Сергей Чекоданов - Гроза 1940
– Почему вы, товарищ Банев, так настойчиво называете именно фамилию Курчатова? – Сталин с интересом посмотрел на Андрея. – По моим сведениям, данными вопросами занимается также товарищ Ландау из института товарища Капицы.
– Я постараюсь объяснить причины выбора, товарищ Сталин. Но, поймите меня правильно, это не мой выбор, а ваш. – Андрей вздохнул, он ожидал этого вопроса, но к его радости их преподаватель физики в институте хорошо знал историю закулисных интриг в науке предвоенного времени, и не считал нужным скрывать своё отношение к некоторым учёным. – Да, товарищ Ландау занимался работой над теорией ядерного взрыва и пришёл к очень интересному выводу о его невозможности. После чего все работы по этой теме в нашей стране были свёрнуты. Из–за этого Советский Союз отстал в создании ядерного оружия на несколько лет. Так как Курчатов активно возражал против этих выводов, то его, как это сейчас принято, объявили лжеучёным, отстранили от работы и отправили в войска заниматься проблемами разминирования неконтактных мин, где он и пробыл до сорок третьего года. Пока не понадобилось делать бомбу, ибо разведка донесла, что американцы уже близки к её созданию. Хорошо, что к тому времени уже шла война и нужны были учёные на фронте, а то могли бы и расстрелять.
– А что же товарищ Ландау? – спросил Сталин.
– Ландау теоретик. Он придумает десять дурацких теорий, но не сможет найти практическое применение ни одному самому простейшему физическому закону. Когда понадобилось создавать бомбу, все наши гении теоретической физики бросились в разные стороны, стали придумывать какие–то моральные препятствия к участию в этом проекте, искать защиты у своих покровителей, лишь бы не показать свою несостоятельность.
– И какое они понесли наказание за нежелание делать эту работу? – Сталин пристально посмотрел на Андрея.
– Никакого, товарищ Сталин. – Андрей усмехнулся и продолжил. – Попрятались по разным углам, а потом ещё гордились тем, что «"мол не участвовали в создании бесчеловечного оружия"».
– Значит Курчатов, – повторил Сталин, встал, прошелся вдоль стола и спросил, – а что с ракетами?
– Ракеты, товарищ Сталин необходимы как средство доставки атомных зарядов. А в перспективе и вывода в космос беспилотных спутников и пилотируемых кораблей.
– А какое назначение у космических аппаратов?
– Их можно применять для самых разных задач, товарищ Сталин. – Андрей подумал как лучше сформулировать, чтобы заинтересовать Сталина, и продолжил. – Военная разведка прежде всего, из космоса можно увидеть многое из того, что невозможно на земле. Космическая связь, предсказание погоды, геологическая разведка и много другого, о чём я просто не знаю.
– Насколько я понимаю, это тоже очень дорого. – Сказал Сталин.
– Если делать не торопясь, то затраты выйдут вполне приемлемыми. Но если нам придётся догонять, то цена вырастет многократно. – Ответил Андрей.
– И здесь тоже только одна кандидатура?
– Да товарищ Сталин, Сергей Павлович Королёв не просто главный конструктор вначале боевых, а затем космических ракет, но и великий конструктор. На его ракетах ещё пятьдесят лет летали, а такой срок много значит. К тому же, я даже не слышал, занимался ли ещё кто–нибудь этими вопросами кроме Королёва.
– Атомные заряды можно доставлять только ракетами? – спросил Сталин.
– Нет товарищ Сталин. – Андрей вытащил из папки новые листки, написанные утром, и положил на столе. – Здесь отчёт о развитии средств доставки атомных боеголовок и бомб за весь послевоенный срок. Естественно, то что я знаю и помню. Поначалу для доставки атомных бомб использовали самолёты. Первые бомбы были очень большие и тяжёлые, поэтому требовали больших самолётов с бомбовой нагрузкой не меньше пяти тонн на дальности доставки в несколько тысяч километров. Но сейчас ни у нас, ни у американцев такого аппарата нет. В США создали такой бомбардировщик только к середине войны, и то бомбу он мог взять на борт только предельно облегчённый, со снятым вооружением и некоторым оборудованием. А полноценный носитель они сделали только через несколько лет после войны. У нас первый самолёт способный это делать тоже появился после войны в КБ Мясищева.
– То есть средств доставки сейчас ни у кого нет? – спросил Сталин.
