Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
— Лучше я, мало ли что…
— Я же тебя не подниму, — улыбнулась она. — Давай, Олег.
— Эххх… — я неохотно, но сноровисто подсадил её и приготовился ждать. Но буквально через минуту Танюшка с ошарашенным видом свесилась обратно. Она, кажется, лежала на животе и обеими руками отводила волосы от лица. Глаза у неё были ошалелые:
— Олег, тут оружейный склад, — сказала она.
— Дай руку, — выкинул я вверх ладонь.
РАССКАЗ 2
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
А наш огонь никогда не гас,
А что невелик — ничего…
Не так уж много на свете нас,
Чтоб нам не хватило его!
А.Макаревич
22.
* * *
Нет, что бы Танюшка ни говорила, но это ничуть не походило на оружейный склад. По крайней мере, как я их себе всегда представлял — строгие ряды стоек с оружием. (В жизни я их — складов — всё равно не видел.) Скорее это напоминало оружейную башню из повести Крапивина "В ночь Большого Прилива", где вооружался главный герой Серёжка — эту книжку я очень любил…
Нет. было ещё одно сходство — пожалуй, более верное, только очень уж неприят-ное, поэтому я и не подумал о нём сразу. Если я что-то понимаю, то люди свалят оружие так — одной большой, остро-расползающейся кучей — в одном случае.
Если сдаются. Перед моими глазами встала картинка из фильма (или, может быть, я её сам выдумал) — люди проходят между двумя рядами других людей и складывают, по-чти бросают, оружие в конце этого живого коридора. С лязгом и шорохом выползают из ножен потерявшие хозяев клинки…
Всё, как здесь. А где хозяева? Я даже огляделся с неприятным холодком, почти ожидая увидеть где-нибудь у стены скелеты.
Конечно, там ничего не было.
— Странненько, — сказала вдруг Танюшка, и я вздрогнул. Девчонка задумчиво смотрела на эту кучу. — Их как будто… бросили. Потому что не нужны.
— Это ещё не самое странное, — я почему-то ощутил нервную дрожь. — Странней то, что всё оружие здесь — боевое.
— А? — Танюшка посмотрела на меня, сведя густые брови. — Это как?
— Мы с тобой тут уже долго, но не видели ни одного человека, — задумчиво сказал я. Ко-гда говоришь вслух, мысли легче оформляются в точные образы. И иногда сам удивляешь-ся тому, что говоришь — пока думал, всё выглядело не так… — А тут всё оружие именно… ну, античеловеческое, понимаешь? Никто же не ходит на медведя или волка со шпагой или саблей. Топор там нужен. Рогатина какая-нибудь. А тут нет оружия на зверя. Толь-ко на человека.
— Ну… — Танюшка вообще-то не спорщица, но сейчас, наверное, почувствовала, как мне хочется, чтобы меня опровергли. И начала опровергать. — Может, его потому и бросили, что оно тут не нужно. А всякие топоры с собой унесли.
Мне стало смешно. Не очень хорошее это было веселье, истеричненькое. Мне пред-ставилось, как некие люди входят сюда, сваливают мушкетёрскую снарягу, затыкают за пояса топоры и уходят. Д'Артаньян, переквалифицировавшийся в кержака-раскольника… Но какой-то резон в Танюшкиных словах всё-таки был. Я подошёл к оружейной куче.
— Не, Таньк, — медленно и уверенно сказал я. — Этими штуками пользовались. И за ними ухаживали, смотри.
Действительно, оружие ничуть не походило на брошенное за ненадобностью. Кро-мки клинков всё ещё сохраняли голубовато-серебристую заточенность, а остальное по-лтно наоборот — было серым и выщербленным. Не музейного вида было оружие. Не лаки-рованное, понимаете? Если в книжках пишут правду — с таким хозяин расстаётся толь-ко вместе с жизнью.
Я почувствовал, как во мне разрастается любопытство и восхищение этим оружи-ем. Руки буквально зудели, тянулись к клинкам.
— Танюшка, я, наверное, кое-что возьму, — разыгрывая неуверенность, сказал я. Танюшка вздохнула:
— Игрушки нашёл?
— Всё-таки… защита, — я опустился на корточки. — Ого!
— Я тоже покопаюсь, может, найду что поинтереснее. Одеяло, например, — сообщила она, обходя оружейную свалку.
— Не порежься, — машинально сказал я.
Среди клинков преобладали прямые шпаги и их производные. Я считал себя спецом
23.
