Михаил Королюк - Инфильтрация
Я кивнул головой, принимая подачу. Эпизод я помнил хорошо. Еще бы, папа тогда привез из-за границы двухкассетник и десять 60-минутных кассет «Super Chrome» фирмы «Maxwell». Не забывается такое никогда. Вот почему зубных щеток было только две.
— Магнитофон привезет, раз обещал, — будет и на нашей улице праздник. «Иглз», безусловно, достойны записи. Семь минут медленного танца. Ты с кем, Паштет, собираешься в первую очередь слиться в экстазе?
Светка захихикала, Паша потупил глазки.
— Я сегодня, между прочим, тоже чуть сотрясение мозга не получил, — буркнул он. — Ирка за мной так носилась, так носилась… Если б догнала, прибила б!
— Чем ты ее так достал?
— Да он стащил на уроке ее кеды и разрисовал фломастерами. Сердечки там всякие и любовные послания, — охотно пояснила Светка. — Когда обнаружила, визгу и писку было до первого этажа. Если бы не Биссектриса, Пашке каюк, Ира его уже в угол зажала.
— Да, Паштет, внимание к себе ты привлек, но не с тем знаком. Или ты и задумывал это ради единоборства в уголке? — со смешком прокомментировал я, размешивая сметану с горчицей и томат-пастой. — Попробуй в следующий раз классику, портфель там поднести или сменку. Снимай сковородку, хватит.
Паша уморительно задрал нос кверху:
— Еще чего. Нужна она мне.
— Ну-ну, почти верю. Так. Демонстрирую один раз. Мажем булку получившейся ядерной смесью. — Я попробовал результат, подумал и досыпал в смесь пол чайной ложки сахара. Перемешал еще разок, лизнул и, удовлетворившись, начал намазывать ломти батона. — Затем кладем нарезанные вдоль сосиски, видите, они как раз по длине ложатся. Сверху пластинку сыра. Опа! Теперь на противень — и в духовку, пока сыр не расплавится целиком. Минуты на три-четыре.
Мы на корточках столпились у плиты, зачарованно наблюдая, как сначала «потеет», а потом начинает оплывать сыр. Подсветку в духовых шкафах еще не придумали, но окошко с термостеклом в дверце уже было.
— Мы от этой ядерной смеси, что ты намешал, не загнемся? — задумчиво поинтересовался Паша, втягивая раздувающимися ноздрями аромат, пробивающийся из-за неплотно прилегающей дверцы духовки.
— Я готов принять весь удар на себя. Ты прав, тебе не следует так рисковать.
— Нет-нет, ты не понял. Я о тебе беспокоюсь, ты для общества важнее — у тебя средний балл выше.
Мы дружно похихикали. Затем я быстро налил три тарелки супа, раздал ложки и торжественно извлек противень. Бутерброды с еще пузырящимся кое-где сыром были переложены в одну большую тарелку и водружены на центр обеденного стола.
— Он сказал: «Поехали!» — и взмахнул рукой, — продекламировал я и, подавая пример, осторожно взял первый бутерброд.
— Мм… — замычал Паштет, неосторожно отхватив одним укусом треть бутерброда. — У-ум-м…
— Ась? Не расслышал, какую философскую концепцию ты хочешь обсудить? — поглумился я над ним.
— Ат-али… нэ эшай эс.
— Как ты думаешь, — обратился я к Зорьке, — эти милые фефекты дикции могут дать ему несколько дополнительных очков в Иркиных глазах? Девушки должны сочувствовать сирым и убогим… Света, ты же комсомолка, защити больного товарища от агрессивно настроенного гиппопотама!!
Минут через десять мы закончили бодро стучать ложками и сыто откинулись на спинки.
— Хороший рецепт, годный, — подвела итог Света. — Жаль, сосиски в магазинах ловить надо, а то бы можно было только этим и питаться. При случае своим предкам сделаю.
— Угу, неплохо, — подтвердил Паштет. — Если бы у нас было рабовладельческое общество, я бы купил тебя к себе поваром. Заслужил.
— Ох и намучился бы ты. Я жизнеописание Эзопа читал, знаю, как таких хозяев приучить строем на обед ходить.
— Кстати о походах строем, — оживился Паша. — Свет, что у нас там в кино на каникулах интересного?
Света задумалась, покачиваясь на стуле, потом, с осуждением глядя на нас, изрекла:
— А мы еще «Рабу любви» не посмотрели. Уже два месяца идет, скоро закончится, а вы все никак не соберетесь. Ну и еще начали показывать «Игрушку» с Пьером Ришаром, говорят, смешно.
— О! На Ришара обязательно сходим. Бельмондо, жаль, нового нет… А рабу на фиг. — Паша выразительно поморщился. — Фи на эти мелодрамы.
— Паш, душа обязана трудиться, — наставительно сказала Света, глядя на Паштета так, как смотрят любящие родители на дебильноватого сынка. — Мелодрамы надо смотреть, иначе так чурбаном неотесанным и останешься. Будешь Ире кеды раскрашивать да бумажками в нее стрелять.
