять меня. Я только и смог потрясти головой и выдать совершенно неуместное в этих стенах протяжное «Бля».
— Вот и я приблизительно то же самое сказал, — поделился воспоминаниями профессор. — А вы везунчик. Это очень хорошо, когда такой человек есть в коллективе. Считайте, что степень кандидата у вас в кармане.
— Так я институт еще не закончил, куда мне?
— Думаете, Евгений Иванович не составит протекцию? Поверьте, всё будет сделано так быстро, как только возможно. А время пройдет, не успеете даже заметить.
— Хм... — я повертел журнал в руках. — Надо бы отметить. Чтобы не последняя!
— Само собой, как насчет ресторана?
— Я только «за». Машину вот отгоню и вернусь. А журнал... это мой экземпляр? Только один?
— Если мало, можете сходить в Ленинку, попробовать украсть оттуда, — засмеялся Морозов. — Я и эти номера с боем отнимал.
Я лучше потрачусь на международный звонок и попрошу Солка прислать несколько номеров на память. Старший товарищ он мне или я напрасно в опере мучения терпел?
* * *
Вечером позвонила Панова. После того случая она первое время чуть ли не каждый день рассказывала, что да как. А как начал Федя выздоравливать, то и доклады пореже, а потом и вовсе сошли на нет.
А сейчас чуть ли не с первого слова снова вернулась к этому случаю.
— Оперативник приходил.
— До сих пор никого не нашли?
— Ой, да ты знаешь, они, наверное, уже и перестали искать тех хулиганов. Никакого движения, звоню следователю, отговорки только. Работа ведется, поиски идут. Тут другое.
— Что?
— Про тебя расспрашивал. Куда ходил, с кем ездил, допрос настоящий учинил.
— А ты?
— Так и сказала, что ты то в больнице со мной был, то домой за едой ездил. Так ведь, негодяй такой, даже Федю встретил, тоже беседы вёл. Он ему отповедь и дал, что вместо того, чтобы бандитов искать, они непонятно какие допросы устраивают. Давление потом поднималось, таблетки пил.
— Не обращай внимания. Походят и перестанут.
Видать, подозревает мамаша что-то, но не говорит. А с другой стороны, сейчас менты против нее действуют.
— Сынок, ты извини за просьбу...
— Да? Что-то надо достать? Ты скажи, я узнаю.
— Нет, мы с Федей... Я думала... На майские, у меня там отгулы... Приехать на несколько дней...
— Это можно, но меня не будет. Уезжаю на неделю.
— Нет тогда, что мы там без тебя делать будем?
Тревожный звонок? Не думаю. Было бы что, так Мельник сообщил бы. Пока получается, что одни догадки у ментов.
* * *
Со всеми этими посторонними занятиями и работой прогулы образовываются. Не знаю как в других институтах, а в меде пропущенные занятия отрабатывают. Один прогул — одна отработка. С лекциями суровее, там надо реферат предоставить лектору, который может и завернуть. А практические занятия проще. На каждой кафедре есть день отработок, сидит дежурный препод, собирается толпа любителей свободного посещения занятий — и в путь.
Я старался с этим делом не затягивать. А то подойдет зачетная неделя, с долгами заветный автограф в зачетке не получить. Так что сегодня вечером — гигиена. У меня там как раз одно практическое занятие осталось. Взял учебник, поехал. Пока буду ждать, изучу тему. Всё