по холодному оружию и всегда испытывал к нему слабость, как к оружию благородному, но сейчас у меня просто разбегались глаза. Я брал новые и новые образцы, выдвигал и рас-сматривал клинки, касался разнообразных гард и ножен, тянул, пробуя на прочность, по-трескавшиеся широкие перевязи… Выбрать было очень трудно как раз из-за невероятно-го обилия, и скоро я понял, что ничего не выберу — как тот осёл, который сдох с голоду между двумя кучами моркови. Поэтому я просто закрыл глаза, встал, сделал два оборо-та и на ощупь поднял то, что попалось под руку.
— Выбрал? — насмешливо спросила Танюшка. Она сидела на корточках со своей стороны кучи, держа на коленях какой-то кинжал.
— У-гу… — отозвался я, разглядывая то, что мне досталось.
Мне повезло. Наверное — в награду за решимость. Ножны оружия оказались прос-тые, обтянутые чёрной кожей и стянутые стальными скрепами. Рукоять тоже не вос-хищала — покрытая шероховатой кожей же (её обвивала прочно впрессованная метали-ческая нить), с навершием в виде шляпки гвоздя, защищённая ребристой гардой-ракови-ной и нехитрым плетением толстой проволоки (бронзовая, почему-то подумал я, хотя не знал точно). Лезвие — шириной в три пальца у основания, без выборок, гладкое — имело в длину сантиметров девяносто, не меньше, и к концу сбегало до двух пальцев ширины.
Поднявшись на ноги, я провёл несколько фраз. Танюшка смотрела без насмешки — она видела меня на дорожке и знала, что это серьёзно.
— Возьмёшь эту шпагу? — спросила она.
— Это не шпага, — ответил я, любуясь оружием. — Это палаш. У шпаги обе стороны за-точены на всю длину, а лезвие в сечении — ромб или линза. А тут лезвие — клин, и обух за-точен только на треть от острия.
— Спасибо за лекцию, — поблагодарила она. — Так ты его берёшь?
— Беру, — кивнул я. — Он, Танька, тяжёлый. Раза в три, если не больше, тяжелее рапиры, а я к ней привык. Смотри, как у меня медленно всё получается… и инерция какая, — я вновь показал несколько фраз.
— По-моему, всё нормально, — критически всматриваясь, сообщила Танюшка.
— Это тебе кажется, — вздохнул я. — У меня вся сила в скорости… А, беру его!
Ножны крепились на широкой перевязи. Причём на лопасти было место для второ-го клинка, а на груди — ещё один чехол. Я повздыхал и зарылся в кучу под ироничным взгля-дом Таньки, объяснив:
— Место же есть, а пустое — некрасиво.
Я больше ничего не успел найти — Танька, бесшумно что-то там раскладывавшая, подала голос:
— Ого, смотри!
Она протягивала мне арбалет. Вернее, мне сперва показалось, что арбалет — вин-товочная ложа, покрытая поцарапанной лакировкой, короткий лук с толстой тетивой, металлический кованый спуск — красивое и не очень тяжёлое оружие. Я подержал его в руках и поднял глаза на девчонку.
— Может, мне этот арбалет взять? — задумчиво спросила она.
— Это не арбалет, — ответил я. — Это аркебуза.
— Ты меня за неграмотную не считай, — холодно заметила она, опасно сверкнув глазами. — Я даже картинку помню в учебнике. Аркебуза — это ружьё. С фитилём.
— Да нет, Тань, — не стал смеяться я. — То есть, правильно всё, это аркебуза. Но вот та-кие штуки — самострелы, которые стреляют не стрелами, а пулями — тоже называются аркебузами. Ты посмотри, там стрелы есть?
— Сейчас… вот, — она подняла в руке кожаный мешочек с завязкой, судя по всему — тяжё-ленький. — Ты прав, как всегда. Стрел нет, а это?.. — она раздёрнула завязку и удивлённо сказала: — Олег, это же подшипники!
Я принял мешочек — да, он весил ого-го. А внутри и правда оказались никелированные
24.
подшипники.
Ну что ж. Отличные пули. Но тоже наводит на мысли…
— Бери, — посоветовал я. — Метров на сто он бьёт наверняка, и не хуже пистолета.
— А как им пользоваться?
Вопрос был коварный. Но я не мог ударить в грязь лицом и, высокомерно хмыкнув, заявил:
— Ну, это просто. Смотри…
Это в самом деле оказалось "просто". Аркебуза имела странно современную конс-трукцию. Почти автоматный затвор отводился назад до упора, в отверстие наверху ложа вкладывалась пуля, затвор отпускали, и он чуть продвигался вперёд, фиксируя её в стволе. После этого аркебузу можно было вертеть, как угодно — пуля не выкатывалась. Правда, и разрядить оружие становилось возможно лишь выстрелом. Танюшка несколь-ко раз вхолостую щёлкнула спуском, кивнула и продолжила поиски — похоже, и она увлек-лась. За год нашего знакомства она набралась от меня немало, в том числе — и в плане любви к оружию.
