Александр Чернов - Владивосток - Порт-Артур
Глава 4. Особа, приближенная...
Санкт-Петербург. Балтийское, Черное и Средиземное моря. Июль-август 1904 года
Вадик со сдавленным стоном открыл глаза, проснувшись в холодном поту. Фаворита и "властителя дум" самодержца всея Руси форменно трясло от ночного кошмара. Ему привиделись последние минуты жизни отца в подвале олигарховской "дачи" на Рублевке. Там перед одиноким, изрядно сдавшим и постаревшим родным человеком, стоял последний вопрос: слить оставшиеся полбутылки коньяка на корм генераторам стабилизационного поля и добавить тем самым себе несколько десятков последних минут существования, или принять ее содержимое внутрь, для храбрости перед лицом неизбежного. Папа избрал для себя второй вариант...
Нестерпимый ужас выбросил Вадика из пучины сна в тот самый момент, когда генератор чихнул в первый раз: он слишком хорошо помнил, что делает с человеком эта серая муть "съехавшего с катушек" пространственно-временного континиума, которая неизбежно поглотит и подвал, и отца в тот самый миг, когда генераторы поля встанут окончательно.
Судорожно сглотнув, Вадик с трудом дотянулся до стакана с холодным чаем. Сверху раздавался топот матросских ног и свист боцманских дудок. На "Князе Суворове" готовились к подъему флага. Мутило. Но сознание постепенно подсказало бывшему доктору с "Варяга", что это не от стресса вызванного страшным сном. И не от вечерних возлияний, избежать которых, учитывая персоналии собравшейся компании, не было и тени шанса. Просто корабль ощутимо покачивало, что и сказалось на уже подотвыкшем от палубы вестибулярном аппарате.
"Да, папе там не позавидуешь... Нужно что-то для него придумывать, надеюсь, время еще есть. Только вот с той серой мутью, перемалывающей всех почище "мясорубки" из "Пикника на обочине" Стругацких, теперь, похоже, точно ничего не поделаешь. И для этого вчера мы с Николаем Александровичем, Дубасовым и Тирпитцем постарались больше, чем Василий и Петрович на Дальнем Востоке вместе за все время их войны с Японией. Бедный отец!... А германец-то мудер! И ох как не прост этот Альфред... Как Вильгельм умудрился не использовать по-полной потенциал такого человечищи? Кстати, Петровичу нужно про все события этих двух дней написать. И немедленно, пока в памяти все свежо, и меня еще никто не хватился. Хотя как "свежо", после шампанского, шлифанутого пятнадцатилетним коньячком? Похоже, что только качество исходных продуктов и было способно спасти всех переговорщиков... Или заговорщиков от неконтролируемых результатов в виде тяжкого похмелья. Ну, да... Конечно, заговорщиков, а как еще окрестят потом англовские историки нашу теплую компашку?"
Новоиспеченный действительный статский советник Банщиков быстро оделся и, сполоснув наскоро лицо, критически оглядел полученный результат в зеркале. После чего с тяжким вздохом подсел к бюро, где были и бумага, и чернила. Командир "Суворова" каперанг Игнациус не только любезно предоставил ему свою каюту, но и позаботился о том, чтобы все необходимое для работы было под рукой. Тут же, рядом с писчими принадлежностями, Вадим увидел и несколько карандашных набросков, видимо сделанных командиром броненосца вчера и позавчера: хозяин каюты был талантливым художником-маринистом. На одном из рисунков слегка кренился в развороте наш "Александр III" под контр-адмиральским флагом и императорским штандартом. На втором вспарывал таранным форштевнем волну германский флагманский броненосец "Мекленбург" под флагами морского министра рейха и командующего флотом открытого моря на фор-стеньге, и штандартом кайзера на гроте.
Отдельно лежал листок, на котором Игнациус изобразил момент вчерашнего совместного маневрирования, когда русские и немецкие броненосцы шли парами вместе, практически борт о борт: "Александр" и "Мекленбург", "Суворов" и "Виттельсбах", "Орел" и "Швабен". Как и в жизни, на его рисунке наши "бородинцы" выглядели заметно внушительнее. Что, кстати, подметил и ревнивый Вильгельм, когда без обиняков заявил Николаю после осмотра русского флагманского броненосца: "В следующий раз, когда я пожалую к тебе в гости на "Брауншвейге", дорогой кузен, ты сможешь лично убедиться, что мои новые броненосцы ни в чем твоим не уступят. А в некоторых моментах... Но, нет, не буду разглашать секретов Тирпитца. Пусть он потом сам тебе все покажет!"
