Владимир Васильев - Дети дупликатора
Алексей часто кивал и помалкивал, за что Сиверцев был ему премного благодарен. Только с автоматом вышла небольшая заминка: Алексей оставил его в вездеходе и пришлось новичку немедленно бежать наверх. Сбегал, принес; Ваня заодно показал где находятся оружейные шкафы, где боеприпасы и прочее полевое снаряжение, вплоть до картриджей к сенсорам. Ну и свой «калаш» заодно на плечо повесил — неизвестно сколько еще предстоит по Зоне болтаться: вездеход обычно объезжает несколько заимок и предсказать его маршрут бывает довольно сложно. Даже Тараненко заранее не всегда способен точно и исчерпывающе заявить: вот сюда стопудово заедем, а сюда — нет. Чаще всего — как получится, по текущей обстановке.
Кстати, именно из-за вот такой непредсказуемости иногда и приходится кое-кому сидеть на заимке две вахты подряд. А что делать —Зона…
Словом, через четверть часа Ваня, приплясывая от нетерпения, глядел как в вездеход с кормы грузят последние контейнеры и тюки. Сумка его давно уже была в вездеходе, на привычном салажьем месте в конце салона.
Вот уже и военсталкеры грузятся, и Рахметян в салон забрался, только Тараненко где-то по обыкновению пропадает.
Но вот и шеф, наконец, быстрым шагом идет через плац, от караулки к вездеходу. А кто-то из вояк, кажется Фалинский, к воротам — отворять.
Сиверцев отметил, что из гражданских присутствовали только он сам, сменившийся Рахметян, да шеф — вообще говоря, маловато для дежурного институтского маршрута по заимкам. Обычно едут трое-четверо, а иногда и до восьми человек ученых: на каждой заимке когда один, когда двое остаются на вахту, а кто-то сменяется и грузится в вездеход вместо них, как сегодня Ваня вместо новичка Алексея или Альберт Рахметян вместо прибывшего на вахту пана Ховрина. Довольно часто весь маршрут проходят работники института из администрации — прямые коллеги Тараненко. Бывает, каких-то шишек в мундирах возят, но точно не имеющих прямого отношения к военсталкерам. Наверное, натовское начальство.
«Хорошо бы с нашей четвертой заимки больше никуда не совались,—подумал Сиверцев мечтательно.—Что- бы сразу к периметру, через КПП—и в городок. К барам, к пиву, к ванной, полной чистой и неактивной, насколько это возможно около Зоны, воды и обязательно с высокой горой пены, пахнущей, скажем, жасмином или еще какими ландышами. Бухнуться в нее, окунуться по шею, а потом протянуть руку, взять запотевшую бутылку, свернуть ей голову-пробку, сделать большой-пребольшой глоток и блаженно застонать…»
—Ты чего, наука? — пихнул его один из вояк. — Баба приснилась?
Ваня вернулся в реальный мир. Наверное, он до того замечтался, что застонал вслух.
—А? — Сиверцев ошалело глянул на военсталкера.
Ученый хорошо помнил его еще по первому выходу в зону—фамилия его была Кутний, а имя упорно не вспоминалось.
—Извини, брат,—вздохнул Сиверцев.—Замечтался. Пива хочется, спасу нет! И Зона эта уже вот где! — Ваня выразительно чиркнул ладонью по горлу. Военный хмыкнул:
—Ну, да, ты ж тут с зимы торчишь… Озвереть можно, согласен.
—Налейте уж парню, — не оборачиваясь велел с переднего ряда Тараненко. — Точно заслужил!
Второй военсталкер, сидящий чуть впереди Сиверцева, но позади Тараненко полез за пазуху и добыл традиционную фляжечку, но Тараненко, опять таки не оборачиваясь, остановил его:
—Этого добра у них и на заимке хватает. Коньяку налейте! Ну, и мне заодно. Альберт, ты будешь? Рахметян оторвался от планшета:
—Что? Коньяк? Да, налейте, если нетрудно… И опять уткнулся в планшет.
Кутний весело хмыкнул и сунулся в кормовой отсек, на камбуз, где располагался аварийный барчик. Тараненко тем временем поднялся, прошел к Ване и уселся рядом.
—Столик откинь, что ли,—проворчал он вполне дружелюбно.
Сиверцев с удовольствием повиновался — не на обзорный же экран ему пялиться? Хватит, двенадцать недель пялился на местные пейзажи чуть не ежедневно. Надоело такое кино.
Кутний, пятясь, вернулся в салон. Вездеход заметно качало, поэтому ему приходилось совершать чудеса эквилибристики, дабы удержать на подносе все, что там стояло. А стояли там три небьющихся вискарных стакана, наполненных до половины, блюдечко с нарезанным лимоном и второе с ма-а-ахонькими охотничьими колбасками «Пикколини», как раз на один укус. Однако военсталкеры взвода прикрытия были хорошими эквилибристами — если надо. С подноса ничего никуда не делось и не упало.
