Роберт Сойер - Гибриды
— То есть она и мне заплатит пару баксов?
Рубен изумлённо посмотрел на него.
— Ну, мне же нужно на что-то жить, — сказал Понтер. Но долго удерживать серьёзное лицо у него не получилось, и его прорезала широкая ухмылка. — Нет, Рубен, ты прав, компенсация меня не интересует. — Он посмотрел на Мэри. — А интересует меня шанс понять эту сторону тебя, Мэри — то, что занимает такое важное место в твоей жизни, и что я совершенно не способен постичь.
— Если хочешь больше узнать о религии, пойдём со мной к мессе, — сказала Мэри.
— С удовольствием, — ответил Понтер. — Но я также хочу встретиться со знакомой Рубена.
— Но ведь нам нужно в твой мир, — сказала Мэри немного обижено. — Двое скоро станут Одним.
Понтер кивнул.
— Действительно. И мы не хотим пропустить из них ни мгновения. — Он посмотрел на Рубена. — Твоей знакомой придётся принять нас завтра с утра. Это можно устроить?
— Я сейчас ей позвоню, — ответил Рубен, поднимаясь. — Уверен, что она землю носом рыть будет, лишь бы тебя ублажить.
Глава 6
Джек Кеннеди был прав: тогда настало время для всех нас делать большие шаги. И такое время пришло снова. Ибо сильными сторонами Homo sapiens, которыми мы обладали с момента зарождения сознания 40000 лет назад, было желание посещать новые места, путешествовать, желание видеть, что находится за следующим холмом, желание расширять свои территории и — говоря словами, ставшими популярными через четыре года после той речи Кеннеди — смело идти туда, куда не ступала нога человека…[14]
Понтер и Мэри провели ночь в доме Рубена на раскладном диване. На следующий день рано утром они явились в маленький кампус Лаврентийского университета и нашли комнату C002B — одну из лабораторий Группы нейрологических исследований.
Вероника Шеннон оказалась костлявой белой женщиной под тридцать, с рыжими волосами и носом, который Мэри до знакомства с неандертальцами посчитала бы здоровенным. На ней был белый лабораторный халат.
— Спасибо, что пришли, доктор Боддет, — сказала она, тряся его руку. — Безмерно благодарна, что откликнулись.
Он улыбнулся.
— Можете звать меня Понтер. И не стоит благодарности — меня заинтриговала тема вашего исследования.
— И Мэри — я могу звать вас Мэри? — я так рада познакомиться с вами! — Она пожала Мэри руку. — Какая жалость, что меня не было в кампусе, когда вы приезжали сюда в прошлый раз — я ездила на каникулы домой, в Галифакс. — Она улыбнулась, потом ответа глаза, словно смутившись. — Вы для меня что-то вроде героя, — добавила она.
Мэри непонимающе моргнула.
— Я?
— Среди канадских женщин-учёных не так много ставших знаменитостями. Ещё до того, как появился Понтер, вы фактически нанесли нас на карту. Ваши работы по древней ДНК! Высший класс! Совершенно изумительно! Кто сказал, что канадская женщина неспособна завоевать мир?
— Э-э… спасибо.
— Вы стали для меня образцом для подражания. Вы, Жюли Пейет[15], Роберта Бондар[16]…
Мэри никогда и представить себя не могла в такой компании знаменитостей — Пейет и Бондар были канадскими женщинами-астронавтами. Но, с другой стороны, она ведь побывала в другом мире раньше них обеих…
— Спасибо, — снова сказала Мэри. — Знаете, у нас правда не так много времени…
Вероника немного покраснела.
— Простите, вы правы. Давайте я объясню вам процедуру. Моя работа базируется на исследовании, начатом здесь, в Лаврентийском университете, Майклом Персингером в 1990-х годах. Базовая идея принадлежит не мне — но наука состоит в воспроизводстве результатов, и цель моей работы — подтверждение его идей.
Мэри оглядела лабораторию, которая оказалась обычной для университетов смесью сверкающего новейшего оборудования с оборудованием старым и потёртым, а также обшарпанной деревянной мебелью. Вероника продолжала говорить:
— Так вот, у Персингера было около 80 % успешных экспериментов. Моё оборудование принадлежит к следующему поколению — модификация того, которым пользовался он, и у меня процент успеха достигает 94.
— Надо же, как совпало, что такого рода исследования проводятся поблизости от портала между двумя мирами, — сказала Мэри.
Но Вероника замотала головой.
