Когда рушится мир - Дмитрий Чайка
- Су…сучёнок…, - засипел он, синея на глазах. Второй застыл и уставился в зрачок пистолета, побледнев, как полотно.
- Ты это… парень… не дури, - сказал, облизывая пересохшие губы. – Я уже ухожу, вот руки, я безоружен. Видишь? Я ухожу, - он отступал назад, завороженно глядя на оружие в руке мальчишки.
Он так бы и ушел, но споткнулся о ломик, который выпал из рук мертвеца и укатился на крыльцо. Резкое движение испугало Зигги, и он выстрелил еще раз, пробив налетчику бедро.
- А, гаденыш! - заорал тот. – Тварь! Ногу мне прострелил! Убью!
Это была ошибка с его стороны. Настало то время, когда слова стали золотом, и за них нужно было отвечать. Зигги стоял бледный, как тот, кого он только что убил. Но он был спокоен. Даже руки почти не дрожали.
- Ты меня не убьешь, сволочь. И не ограбишь. И никого больше не ограбишь.
Он прищурил глаз, поднял двумя руками пистолет и разнес голову незадачливому бандиту. Он сел на крыльцо, потому что ноги подломились. Его затошнило, но ел он давно, еще утром, и мучительные спазмы выдавили изо рта только горечь. Так он просидел недолго, и кое-как вытащил из дома труп первого из налетчиков. Тот был слишком тяжел, и щуплый парень потратил порядочно времени, чтобы освободить проход. Старинная дверь, верой и правдой служившая четырем поколениям его семьи, была испорчена безвозвратно. Зигги не пришло в голову ничего умнее, чем подоткнуть ее изнутри деревянным брусом, что он нашел в подвале. Тем самым, который он так неаккуратно поставил на место, перед тем, как в дом зашел Любомир. Это была его единственная ошибка, и она могла стать роковой. До этого полезная привычка запирать дверь в пустеющем на глазах городе, не раз спасала ему жизнь.
С этого момента в нем что-то переломилось, и Зигги начал выбираться на улицу. Он оттащил трупы от своего дома, справедливо полагая, что они начнут скоро разлагаться. Приличный и хорошо воспитанный мальчик немало шокировал этим своих респектабельных соседей, что жили напротив. Пока еще жили. Они были очень респектабельны, даже слишком, и одно это делало их полностью нежизнеспособными в том новом мире, куда обрушил Ингланд его неразумный король.
***
Через четыре месяца после катастрофы.
Зигги выжил. Он сам не понял, как, но он выжил. Консервы, закопанные отцом в подвале, он теперь ел только тогда, когда был близок к голодной смерти. Что же он ел? Да все просто. Голубей, кошек и собак он ел. Зигфрид как-то быстро преодолел этот барьер, и, пользуясь тем, что был худым, легким и жилистым, освоил соседние крыши, установив там примитивные ловушки из ящика, подпертого палкой. Приманкой был корм для их попугая, который хранился дома. Два месяца Зигги прожил на голубиной диете. Впрочем, попугая он съел тоже, голод не тетка. Да и для корма было куда лучшее применение. Там, где крыши были скатными, охотиться было нельзя. Ящик не поставишь, и к птице незаметно не подберешься. Они тоже как будто стали умнее, и на плоские кровли теперь почти не садились. Потом голуби пропали. Во-первых, им нечего стало тут есть, а во-вторых, на них теперь охотились все, кому не лень, включая быстро одичавших котов. Поймать или убить такую тварь стало почти невозможно. Зигги удалось это совершенно случайно, в первые недели, когда кошки тоже проходили свой отбор, и он смог перебить одной из них задние лапы, метнув тяжелую палку. Больше ему удача так не улыбалась. Коты ушли на крыши, охотиться на птиц, а потом почти исчезли, потому что воробьи и голуби покинули негостеприимный город. Зато расплодились собаки. Уцелевшие в бойне первых недель псы сбились в стаи и принесли первый приплод. На улицах начался настоящий ад. Суки, которые ощенились все, как по заказу, стали невероятно агрессивны. И это помимо того, что домашние пёсики превратились в охотников на двуногую дичь. Зигги пару недель вообще не рисковал выходить на улицы, проводя время на крышах. И именно оттуда он увидел, как озверевшие от голода люди расправляются с псами-одиночками. Те еще не выработали свою тактику охоты, и рождали ее в муках, платя за ошибки своими жизнями. На улицу мог выйти человек с левым предплечьем, замотанным тряпками, под которые были подложены две доски. Он злил собаку, а когда та кидалась на него, подставлял ей предплечье для укуса, и бил ножом в бок. Через пару недель собаки на этот фокус ловиться перестали. Люди в ответ начали выпускать одного, как приманку, замотанного в десяток слоев тряпья, и когда собаки кидались на него, выскакивали из засады и били тех топорами, ножами и появившимися внезапно копьями. Зигги тоже удалось убить несколько молодых собак подобным способом, и он протянул еще какое-то время.
Вскоре собаки поумнели. Город был разбит на территории стай, и охотиться псы стали куда изощрённее. Они научились ждать неподвижно многими часами, научились обездвиживать жертву и гнать ее в засаду. И именно тогда произошло это…
***
Зигги вышел из дома, ему была нужна не только еда, но и дрова. Было холодно, и мальчишка благословлял предков за то, что на кухне осталась в целости и сохранности старинная печь. Трижды за это время он отстоял свое жилище от желающих потеснить его. Два раза отстреливался, один раз отбился отцовским кинжалом. Патроны стали на вес золота. Мама не узнала бы своего мальчика, который каждое утро прилежно завтракал овсяной кашей и весело бежал в школу. Зигги превратился в зверька. Жилистого, резкого и злого. Он шел по улице, привычно сканируя окрестности. Было чисто. Но свернув за угол, Зигги столкнулся нос к носу с псом, которого видел на улицах множество раз. Он уже начал узнавать собак в лицо, ведь они различались не меньше, чем люди. Кинжал оказался в руке быстрее, чем Зигги успел подумать, и он выставил вперед обмотанное тряпьем предплечье. Пес застыл, обдумывая ситуацию. Верхняя губа поднялась, обнажая клыки, но общий тон негромкого рычания был скорее примирительным. Зигфрид как будто услышал: - Если ты не нападешь, то я не нападу
