Сергей Щепетов - Последний мятеж
Вар-ка досмотрел до конца. Устало поднялся, подобрал штаны, мешок, подошел к шалашу:
— Как тебе?
— Уже лучше.
— Эти… нурлаки… Они опасные? Нападают?
— Нурлаки… Они пугать только могут. Падаль едят.
— А раньше? Давно?
— Раньше надо было убить нурлака, чтобы стать воином. Убить копьем или палицей. Один на один — победить страх. Так было давно.
— А сейчас? Сейчас-то зачем их?
— Так… Низачем.
Вар-ка стал надевать штаны.
Потом он шел. Очень долго. Сначала был просто склон. Потом тропа. И туман. А потом хижина-развалюха в верховьях распадка, к порогу которой ведет много троп. Он подошел по одной из них. Топчан, стол, древняя деревянная скамейка. И молодые, бесконечно усталые глаза старика. Они говорили. И времени не было.
— Неужели люди произошли от каннибалов-падальщиков?
— Вариантов много, и этот, по-моему, еще не самый худший. Думаешь, тебе больше понравилась бы реальность, где предки человека приспособились употреблять ядовитые растения? Где преимущество получали те, для кого яд стал мощным наркотиком-галлюциногеном?
— И такое бывает?!
— Бывает по-всякому, но какая разница, кем были и чем занимались первые? Однажды они сделали выбор, и их мир получил шанс стать миром людей.
— Ага, жертвы стали охотниками, те, кто был пищей, сами научились убивать?
— Согласись, что они научились не только этому.
— Пожалуй… У них возникла необходимость что-то выбрать?
— Необходимость не возникает, она существует всегда. Любое нормальное животное постоянно делает выбор, но его свобода ограничена рефлексами и инстинктами. Когда тех и других оказывается недостаточно для выживания, существо просто погибает. В данном случае несколько инициированных особей с амулетами дали своим потомкам возможность шагнуть за рамки животного существования. И они этой возможностью воспользовались, а могли, конечно, и не воспользоваться. Результаты ты видел.
— Получается, что и ты, и твой предшественник мучаетесь со своей бесконечной жизнью ради того, чтобы… Даже не знаю, как сформулировать! Может быть так: добавить кому-то свободы выбора сверх нормы, отпущенной природой, да?
— Сначала природой, потом обществом, устоявшимися представлениями о добре и зле. Не важно, как ты все это назовешь или сформулируешь, главное, чтобы ты понял. Чтобы утолить голод, нужно принимать пищу, чтобы не страдать от жажды, нужно пить воду, чтобы жить с амулетом, нужно раздавать такие же тем, кто может их принять хотя бы на время — у меня этих камушков целая груда. Иначе со временем ты рискуешь остаться с чужой болью, но без чужой радости. Правда, рано или поздно равновесие все равно нарушится, и жить станет невыносимо — тут уж кто сколько продержится, но бессмертия не бывает. Мне, например, осталось недолго.
— Эти черные агаты волшебные?
— Не говори глупостей! С таким же успехом можно воспользоваться пуговицей от твоей рубашки. Просто так уж сложилось с этими камнями, и я не вижу смысла менять традицию.
— Тогда в чем же дело? Как это все получается?
— Дело в людях, конечно. А как это получается, я не знаю, да признаться, и знать не хочу. Если ты сможешь прожить с амулетом достаточно долго, то, может быть, со временем обретешь способность выбирать и инициировать других потенциальных носителей.
— Это как… Как рукоположение у священников в мире Николая? — догадался Вар-ка.
— Наверное, ведь обряд передачи неких свойств от одного к другому часто сохраняется даже там, где амулеты давно не действуют, где носитель становится обычным человеком.
— Бывают такие реальности?!
— Не бывают, а становятся такими. Вот только не знаю, все или некоторые.
— Интересно… А почему?
— Наверное, там кончается пред-история человечества, и начинается собственно история. Хотя, признаться, никаких особых внешних отличий я не замечал. Впрочем, может быть, со временем они и появляются, но тогда такая реальность перестает быть доступной.
— По-моему, ты чего-то недоговариваешь, Рахама! Что там такое должно случиться? Что за рубеж такой, к которому надо подпихивать «инъекциями праведности» и после которого они не нужны? Это похоже на колоссальную… Нет, не игру, а скорее стройку, делание чего-то, стремления к чему-то. Но кто этот делатель? Чего хочет добиться от людей в итоге? Кто инициировал первого носителя?
