Владимир Васильев - Дети дупликатора
—Мое еще осталось?
—Пол-ящика! — проинформировал бармен.
—По бутылочке, — велел Тараненко. — И орешки какие-нибудь, что ли.
—Сей момент! — кивнул бармен. — А Толика сразу звать или потом ?
—Сразу зови.
—Ага, — уронил бармен и умчался.
Буквально через минуту он вернулся с четырьмя бутылками «Пльзеньского», причем чешского производства. У Рахметяна с Сиверцевым натурально глаза на лоб полезли.
—Фигассе! — оценил Сиверцев, заранее предвкушая. — Чешское! Тараненко небрежно пояснил:
—С точки зрения любого чеха бутылочное—тоже не пиво. Но мы ведь не чехи, так что…
В следующие несколько минут Ваня умирал, возрождался, снова умирал и снова возрождался — ровно по числу глотков. Он и представить не мог — насколько истосковался по простому, в общем-то, народному напитку и по атмосфере, сопутствующей его поглощению. Ему даже смешно стало — по дому в родимом Череповце он, как оказалось, не так скучал, как по хорошему пиву. Вот ведь закавыка какая…
Пришел упомянутый Толик—нечесаный и небритый мужичок достаточно затрапезного вида, чтобы даже в Зоне выглядеть неопрятным. Он сел рядом с Рахметяном и принялся что-то монотонно бубнить — слушали его только шеф с Альбертиком. Ваня не слушал, и Петро, похоже, тоже не слушал, а загибал Толик что-то насчет каких-то поставок чего-то и куда-то. Вникать чего и куда совершенно не хотелось; Ваня и не вникал. Зато Тараненко слушал внимательно, даже переспрашивал иногда.
«Вот ведь жизнь у человека, — неожиданно посочувствовал шефу Сиверцев. — Ни минуты покоя, круглые сутки кто-нибудь его одолевает. То рассказами, то расспросами, то просьбами. Я бы так не смог, озверел бы моментально».
Он в очередной раз глотнул пива, рассеянно шаря взглядом по залу и вдруг что-то словно бы заставило его поглядеть в сторону входа.
Ваня взглянул и обмер, чуть нe выронив из внезапно ослабевшей руки бутылку с остатками «Пльзеньского».
В арочке, еще не войдя в сторентгеновский зал, стоял и близоруко щурился сталкер Псих собственной персоной. Секундой позже его заметил и Тараненко.
Глава четвертая
Заночевали в «100 рентгенах», в обычной норе. Босс в своих апартаментах, а охрана — в обширном предбаннике. Киргиз не особо любил ночевать в Зоне, тем более в этом гадючнике. Не в том смысле, что тут грязно—нет, вполне терпимо, а по меркам Зоны—так и вовсе роскошно. Киргизу не нравились местные джигиты. Рыла у всех, словно у рецидивистов, и смотрят на тебя так, будто прикидывают как тебя половчее пристукнуть. Постоянное ожидание, образно говоря, ножа в спину не покидало Киргиза едва трущобы Диких Земель начинали маячить на горизонте и не проходило пока они за горизонтом не исчезали. Киргиз знал, что в Зоне прорва значительно более гиблых мест, но туда он, скорее всего, потопал бы охотнее, нежели в это бандитское логово. Чего уж говорить, если приходится тут ночевать?
Зато босс ничем подобным не заморачивался. Или просто не показывал виду—кто его разберет? Наверняка он помнил бар совсем другим, и его тут, стопудово, тоже периодически вспоминали. Возможно, что сталкер Лось, как раньше величали босса, имел перед баром какие-то давние заслуги, хотя скорее всего он просто хорошо платил хозяевам. Но так или иначе, у Покатилова имелись в одном здании с баром личные апартаменты, за которыми местные в его отсутствие приглядывали. Понятно, что никаких важных дел босс тут не вел, потому что здешние стены вполне предсказуемо имели бальшущие уши, да и глаза, скорее всего, тоже. Но отсидеться всегда было можно, чем босс с успехом и пользовался.
Ночь прошла спокойно, хотя выспался Киргиз традиционно плохо. Все мерещилась ему какая-нибудь фигня, грозящая перерасти в стрельбу или хотя бы в поножовщину. Однако и в этот раз обошлось, а наутро босс, даже кофе не испив, велел собираться и выходить к периметру.
Топали сегодня непривычно резво, видать, и Зона поднадоела за четыре дня, и по миру за периметром все соскучились. Маршрут был знакомый, никаких особых сюрпризов он не сулил, поэтому уже к полудню вышли в совсем уж спокойные места, по дороге отстрелив ноги всего-то парочке зомби.
Ну а как периметр миновали, вообще все расслабились. В леске, уже самом обычном, без всякой зоновской жути и без зловредного зверья их встретил Чига, проводил до своей японской таратайки и команда, воодушевленная и обмякшая, погрузилась. Босс уже прилип к мобильнику — минут десять не убирал руку с комом от уха и непохоже, чтобы собирался разговор прекратить. И разговоры у него, надо сказать, непростые: босс в основ- ном слушает, редко когда вставляет фразу-другую.