—Спасибо, — поблагодарил Тараненко.
Кутний, оставив поднос на столике, передал один стакан сидящему впереди Рахметяну и ушел к товарищам.
Двигатели вездехода равномерно гудели; Сиверцев не мог расслышать ни слова из разговоров вояк впереди. Они, стало быть, их с Тараненко беседу тоже не могли подслушать, тем более, что ближе к корме гул только усиливался.
—Ну,—Тараненко сцапал свой стакан и потянулся к Ване, — с завершением ударной вахты!
Рахметян, не отрываясь от планшета, что-то неразборчиво промычал и колыхнул приподнятым стаканом. Сиверцев тоже взялся за стакан, чокнулся с Тараненко и отпил примерно четверть. Коньяк был очень даже приличный.
Как-то комментировать ситуацию Ваня не стал—явно ведь неспроста шеф затеял этот разговор.
—Как Зона? Привык? — справился шеф через полминуты. Сиверцев неопределенно пожал плечами:
—Разве к этому привыкнешь? Скорее, смирился.
—Филиппыч говорил, ты многому научился за последнюю вахту. А знаешь почему? Потому что сидел на заимке без перерыва. Если б тебя после первого месяца в городок вернули, на следующую вахту ты бы как с нуля заступал. В городке быстро все выветривается, что не очень глубоко въелось. По хорошему тебе бы еще месяцок на заимке посидеть — как раз шестнадцать недель, переломный срок. Кто столько в Зоне отсидит — уже не забудет ничего и никогда. По родному сортиру с опаской ходить станет и дорогу в городке переходить полуприсев.
«Свисти-свисти, — подумал Ваня грустно. — Слыхал я эти песни венского леса уже, неоднократно слыхал».
Наверное, у него был достаточно выразительный взгляд, потому что развивать тему Тараненко не стал. Отпил коньяку, бросил в рот колбаску. И без обиняков сменил тему:
—Рассказывай, зачем Покатилов приходил.
—Этого я не знаю, — честно признался Сиверцев. — Мы с ним вообще ни о чем толком не поговорили. Он всего лишь поинтересовался — зачем я от него прячусь? А я-то и не думал прятаться! Так ему и объяснил.
—В каком смысле прячешься? — уточнил Тараненко. — На связь не выходишь, что ли? Ваня поднял по-прежнему грустный взгляд на шефа и объяснил:
—Покатилов сказал, будто бы видел институтские графики дежурств на заимках. И якобы там указано, что не сидел я на четверке подряд три вахты, а как и положено по трудовому законодательству после первых четырех недель работы в Зоне отбыл на такой же срок в институт, на реабилитацию и все такое. Покатилов, очевидно, ждал, что я за эти четыре недели заскочу к нему в «Вотрубу», потолковать и все такое. Но поскольку на самом деле я оставался на заимке, заскочить я никак не мог. Это я ему и объяснил. Покатилов удивился, подумал, и закончил разговор.
—Серьезно, что ли? — удивился Тараненко.
—Да. Задумался, помолчал и отправил меня назад, на заимку.
—И ни о чем больше не спрашивал? Сиверцев поколебался и решил, что молчать не стоит.
—Ещё попросил шепнуть, если Псих объявится, — сказал Ваня с неохотой.
О том, что сообщить это Покатилову он должен был раньше, чем Тараненко, Ваня пока умолчал. Факты скрывать чревато, а вот подробности до поры до времени можно и придержать в резерве, хуже точно не будет. Тараненко испытывающе глядел на Ваню и взгляд у него был на редкость тяжелый.
—Ну и как? — поинтересовался Тараненко. — Сообщишь? Ваня невольно отвел взгляд.
—А куда мне деваться? — глухо переспросил он. —Я ж между вами, как песчинка в жерновах.
—От некоторых песчинок и жернова портятся,—проворчал Тараненко уже мягче. —Ты закусывай, закусывай. Сиверцев с некоторым облегчением потянулся к лимончику.
Вездеход все переваливался с боку на бок — вроде, от заимки практически до самого бара колея была давным- давно накатанная и утрамбованная, а трясло все равно немилосердно. Тараненко между делом покосился на обзорник. Там уже и трущобы виднелись—низкие бетонные строения, издалека похожие на незавершенную стройку. Там, в одной из этих бетонных коробок, располагался бар «100 рентген», место в Зоне практически культовое.
—Стоп! — выдохнул в трансляцию старший маршрута, опять же знакомый по прошлым выходам офицер, которого Тараненко называл просто Петро. — Гвардия, на выход!
Вояки принялись застегиваться и напяливать шлемы. Сиверцев воспользовался неподвижностью вездехода, глотнул коньяку, сжевал колбаску и принялся ожидать дальнейших расспросов, поскольку не верил, что шеф ограничится уже сказанным.
