Андрей Муравьев - Меч на ладонях

Все знают, что медведей лучше фотографировать на Сахалине. Или за Байкалом. Там их много, и пуганы они слабо. Да вот только Курту заказали серию репортажей о прелестях Карелии, и последний месяц Костя провел именно здесь. Мишек он отснял на удивление быстро, но погода ему нравилась, с егерями он подружился, возвращаться в Москву не хотелось, и Малышев поехал к скале.

Через пару месяцев можно будет продать издательству снимки белого ворона, как перекупленные у знакомого фотографа. Прирабатывать на казенных командировочных, конечно, было запрещено, но жизнь есть жизнь, и на работе сквозь пальцы смотрели на такие халтурки.

До щели в массиве, где жил, по словам егеря, уникум птичьего мира, он добрался, когда солнце уже щедро залило всю скалу июльским жаром. Обливаясь потом и поминутно засовывая измазоленные руки в мешочек с мелом, Костя перевалился через расщелину в приятный после яркого солнца полумрак и рухнул во что-то мягкое. Глаза еще ничего не могли разобрать в темноте. Солнце редко заглядывало в эту пещерку, и фотограф наслаждался полумраком и прохладой после слепящих жгучих лучей, многократно отраженных от кристалликов кварца на поверхности скалы. Отлежавшись, Костя затащил в пещеру сумку с фотоаппаратом и фильтрами и страховочный трос – ворон не залетит сюда, если увидит свисающую веревку. Потом он огляделся.

Увиденное заставило фотографа вскочить.

Посреди небольшого овального зала, то ли выбитого в скале, то ли вполне естественного происхождения, стояла статуя. Статуя женщины в греческой или римской тоге, а может, в индийском сари – в женских тряпках Костя слабо разбирался. Богиня или кумир, вырезанный из цельного куска камня. Постаментом статуе служил небольшой, весь исписанный письменами или рунами кусок желтоватого металла. Черты лица статуи были достаточно грубы и мало походили на черты лица реальной женщины.

Костя начал приходить в себя. Дело оказывалось куда более значительным, чем снимки ворона-альбиноса. Накинув на шею сумку с фотоаппаратом, он подошел к статуе.

Вблизи на камне были заметны грубые следы резца.

– Да тебе ж, малая, сотни годков-то, – присвистнул фотограф, обходя постамент.

Под ногой что-то хрустнуло.

Фотограф отпрыгнул в сторону и посмотрел вниз. Там лежал проржавевший в труху дисковый магазин от автомата. По полу пещеры рассыпались латунные патроны.

– Фигня какая-то, – прошептал Костя, обходя диск стороной. Автоматическое оружие не вязалось с древним видом находки.

«Бля, да это ж культ какой-то, – пронеслось в голове. – Они ж здесь ритуалы небось кровавые творят».

Кто «они» – Костя не задумывался. Зато понял, что лазать в зал через расщелину не очень удобно для любой секты. Он осмотрел стены скалы за статуей и нашел тяжелую дверь из векового мореного дерева. На высоте груди посреди двери висела маска волка. Металлическая маска выглядела намного старше автоматного диска.

В голове фотографа начали проноситься кадры любимых фильмов об Индиане Джонсе. Напороться на хранителей таинственного культа посреди Карелии! Но, как говорится в известном сериале, – «Truth is out there»[20].

Костя достал из сумки револьвер. Гордость и предмет зависти знакомых, «смит-вессон», Костя получил год назад, после того как в одной из командировок на Дальний Восток его чуть не зарезали китайские браконьеры. Курт выбил для Кости разрешение на хранение и ношение оружия и дал карт-бланш на покупку револьвера за счет фирмы. Герр Зайнер уточнил, что револьвер может быть любой марки, но должен быть без наворотов, насечек серебром и прочих лазерных прицелов, то есть максимально стандартный. Через два часа начальник отделения уже пожалел о своем щедром предложении, так как Костя приволок самый дорогой стандартный револьвер из имеющихся в магазине: новый спортивно-защитный «смит-вессон» семнадцатой модели с барабаном на десять патронов, рукояткой из твердой резины, отбалансированный под его руку, в комплекте с оптическим и коллиматорным прицелом и пачкой дорогущих патронов 0,22 «лонг райфл». Лазерный целеуказатель он не купил.

Теперь, с револьвером на изготовку, он медленно подошел к двери. Ничего не произошло.

Постояв минуту, Костя несильно толкнул преграду. Дверь оказалась заперта. Фотограф толкнул сильней. Подождал еще минуту и навалился на нее уже всем телом, но она стояла намертво. Осмотрев дерево проема еще раз, Малышев засунул пистолет за пояс и попробовал сдвинуть, провернуть или приподнять дверь.