Эх, высокая арифметика большого бизнеса… Киргиз о себе точно знал, что к ней категорически непригоден. Его дело — стрелять. Вот это он умеет здоровски, без ложной скромности можно отметить.
А самое главное — отчетливо понимает: чем меньше приходится стрелять, тем лучше для всех. Тир, понятно, не в счет…
Чигаловко гнал «ниссан» разбитым проселком, ребята внутри даже и не летали особо, хотя сидели-то плотно, потому как тесновато для шестерых в такой таратайке даже если все сидят прямо на полу. Потом трясти и вовсе почти перестало: выехали на щербатый асфальт. До городка оставалось всего ничего, минут пятнадцать — и то лишь потому, что асфальт, положа руку на сердце, говно: яма на яме. И ту ту «ниссана» рвануло колесо. Хорошо, хоть заднее… Правое заднее.
Сначала послышался легкий хлопок, потом «ниссан», припав, как хромая собака на больную ногу, назад и накренившись вправо, пошел юзом. Точнее, пошел юзом задний мост—корму стало заносить вправо. Неопытные водители в таких случаях рефлекторно крутят руль влево и притормаживают, и тогда всё—машину заносит окончательно и она летит кувырком, через крышу. Но Чига был опытный водила, вообще не стал тормозить, только газ, естественно, отпустил, а руль крутанул против заноса, как гонщик на повороте трека. Если бы дорога была ровнее и шире, скорее всего все обошлось бы убитым диском да умеренными повреждениями моста и рамы около правого заднего колеса.
Дорога, увы, была не очень, а главное — при заносе лопнувшее колесо начало сползать в кювет и тянуть за собой все остальное. Чига не удержал увечный микроавтобус на дороге — тот все-таки кувыркнулся в кювет, встал на крышу, потом опять на уцелевшие колеса и, уже погасив скорость и вращение, медленно повалился на правый бок.
Чига и сидевший впереди Покатилов были пристегнуты, поэтому остались в креслах, хотя верхний—Чига— косо повис на ремнях. А вот шестеро охранников сзади лежали вповалку.
Киргиз сначала сидел в середине по правому борту, прямо на полу, привалившись спиной прохладному металлу. Когда кувыркались он больно ушибся лицом о винтовку и ударился обо что-то локтем, не успел сообразить обо что. Когда «ниссан» перестал кувыркаться и замер, Киргиз лежал в общей куче ближе к верху — под ним оказались Тучкин, Оцеола и, кажется, Налим. Храп нашелся рядом, поперек Оцеолы с Тучкиным. Сверху, значит, венчал кучу-малу стюард Пашка.
—Босс! Вы целы? — просипел Храп первым делом.
—Пока да,—сварливо ответил Покатилов и по его тону Киргиз сразу понял, что босс зол, но действительно цел.
Киргиз шевельнулся и Пашка безвольно сполз с него под вертикально задранное днище, кажущееся сейчас бортом. Киргиз приподнялся, вынимая из-под себя винтовку. С разбитой губы капало красным, а во рту было солено. Шевельнулся и Храп; под ним пискнул на выдохе Оцеола.
—Ну-ка, отозвались все по очереди, — скомандовал Храп и принялся перечислять команду:
—Оцеола! Жив?
—Более чем, — пробасил следопыт.
—Тучкин?
—Жив, — ответил тот. — И цел, вроде, тоже.
—Киргиз!
—Губищу расквасил,—пожаловался Киргиз.—А так в норме. Упоминать о саднящем локте он счел излишним.
—Налим?
—Если с меня слезут, — сдавленно отозвался Налим откуда-то из самых недр кучи-малы, — я смогу ответить точнее.
—Понятно… Пашка! Пашка молчал.
—Пашка! Ответь! Пашка молчал.
—Он сбоку лежит, если встанем—не заденем! — со- общил Киргиз, изловчившись и глянув через плечо.
Когда народ лежит после большого бума вот такой кучей и неизвестно—насколько живы и насколько целы люди, сразу вставать нельзя. Кто-нибудь может быть с переломами и без сознания. Или с переломами, но в сознании. Нетрудно представить каково пришлось бы Тучкину, если, к примеру, у Тучкина была бы сломана нога или рука, а Налим стал бы выползать с самого низу.
После того, как Пашка с Киргиза сполз, Киргиз остался верхним. Поэтому он коротко сообщил:
—Встаю!
И отлип от кучи-малы. Освободившийся Храп (Киргиз до того сковывал его ноги) встал тоже.
—Чита! — закончил он перекличку. —Ты как?
—Висю, — флегматично доложил Чига.
Киргиз тем временем глянул на стюарда. У того все лицо было окровавленное и разбитое, не только губа. Но руки-ноги, вроде бы, выглядели естественно, нигде не сгибались в неположенных местах или в неположенные стороны.