"Похоже, Игнациус сохранил для истории тот самый момент, когда все и свершилось". Мысли Вадима вернулись во вчера, в адмиральский салон на "Александре", где прошлым вечером произошло событие, которое должно было окончательно "отменить" его, Петровича, Василия и Фридлендера историю, их мир. Мир его оставшегося ТАМ отца, заварившего всю эту кашу. И которого теперь нужно как то, кровь из носу, а вытаскивать из этого "рублевского" кошмара...
* * *Банщиков приехал в Зимний загодя, так чтобы быть на встрече у императора ровно в девять утра, как им и было назначено. В отличие от "его" истории, Царь теперь довольно много времени проводил в Зимнем дворце, а не в царскосельском Александровском. Оперативно вызвать и выслушать того или иного чиновника, министра, военного или ученого проще было на набережной Невы в центре столицы, не теряя времени на ожидание его прибытия в Царское село.
Ольга была уже здесь, она ночевала в дворцовых покоях. После взаимных приветствий и поцелуя руки, большего в присутствии себе не позволишь, Вадим поинтересовался, не знает ли Ольга Александровна, почему ее царственный брат приглашает их сегодня столь необычно рано? Но Великая княгиня тоже не догадывалась о причине этого, и была не менее заинтригована.
Когда стрелки громадных дворцовых часов еще только подкрадывались к девяти, к ним неожиданно вышел сам государь и с блуждающей на лице хитроватой, заговорщеской улыбкой бросил: "Идите за мной, быстрее..." Как только двери кабинета за спинами вошедших закрылись, Николай извлек из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Банщикову со словами: "Читайте... Обсуждать сейчас и здесь это не будем. Но, похоже, что все начинает складываться. Он согласен встречаться, даже зная нашу предварительную позицию по Франции, Балканам, проливам и торговому договору. И очень удачно, что Ламсдорф еще не вернулся из Константинополя.
Кстати, Бирилев доложил вчера, когда я Вас уже отпустил, что "Князь Потемкин-Таврический" к походу практически готов, артиллерия установлена, запасы приняты. Чухнин на борту "Святителей" повел его в море, просит еще хоть две недели на боевую подготовку. Алики и маленький чувствуют себя хорошо, и она не возражает против нашей очередной морской прогулки... Так что, Михаил, едем в Кронштадт сразу? Особо срочных дел у Вас нет? Если что-то уже спланировали, надо переносить. Дядя и Авелан ничего не должны успеть пронюхать. Ни об этой встрече, ни об указе, что я вчера подписал. Пойдем на "Полярной". Иессен встретит нас в море, шифровка ему уже ушла"...
Банщиков держал в руках личное и секретное послание царю Николаю Второму от кайзера Вильгельма Второго. Если опустить пространную преамбулу, уверения в любви и вечной дружбе, главное выражалось следующими словами: "Ники! Никто об этом не подозревает. Все мои гости думают, что мы пойдем на Готланд на обычные морские маневры. Воображаю физиономии кое-кого из моих флотских, когда они увидят там твои броненосцы! Tableau! Бюлов остается в Берлине. Ты совершенно прав - нам нужно обсудить торговый договор, и не только его, без моего канцлера и твоего Витте, tete-a-tete, иначе они будут препираться бесконечно. Так что из моих только Рихтгофен и Тирпитц. Возьму с собой, как ты просишь, любезного графа Остен-Сакена. Конечно, и никаких фотографов, но все равно он страшно взволнован: боится, что тебе и Витте донесут, с кем и куда он едет! Какой костюм для встречи? Предлагаю - я в русском морском мундире, ты в германском. Если возражаешь - телеграфируй. Вилли".
Пока Ольга Александровна дочитывала послание германского монарха, Вадик вспоминал, как заваривалась вся эта каша...
* * *В "том" времени, когда все только начиналось, и он "рубился" с Петровичем на Цусимских форумах в разделе альтернативной истории по поводу прорыву "Варяга", Вадим залезал и в тему несостоявшегося в реале российско-германского военного союза, где Петрович периодически зависал. И, поскольку приходилось изо всех сил играть роль корректного и последовательного оппонента нынешнего контр-адмирала Руднева, Вадику необходимо было волей-неволей разбираться в некоторых хитросплетениях мировой политики начала 20-го столетия. Гадючник это был еще тот...
Петрович, как, впрочем, и многие участники обсуждения считал, что русско-германский союз это или утопия или односторонняя сдача Россией своих интересов немцам, грозящая превращением ее в тевтонскую полуколонию. Вадим же, поначалу вынужденно отстаивающий иную точку зрения, для пристойной аргументации должен был "копать глубоко". И еще много-много думать. Собственно говоря, вся эта тема крутилась вокруг одного документа.