— Света права, — поддержал я. — «Рабу любви» обязательно надо посмотреть, Михалкову фильм однозначно удался, будет классикой.
— Вообще, — мечтательно протянул Паша, — название фильма звучит интригующе. Вот было бы смешно, если бы Ирка в меня влюбилась до состояния рабы, — вот бы я повеселился.
— О боги! — задохнулась Зорька от возмущения. — Когда они повзрослеют наконец!
— Скоро, Света, скоро, — обнадежил я ее. — У нас сейчас возраст такой, интересный: девочкам уже хочется поцелуев в уголке, а мальчикам — до сих пор на переменке стёрками в футбол погонять. Но это ненадолго.
Света с подозрением царапнула меня взглядом и, чуть помедлив, сказала:
— Хм… Как-то странно ты запел. Ну-ка, проверочный вопрос… Скажи-ка мне, что лучше — любить или быть любимым?
— Вот спросила! — немедленно вклинился Паша, возбужденно размахивая руками. — Дураку понятно — лучше, чтобы тебя любили! Какие возможности открываются!
Света с пренебрежением отмахнулась от него и попыталась перехватить мой взгляд. Я старательно скреб им по потолку. Наконец, когда молчание уже неприлично затянулось, посмотрел ей в глаза.
— Ну, — начал я, — считай, что я тебя понял. Достойная позиция.
— Вы о чем это? — Паша вертел головой, пытаясь прочесть что-нибудь по нашим лицам.
— Ты что, с-с-скотина, — со зловещим присвистом начала, наклоняясь ко мне, Света, — влюбился уже в кого-то? Ну-ка признавайся!
От волнения у нее на скулах выступили пятна. Я отпрянул, опешив, и, выставив вперед ладони, примирительным тоном начал отмазываться:
— Что ты, что ты! Свят-свят-свят! С чего ты решила?
— Да с того, что раньше за тобой такого понимания ни грамма не было. Мычал бы бред, как Пашка. Признавайся немедленно!
— Э-э-эм… Может быть, ума прибавилось от удара?
— Да при чем тут ум! — От волнения Света аж подпрыгивала на стуле. — На этот вопрос и дурак правильно ответит, если он хоть раз был влюблен!
Упс, замаскировался, называется… Прокол на первой же беседе. И, что характерно, не на речи или незнании чего-нибудь, а на изменении личности. Было бы странно, если бы этого не произошло.
— Хм… — Я уселся поудобнее, заодно выйдя из радиуса действия Зорькиных рук. Так, на всякий случай. — Тогда, вероятно, мой организм уже готов в кого-нибудь влюбиться. Но еще не влюбился. Эдакое предощущение возможности любви. Как такое предположение, а? Может такое быть?
Света некоторое время буравила меня взглядом, потом нехотя буркнула:
— Наверное, может… — и сварливо полюбопытствовала: — И в кого это ты собрался, интересно, влюбляться?
— О, разве тут можно предугадать? — начал я вдохновенно впаривать, хотя рабочая гипотеза на эту тему возникла еще вчера при просмотре фотоальбома. — Как звезды лягут, от меня мало что зависит. Это же инстинкт — он никого не спрашивает. Его не зовут, он сам приходит.
— Любовь — инстинкт? Ну ты загнул, — протянул Паша.
— Ни малейшего сомнения. Хотя, признаю, тут все очень запутано. Для начала мы называем словом «любовь» два совершенно разных чувства. Они очень сильно различаются у мужчин и у женщин. По-хорошему, их надо было бы обозначать разными словами…
— Теоретик, — фыркнула Света.
Ах теоретик! Во мне стремительно взметнулась темная волна гнева:
— У тебя, как и у всех женщин, на уровне генома зашита необходимость достичь важной для вида цели. Ну ты понимаешь, о чем я… А любовь нужна, чтобы ты достижением этой цели не манкировала. Этакий механизм, пресекающий излишнюю разборчивость в выборе отца для своего ребенка. Время пришло, и все — цигель-цигель, ай-лю-лю, вперед, исполнять свой долг перед видом. Нефиг перебирать варианты, бери что есть. Отсюда и «любовь зла, полюбишь и козла».
Паша аж прихрюкнул. Зыркнул, как ему показалось, незаметно на погрустневшую Зорьку и елейным тоном осведомился у меня:
— Как-как ты себя назвал?
— Как есть, так и назвал. Ни я, ни ты ничего собой еще не представляем. Даже не козлы еще, а так, козлята на выпасе. Ты сначала стань кем-то, там, глядишь, и высокого звания «козла» от Иры удостоишься.
Света, было фыркнувшая на «козла от Иры», опять посмурнела. Помолчала, потом повернулась к нам боком и приступила к разглядыванию угла на потолке подозрительно поблескивающими глазами. Паштет вопросительно посмотрел на меня, и я почувствовал себя последней сволочью. И что на меня накатило, с одного безобидного слова завелся? И на кого рассердился? На безответно влюбленную девчонку. Скотина ты, Дюша.
