Араб с острова Банда - Михаил Васильевич Шелест
Вероятно, увидев направленные на него жерла пушек, парусник вильнул право на борт и скрылся за мысом. Мы стояли, перегородив вход и надёжно защищаясь от атаки с моря. Но мы были в западне.
— Они перетащат пушки на берег и расстреляют нас со всех сторон, — сказал я. — Им торопиться не куда.
— Там поглядим, — зло буркнул капитан.
Китайская джонка крутнулась ещё раз перед выходом из бухточки и встала на якоря бортом к выходу, тоже демонстрируя нам свои пушки.
— Пока при своих, — сказал я и пошёл в каюту, обдумывать нашу судьбу.
Придавив спину и закинув руки за голову, я лежал и смотрел на раскачивающиеся в сетках фрукты. План созрел быстро. Время ещё оставалось. На палубе было тихо. Я задремал.
* * *
— Вставайте, граф, нас ждут великие дела, — сказал я, расталкивая капитана.
— Кто граф? Я граф? — Ничего не понимая спросил он.
— Шутка. Темнеет. Скоро синцы организуют вылазку. Надо усилить вахту и лучше осветить борта.
— Смолы совсем мало.
— Отобьёмся, смолы будет много, а не отобьёмся смолой нам зальют глотки… Поторапливайтесь, капитан.
— Понятно. Не проснулся ещё.
— Просыпайтесь, капитан. А я сплаваю в море.
— Куда? Сплаваю? На чём?
— К нашим… Э-э-э… Охранникам. Сплаваю… Вплавь.
— Без шлюпки? — Удивился Людвиг.
Я забыл, что они тут все поголовно не умеют и не хотят учиться плавать. Примета, говорят, плохая. Почему и удивился капитан, увидев меня живым в порту Банданейро и поняв, что я как-то выплыл сам.
— Я обвяжусь кожаными мешками для воды, надутыми воздухом. Не думайте про меня. Я попытаюсь пробраться на джонку и поджечь её. Как только она полыхнёт, а паруса там из пальмовых листьев, бросайте носовой якорь не вирая. Ложитесь носом на выход, рубите кормовой и с отливом выскакивайте из бухты. С кормы отдайте линь подлиннее. Если смогу, зацеплюсь. А вы уходите на зюйд-вест на сорок миль, а потом строго на зюйд сто семьдесят миль. Там чуть дальше на зюйд большие острова, вам уже знакомые. Мой товар передадите семье.
— Вы так легко об этом говорите. Вы жертвуете собой? Ради чего?
— Думаю, вам этого не понять, — сказал я задумчиво. — Главное, не жалейте якоря и канаты, и не делайте никаких манёвров до моего сигнала. И хорошо осветите судно сейчас, чтобы они вас видели, но, как только тронетесь, все факела в воду. Света вам будет предостаточно. Я обеспечу. А вас они не должны увидеть. Да… Не сильно отклоняйтесь от горящей джонки вправо, там мель. И будьте готовы встретиться ещё с одним китайцем. А то и с тремя.
О коварстве синцев и искусстве ведения войны я знал много, и полагал, что шансов вырваться у «Санта Люсии» не было. От слова «совсем».
Я вышел на палубу в своих синих льняных штанах и синей рубахе. Вокруг тела я обмотал джутовую верёвку. Рукава и штанины тоже прихватил, чтобы не «парусили» в воде. Обмотал пеньковой верёвкой предплечья и голени. Это добавило мне плавучести и брони.
— «Как в компьютерной игре», — подумал я, спускаясь с борта по штормтрапу.
Мой опыт диверсий в моём мире был не игрой, а простой работой, а тут… Шестнадцатый век, пираты, парусники. Ещё красавиц не хватает, которых надо спасать, и драконов. «Анриал», короче.
Скользнув в воду я поплыл по течению на выход из бухты. Силуэт джонки хорошо просматривался от воды на фоне экваториального звёздного неба. Луна, сволочь, стояла высоко, и сзади меня.
Ещё при свете дня я хорошо разглядел в трубу Леонардо своеобразную конструкцию посудины. Её баллер руля[9] стоял в решётчатом «слипе», подвешенный на канатах. Вот через него я и собирался проникнуть на вражеский корабль.
Меня вынесло аккурат под борт и мне осталось лишь, перебирая руками, подтянуть себя к корме. Я попытался подняться по перу руля, но с меня потекла вода, впитавшаяся в пеньку, которая хоть и была мной промаслена, но гигроскопичность потеряла не до конца.
Мысленно выругавшись, я стал ждать пока вода стечёт, медленно выкарабкиваясь наверх и направляя стекающие с меня струи по деревянным конструкциям. Отливное течение, обтекая корпус, тоже издавало похожие звуки, типа журчания, поэтому я был не единственным их источником.
Я легко выбрался на корму, на которой не было надстройки. Кораблик был меньше первого и был намного хуже вооружен. Возле кормовой пушки дремал часовой, который даже не заметил, что его убили.
Спустив аккуратно его тело за борт, я ощупал паруса. Пальмовый лист был сух. Я взял маленький масляный светильник, стоявший на палубе, и поднёс к парусу. Толстый, пятисантиметровый слой легко занялся, и огонь сначала ушёл внутрь, как в сигару, а потом весь парус вспыхнул, как порох. Тоже случилось и со вторым кормовым парусом.
Я скользнул в воду, посмотрел на бухту, и огней каракки не увидел. На джонке послышался китайский ор. Заметив тень медленно проходившей мимо каракки, я замахал руками. Пеньковые канаты, обмотанные вокруг моего тела, плавучесть добавили, но резвости поубавили, и я с трудом успел ухватить проплывавший мимо меня линь, к концу которого капитан догадался прицепить пробковый поплавок.
Я значительно затормозил движение парусника и едва не упустил, скользнувший из рук, конец. Создавая бурун, я приспосабливал тело к буксировке, когда справа раздался пушечный залп.
Ядра ударили по «Люсии». Она сразу ответила, но мне показалось, что по сравнению с вражеским, наш залп был «хилым».
«Люсия» довернула левее, пытаясь выйти из-под обстрела и набрать скорость на ночном бризе. Скорость бриза была, около пяти метров в секунду, то есть всего один «узел», а справа слышались шлепки вёсел галеры.
— «Приплыли», — подумал я и, увидел наваливающийся на меня борт.
Глава 4
Слегка ободравшись о ракушки и проскользнув под вёслами, я едва успел зацепиться за перо руля, висевшее на такой же странной конструкции.
Не обращая внимание на шум стекающей с меня воды, за кормой вода кипела, как в чайнике, я вылез на корму и заколол двух румпельных матросов. Потом заколол трёх пушкарей левого борта и тут моё везение закончилось. Две последние жертвы вскрикнули и пушкари с правого борта, оглянувшись на вскрик, увидели меня.
Я шагнул навстречу крайнему справа от меня, одновременно уклоняясь от удара здоровенным ножом среднего. Перехватив остриём левого кинжала правую руку крайнего, я проткнул ему предплечье между лучевых костей и поднял его руку вверх. Палаш он выронил и заверещал так, что даже я сильно удивился.
Двое других пушкарей отпрянули, а я, держа свой
