Елена Горелик - Закат империи
"И почему мы до сих пор летаем на этих бензовозах? - спросонья подумал Диего - в салоне было так тихо, что удалось часок вздремнуть. - Ведь говорят же, что идут испытания каких-то супер-пупер двигателей, которым углеводороды не нужны… Вот так всегда - всё лучшее детям, всё новое - военным… или космонавтам…"
Таксист отвёз сонного пассажира в гостиницу Олимпийского комплекса: осталось от олимпиады девяносто шестого года, не пропадать же добру. Взял, как потом выяснилось, ещё по божески - всего двадцать пять "дохлых генералов", хотя, ехать было каких-то четверть часа. Таксисты всех стран, насколько Диего знал, не сговариваясь между собой, дружно игнорировали электронные платежи, предпочитая "живые деньги". Поэтому он ещё в аэропорту снял со счёта около тысячи евроэкю по курсу в ливрах, имевших статус общеамериканской валюты. Пока Европа была единственным сообществом государств, принявших наднациональную денежную единицу, а не пользующихся валютой региональных лидеров, но и в Америке уже шли переговоры насчёт перенять европейский опыт.
Серменьо предъявил в гостинице свой красно-жёлтый пластиковый паспорт и тут же получил карточку поменьше, с голографической наклейкой и трёхзначной цифрой - ключ от номера. После чего заперся и завалился спать. Устал. Да и поздновато уже.
При свете дня Сен-Доменг не впечатлял. Обычный тропический город, только большой. Белые или желтоватые стены домов, пальмы и прочая карибская растительность вдоль дорог. Узкие, мощёные камнем улочки и старинные дома исторического центра. Ночной Малекон, такой красивый на рекламных проспектиках сен-доменгских отелей, днём выглядел широкой, пусть вымощенной красиво уложенным камнем, но обычной для южных приморских городов пешеходной авенидой… Дневной свет уравнивал всех, и в то же время подчёркивал некие неуловимые черты, присущие только этому городу, и никакому другому более.
Серменьо поймал такси и поехал в исторический центр.
Таксист-мулат, тот ещё прощелыга, содрал с туриста целых тридцать ливров за доставку в старый город. Набережная Пасео Эскобар - единственная улица этого района, по которой было разрешено движение автомобилей, и проходимец замотивировал дороговизну тем, что для возвращения в район Олимпийского центра, где ему сегодня положено дежурить, придётся сделать изрядный крюк. Приврал, конечно: на набережной он наверняка подцепит пассажира, с которого слупит не меньше. Но Серменьо приехал сюда не торговаться с таксистами за несколько ливров. Ему нужны были музеи, начиная от Каса де ла Монеда и заканчивая Алькасар де Колон, превращённому в музей сто лет назад, когда было построено новое, более современное и вместительное административное здание - Темпль де Женераль. Впрочем, сам исторический центр, если верить рекламе туристических фирм, был музеем под открытым небом. Диего не отказал себе в удовольствии пройтись по улицам, напоминавшим ему родную Испанию… На Лас Дамас он задержался надолго: первая в Новом Свете европейская улица, первая в Новом свете крепость Осама с Башней Чествования, первая в мире улица, на которой было введено в эксплуатацию керосиновое, а девять лет спустя и электрическое освещение… Ощущение, которое Серменьо испытал здесь, было сродни тому, что он почувствовал внутри пирамиды Хуфу. Вот она, загадка, совсем рядом. Можно протянуть руку и коснуться, но где на неё ответ?… Почему именно в этом далёком колониальном городке, отбитом французами у испанцев, вдруг появляются вещи, фактически породившие нынешнюю мировую цивилизацию? Может быть, сыграла свою роль именно удалённость от Европы, в те времена кипевшей от войн? Так ведь в Мэйне тоже было неспокойно. Может быть, то, что власти дерзко провозгласившей независимость республики видели в развитии науки единственный шанс удержать своё государство на плаву? Но если так, то эти самые власти должны были быть чертовски дальновидны, раз сделали ставку на науку, а не на армию, как было принято в семнадцатом столетии. А подобная дальновидность редко присуща людям вообще и пиратам в частности. Наконец, загадочная фигура появившегося словно ниоткуда Мартина Ланге. В те времена его имя произносилось как "Лангер", но современный хох-дойч несколько отличается от своего прадедушки. Впрочем, после Тридцатилетней войны в Германии ещё долгое время была такая неразбериха, что документы, свидетельствовавшие о ранних