– Да товарищ Сталин, полноценных средств доставки не было ни у кого ещё долго. Иначе американцы немедленно начали бы войну против Советского Союза. А когда возможность доставить бомбу появилась, то и у нас уже были и бомбы и возможность отправить их в ответ на нападение. Это американцев и образумило. Одно дело ударить дубиной по голове безоружного человека, и совсем другое нападать, рискуя получить в лоб такой же дубиной. Атомная бомба сама по себе представляет великолепный аргумент сдерживания противника, нападать, рискуя превратить свои собственные города в радиоактивные пустыни, могут только полные идиоты. А такие болваны среди правителей государств всё–таки редкость.
– Если не считать Гитлера. – Дополнил ответ Андрея Сталин. Вождь подумал и, наконец, задал вопрос, который Андрей ожидал от него все эти дни. – Скажите, товарищ Банев, почёму Гитлер всё же решился напасть на Советский Союз? Немцы старательно избегали войны на два фронта, заключили с нами договор, более выгодный нам, чем им. Отдали нам Западную Украину и Западную Белоруссию, а это треть территории бывшего Польского государства. Поддержали наши требования к Финляндии и Румынии, дав нам возможность вернуть территории, принадлежавшие России до революции. Поставляли нам образцы своих самолётов и танков, оборудование нужное для военных заводов. И вдруг напали, оставив в тылу ещё одного, совсем не слабого противника. Вам не кажется, что это нелогично?
– Я думаю, товарищ Сталин, что поступки Гитлера надо анализировать психиатрам, а не военным. – Ответил Андрей. – Но всё же здесь скрыта какая–то тайна. С одной стороны, Гитлер всегда демонстрировал маниакальную уверенность в правильности всего, что он делал. С другой стороны, никогда не забывал подстраховаться. Некоторые историки объясняли действия Гитлера тем, что проведя две молниеносные войны с потрясающими успехами, он окончательно потерял чувство реальности. А скоро к ним прибавится и третья. Югославию вермахт разгромил за шесть дней. Как тут не почувствовать себя богом?
– Но Англию они не разгромили и даже не сумели нанести большой урон её экономике. – Сталин сел на своё место, выбил пепел из погасшей трубки, открыл пачку с папиросами и начал набивать трубку табаком.
– Я думаю, товарищ Сталин, что Гитлер был уверен в том, что Англия не нанесёт удар ему в спину, пока он будет расправляться с нами.
– Это только ваше мнение, товарищ Банев?
– Никаких документов о договорённостях Германии и Англии после войны не всплывало. Может их не было вообще, а может они были уничтожены в последние дни войны. Основные немецкие архивы были захвачены американцами, а они, естественно, не могли опубликовать документы компрометирующие Англию. Но, попавший им в руки секретный протокол договора тридцать девятого года между СССР и Германией, они опубликовали немедленно. Хотя по договору между союзниками делать этого не имели права. Сталин кивнул, раскурил трубку, и продолжил следующим вопросом:
– Товарищ Банев, в первый день вы сказали, что мы должны ударить первыми, это единственный вариант выгодного нам развития событий?
– Я всё–таки не профессиональный военный, товарищ Сталин, и не могу дать исчерпывающий ответ. Я знаю, что подобный вариант рассматривали в Генштабе, но дальнейшего развития он не получил. Но его активно использовали после войны те, кто хотел переложить ответственность за начало войны на Советский Союз. Они утверждали, что Гитлер нанёс СССР упреждающий удар, правда никаких доказательств, кроме собственной фантазии, предоставить не смогли. – Андрей уже говорил с вождём об этом, но сейчас решил повторить, понимая, что Сталин уже принял какое–то решение, но ему нужно подтвердить свои выводы его словами. Конечно, это рискованно и если что–то пойдёт не так, то основным виноватым быть ему, но сказав «"А"» нужно говорить и «"Б"». – Но в войну, товарищ Сталин, с наибольшим успехом наша армия проводила наступательные операции, основанные на предварительном изматывании противника в обороне. Так было во всех крупных операциях первых лет войны, то есть пока немцы ещё рисковали проводить крупные наступательные операции. Да и в дальнейшем, если удавалось узнать точные данные о наступлении противника, этот прием с успехом применялся. Надо добавить, что и крупнейшее поражение сорок второго года наша армия понесла, проиграв наступательную операцию на Харьков. То есть в наступлении немцы, да и мы тоже, более уязвимы, чем в обороне, если, конечно, наши генералы сумеют воспользоваться этой слабостью противника.