Старик засмеялся:
— Сколько вопросов! Есть вещи, которые объяснять бесполезно, их нужно понять самому. Иначе ты потратишь остаток жизни на то, чтобы проверить мои слова. А у меня, признаться, на тебя другие планы. Точнее — надежда.
— Ты, конечно, не скажешь, какая. А что нужно сделать, чтобы понять?
— Прежде всего, нужно хотеть.
— Но я хочу!
— Ты уверен в этом? Подумай: уверен?
Глава 2
Эта земля
Это случалось нечасто — чтобы мутная трансвcеленская флюктуация смещалась куда-то в сторону, оставляя сопку от подножия до вершины в одной реальности. Сейчас горизонт был чист. Во все стороны. Мир открылся — свой, родной мир: Северо-Восток Азии, Россия. И там, внизу, была осень. Да-да, конец августа здесь — это осень. С безумством красок, с нежарким солнцем, с утренним льдом в лужах, с рыбой, прущей на нерест. С осенней тоской. Той, которая бывает только здесь.
Николай отложил «рацию» и вышел из вагончика. В который раз застыл, зачарованно рассматривая толстую, ядовито-желтую с красным змею леса внизу по руслу Намрани. Змея, извиваясь среди зеленых склонов (кедрач не желтеет!), ползла вдаль, в дымку, к морю. «Хорошо-то как. И тоскливо. И хочется, чтобы все сначала… Чтобы опять весна, и опять все впереди. Только не эта — последняя, — а та, далекая, которая была двадцать лет назад. Что мне Москва и Питер, Оксфорд и Хьюстон, Амстердам и Бат-Ям? Нет пристанища…
Вар-ка вот сидит. Тоже смотрит. Думает. Странный он какой-то стал с тех пор, как пообщался с носителем амулета. Может, что-то скрывает? От меня?! Вот уж чего никогда не было!»
— Знаешь, на кого ты похож в последнее время, Вар?
— На кого?
— На женщину, которая впервые забеременела и теперь с изумлением прислушивается к тому, что творится у нее внутри.
— Любопытное сравнение. А что там наши работодатели, Коля?
— Как всегда: «Сообщение принято». Зато потом я запросил данные по родным и близким, и они ответили. Представляешь, жене предлагают возглавить филиал американской фирмы в Питере; дочь победила в каком-то конкурсе и, возможно, получит гранд на обучение в крутом университете; нашей многострадальной Академии выделены средства, и она собирается развернуть масштабные исследования по моей тематике — вероятно, будут привлекать всех уцелевших специалистов. Смешно, правда?
— Нет, не смешно. Куча приятных новостей, но ни одного радостного события пока не состоялось: они только МОГУТ состояться. А могут, сам понимаешь, и не…
— Ты на что это намекаешь, Вар?! Неужели это они… подстроили?
— А кто же? Сам подумай: разве такие совпадения бывают?
— Ну-у-у… Если это не блеф, то от могущества наших заказчиков просто дух захватывает! Получается, что если все бросить и отправиться домой, то ничего и не произойдет, да?
— Наверное, так это и надо понимать. Скажи спасибо, что тебя только манят пряником, а кнут пока не показывают.
— Интересно, а какой он может быть? Если в том же стиле, то жену из фирмы уволят, дочь провалится на экзаменах, а Питер окончательно захлестнет волна гастарбайтеров, и я останусь вообще без всякой работы.
— Не пугайся заранее, Коля! Может, обойдется. Лучше выполни маленькую смешную просьбу, только не спрашивай «зачем?».
— Давай!
— Зайди в вагончик или отойди куда-нибудь, чтоб я тебя не видел. А потом уколи гвоздем палец, ущипни себя… В общем, сделай что-нибудь такое, только не сильно, конечно.
Минут через пять Николай вернулся. Вар-ка по-прежнему сидел и смотрел вниз на долину Намрани.
— И что, Вар? Я все сделал!
— Это точно твой мир, Коля? Ты не ошибаешься?
— Не мой, а наш с тобой! Неужели ты сам не узнаешь?
— Узнаю…
— Да что случилось-то?! Ты можешь, наконец, объяснить?
— Он не работает.
— Еще раз, пожалуйста…
— В твоей реальности наш артефакт превращается в обычный камешек.
— Это и так ясно: его надо как-то включить или инициировать!
— Нет, не надо. Просто в других мирах он действует, а здесь нет.
— Откуда ты знаешь? Что, во всех, кроме нашего?
— Ну, по крайней мере, в тех, где я…
— Что-о-о?!
Вар-ка согласно кивнул, расстегнул куртку и обнажил плечо. Рубец не выглядел свежим, но раньше его не было — Николай помнил это совершенно точно.