этапах жизни великого учёного, могли быть просто утрачены. Особенно если он был родом из глубинки. Не удалось установить даже то, в каком году и в каком городе он родился. Известно лишь, что он был католиком, но был ли он таковым всегда, или принял католичество уже в Мэйне - никто не знает. Единственным документом, не относящимся к сен-доменгскому периоду его жизни, так и осталось письмо алькальда Картахены дона Альваро де Баррио-и-Баллестероса губернатору Маракайбо, в котором Мартин Ланге упоминается как секретарь, записавший сие письмо со слов господина. "Зато мы знаем его как изобретателя пироксилинового пороха, резины, крекинга нефти и электрогенератора, - Серменьо, поднимаясь по Лас Дамас к Площади Независимости, прошёл мимо Каса де Бастидас - одного из старейших испанских зданий Нового Света. - А в последние годы жизни он работал над беспроводной связью, но так и не довёл работу до конца. Завершил - восемь лет спустя после его смерти - один из учеников, Анри Оттон. Изобретения Ланге изменили мир до неузнаваемости. Вот была личность! А если бы ему не создали условия для полноценной научной работы, так и остался бы секретарём… Страшно подумать, сколько подобных ему гениев сгинуло в войнах и в нищей безвестности…"
В таких раздумьях Серменьо поднялся по каменной лестнице на Площадь Независимости. И эта площадь неправильной формы, окружённая старинными домами и вымощенная красивым местным камнем, помимо дворца Алькасар де Колон имела ещё две достопримечательности. Два памятника. Один шестнадцатого века - Николасу де Овандо, губернатору испанского Санто-Доминго. И другой века восемнадцатого - Алине Эшби, основательнице республики пиратов и свободных колонистов. Два человека, вложившие свою душу в этот город. Что о них знал палеоисторик из Испании? Практически ничего. При одном из этих людей Санто-Доминго сделался фактически столицей испанских колоний Америки, в котором находился - и до сих пор находится - главный католический собор Нового Света. А при другой этот же город под именем Сен-Доменг разросся в восемь раз, стал политическим, торговым, научным и производственным центром обеих Америк. Это то, что Диего учил ещё в школе и университете. Всё остальное ему предстояло раскопать здесь. В Алькасар де Колон, где собран наиболее полный архив документов конца семнадцатого - начала восемнадцатого веков.
Женщина в мужской одежде военного покроя, фасона конца семнадцатого столетия. В высоких сапогах. Памятник, как было написано в электронном туристическом путеводителе, который Серменьо закачал в свой коммуникатор ещё в гостинице, поставили в тридцатых годах восемнадцатого века. Скульптор изобразил её не в той надменной позе, в какой было принято увековечивать королей, а словно вот только что она зашла к нему в мастерскую и завела разговор. В одной руке бронзовая дама держала какую-то книгу, другой небрежно откинула назад тяжёлый эфес абордажной сабли. Лицо её показалось Диего неприятным. Возможно, из-за тонковатых губ, на которых угадывалась недобрая усмешка. Возможно, из-за слишком уж холодного взгляда, который вообще не красит ни одну женщину. Во всяком случае, ему куда больше понравился её портрет на столивровой купюре, скопированный с голландской гравюры семнадцатого века. Там Алина Эшби и выглядела помоложе, и во взгляде читалось больше оптимизма.
"Стоп, - подумал Диего. - Я не могу так поверхностно судить о женщине, жившей триста лет назад, фактически ничего о ней не зная. Нужно как можно скорее заняться изучением архивов".
3
Для посещения туристов была открыта небольшая часть Алькасар де Колон, и Серменьо весь день двенадцатого октября посвятил изучению общедоступных данных. Картины, библиотека, предметы быта хозяев этого дворца - всех, от Диего Колона до генерала Виктуара Жирардена, построившего новый правительственный комплекс в 1899 году. "Крохи, - думал Серменьо. - Верхушка айсберга. Здесь я не найду ничего, что может дать мне ключ к отгадке".
Директор музея, пожилой француз по имени Бенуа, принял его приветливо. Серменьо приехал в Сен-Доменг с рекомендациями своих коллег из музея Прадо, но директору оказалось достаточно взглянуть на гостя.
- Какие рекомендации! - запальчиво воскликнул он. - О чём вы, месье? Ваш фильм наделал шума в нашем осином гнезде, именуемом Учёным советом - своими выводами вы осмелились задеть за живое всех исследователей древних камней!