Устав, последователь экранного образа Хариссона Форда отошел обратно к статуе. Взгляд отметил какой-то голубой отблеск. Костя нагнулся и в куче вороньего помета выковырял небольшой медный жезл. В навершии слегка поблескивал маленький голубоватый камешек полсантиметра в диаметре.

Малышев присмотрелся к статуе. Богиня прижимала к груди пустую руку, в которой явно чего-то недоставало.

«А жезлик-то в руке должен быть, – подумал Костя и вложил брусок со слегка вспыхнувшим камнем в свободную руку богине. – Вот так вот».

Он даже успел удовлетворенно хмыкнуть, прежде чем окружавший его полумрак разлетелся сотнями солнц, залив сознание ослепляющим светом.

Голоса…

Чей-то хриплый бас на самом краю сознания с украинским акцентом склонял по матери чью-то родословную. Не останавливаясь и не повторяясь, голос перечислял, кто, зачем и в какой последовательности участвовал в создании генеалогического древа второго участника разговора и какие новые представители животного мира украсят ряды его потомков своим присутствием.

Малышев открыл глаза.

Он лежал в комнате, даже, скорее, в зале с невысоким закопченным потолком. Попробовав встать, Костя с удивлением обнаружил, что связан по рукам и ногам. По-видимому, он был связан давно, так как руки из-за пут совсем онемели и практически не чувствовались.

Рядом кто-то ругался – смачно, хотя и несколько монотонно:

– Да я таких, як ты, на кирмашу лейцами гонял и гонять буду, скоморох ху…в. – Невидимый голос не стеснялся в выражениях. – Я козак, мой отец, дед и прадед козаками были, и своими фокусами ты кобылу мою пугай, казалуп занюханны.

Обладатель возмущенного голоса медленно выхаркался и смачно плюнул, попробовал что-то еще сказать, но кто-то молчаливый и нетерпеливый, кому предназначались эти тирады, не выдержал. Послышались звуки глухих ударов.

Мягкий перелив чуждой речи прервал невидимое избиение. Язык был непонятен Косте, но по тону реплика более всего походила на упрек. Удары немедленно прекратились.

Тот же мягкий переливчатый голос уже по-русски спросил:

– Козак, или как тебя еще зовут, воин, скажи, не приходили ли на твою землю боги? – Голос помолчал, подбирая слова, и продолжил: – Может быть, ты знаешь о пришествии с небес сильных богов, схожих с людьми? Может, вы сами летали к звездам? Расскажи, и я верну тебя назад, воин.

Но собеседник у невидимого следователя был крепок. Послышались все те же харкания, завершившиеся смачным плевком. Удары возобновились.

Костя попробовал перекатиться на бок, чтобы видеть хоть что-нибудь. С третьей или четвертой попытки Малышеву удалось повернуться к разговаривающим, но вместо них он оказался лицом к лицу с еще одним связанным человеком. Вид его серьезно подорвал веру Кости в реальность происходящего.

На расстоянии вытянутой руки лежал красноармеец в потертом зимнем кожухе и шапке-ушанке. Загорелое обветренное крестьянское лицо, крепкие руки с обкусанными ногтями, стянутые кожаными путами на груди, и автоматный магазин времен Второй мировой рядом выглядели до крайности необычно и как бы даже немного потусторонне. Особенно потрясло Костю то, что затертый кожух красноармейца (это летом-то!) совсем не выглядел маскарадным костюмом.

«Ерунда какая-то, – пронеслось в голове. – Кино, что ли? Да я, наверное, в декорации влез какие-то. – Мозг старательно искал логические объяснения случившемуся. – Вылез через скалу в декорации, надумал секту себе – и пистолетом размахивать. Меня и бахнули по башке, чтобы не навредил кому. И пистолет забрали… И связали… на всякий случай, наверное».

Версия выглядела логичной.

Помутнение прошло. Сквозь дырки в потолке пробивались солнечные лучики. Пора было выбираться из этой ситуации и доказывать киношникам, что Костик – не обкурившийся дурик с волыной за пазухой.

Он постарался привлечь внимание.

– Эй, люди! Эй!! Я вас слышу. Подойдите сюда!

Звуки ударов прекратились.

Кто-то приблизился к Косте и рывком перевернул на спину.

Фотограф поперхнулся. За грудки его держало зеленокожее чудовище с мордой бабуина и красными безумными глазами. Клыки торчали из-за нижней губы.

– Ты х-хаво назвал людем, человек? – просипело создание, роняя на лицо Малышеву слюну.