— О, нет, Мэри, нет! Мы находимся здесь по той же самой причине, что и портал — из-за никеля, принесённого сюда астероидом два миллиарда лет назад. Видите ли, в самом начале Персингера интересовал феномен НЛО: как так получилось, что летающие тарелки в основном являются сельским увальням с именами вроде Клит или Бубба где-нибудь в глуши.
— Ну, — сказала Мэри, — наклюкаться можно и в глуши.
Вероника смеялась дольше, чем, по мнению Мэри, шутка того заслуживала.
— Это так, но Персингер решил ответить на этот вопрос в соответствии с его буквальным смыслом. Конечно, ни он, ни я не верим в летающие тарелки, однако психологический феномен летающих тарелок безусловно существует: людям кажется, что они видят их, и Персингера заинтересовало, почему это обычно происходит под открытым небом в пустынной местности, когда вокруг никого нет. В Лаврентийском, разумеется, проводится масса исследований, связанных с геологией, и когда Персингер начал искать возможные причины для видений НЛО в сельской местности, горные инженеры предложили в качестве такой причины пьезоэлектрический эффект.
Хак, имплант-компаньон Понтера, пискнул несколько раз в знак того, что не понял некоторых слов, но ни Мэри, ни Понтер не стали прерывать Веронику, которая явно оседлала любимого конька. Однако она, по-видимому, подозревала, что термин «пьезоэлектрический» может оказаться незнакомым Понтеру, и поэтому объяснила его сама:
— Пьезоэлектричество — это генерирование электрического напряжения в кристаллах горных пород в результате их сжатия или деформирования. Такое происходит, к примеру, когда грузовик едет по каменистому бездорожью — классический сценарий встречи с НЛО. Персингеру удалось надёжно воспроизвести электромагнитный эффект этого типа в лабораторных условиях, и будьте любезны — с его помощью смог практически каждого заставить думать, что он видит пришельцев.
— Пришельцев? — переспросила Мэри. — Вроде бы речь шла о Боге.
— То же самое, только в профиль, — сказала Вероника, зубасто улыбнувшись. — Явления одной природы.
— Каким образом?
Вероника стянула с полки книгу: «Почему Бог не уходит: биологические основы верований».
— Ньюберг и Д’Акили, авторы этой книги, выполнили сканирование мозга восьми тибетских буддистов во время медитации и нескольких францисканских монашек во время молебна. Разумеется, эти люди демонстрировали увеличенную активность в областях мозга, связанных с сосредоточенностью. Однако также наблюдалось уменьшение активности в теменной доле. — Она постучала пальцем по своему черепу, указывая местоположение. — Теменная доля левого полушария формирует образ вашего собственного тела, а правого — помогает вам ориентироваться в трёхмерном пространстве. Таким образом, коллективно обе части теменной доли ответственны за определение границы, за которой заканчивается ваше собственное тело и начинается внешний мир. Когда теменная доля берёт отгул, ощущения при этом точно такие, о каких рассказывают монахи — потеря ощущения себя, чувство единства с вселенной.
Мэри кивнула.
— Видела про это статью в «Тайме».
Вероника вежливо покачала головой.
— На самом деле в «Ньюсуике». Так вот, работа Ньюберга и Д’Акили прекрасно согласуется с работами Персингера и моей. Они обнаружили, что во время религиозных переживаний активизируется лимбическая система — а именно лимбическая система оценивает события как важные или неважные. Вы можете показать матери сотню младенцев, но отреагирует она лишь при виде своего собственного. Это потому что лимбическая система пометила определённый визуальный раздражитель как важный. Ну и вот: когда лимбическая система возбуждается во время религиозных переживаний, все раздражители помечаются как чрезвычайно важные.
Именно поэтому религиозные переживания так тяжело описать другим: это как будто я говорю вам, что мой бойфренд — самый прекрасный мужчина на всём свете, и вы говорите, «ну да, ну да». А потом я открываю сумочку и показываю его фотографию, и жду, что теперь-то вы увидите, да? Скажете: «о, да он и правда красавчик!» Но если я это сделаю, то вы ответите по-другому. Он несравненно прекрасен для меня, потому что моя лимбическая система пометила его образ как имеющий для меня особое значение. Но я не в силах передать эту пометку вам с помощью слов или изображений. То же самое и с религиозными переживаниями: сколько бы вам ни рассказывали о нём, о том, какое важное оно было и какое глубокое влияние оказало на всю последующую жизнь, вы просто не сможете ощутить того же самого, что и рассказчик.
