Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев
Вернувшийся из Парижа Кутузов пребывал в злом расположении духа. Мало того что извелся от напряжения, сопровождая по беспокойным морям кругленькую сумму во французском золоте, так еще прямо в Кронштадте узнал о весьма пренеприятном сюрпризе: знакомый портовый кабачок оказался наглухо заколоченным, а отправившийся на поиски водки денщик явился с пустыми руками. Запрещены, говорит, крепкие напитки государевым указом.
Решивший прояснить ситуацию адъютант фельдмаршала (при переаттестации чин сохранил свое наименование, следуя сразу за генералом армии) Сергей Викторович Акимов принес ведро слабенького донского вина и подтверждение словам солдата: водки нет не только в городе, но и во всей губернии. Кое-кто, воровато озираясь, обещал доставить менее чем через десять дней, но требовал полной предоплаты. Не наглецы, а?
– И как это пить? – ворчал Михаил Илларионович за обедом. – Да тут описаешься куда как быстрее, чем напьешься!
«А цимлянским отнюдь не брезгуешь!» – прозвучал в голове насмешливый голос Мишки Варзина.
Фельдмаршалу не впервой вести внутренние диалоги, потому ответил сразу же, выразив горечь, раздражение и укор одновременно:
«Ты бы заткнулся, что ли, трезвенник. Цимлянское вино пьют для радости и прочувствования вкуса, а не для помутнения мозгов. Разницу не разбираешь, гвардеец недоделанный?»
«Сейчас что тебе мешает радоваться? – не остался в долгу собеседник. – Зенки залить хочешь?»
«Да пошел ты…» – отмахнулся Кутузов.
А напиться хотелось. Банально и пошло нажраться до поросячьего визгу, до положения риз, в дым, в стельку и тому подобное, чтобы хоть на время позабыть о проблемах и заботах. Наполеон чудит… На словах готов чуть ли не завтра высадить десант в Англии, а на самом деле лишь бряцает оружием, опасаясь той войны до слабости в коленках. Флот аглицкий, видите ли, его пугает. А много ли того флота осталось?
Эскадру адмирала Нельсона, изрядно ошеломленную обстрелом «Геркулеса» и понесшую значительные потери при захвате Мальты у самих себя, удалось застать врасплох у острова Крит, куда смущенные случившимся конфузом британцы отошли для ремонта. Совместными усилиями французов из Тулона и нескольких линейных кораблей из русских торговых конвоев противник был нещадно бит, а потом принужден к капитуляции. Безногого сэра Горацио, кстати, пленить так и не смогли – улизнул, подлец, на быстроходном фрегате в последний момент перед атакой.
И этих засранцев Бонапартий боится? Ох, темнит что-то пакостный корсиканский недомерок, не иначе за спиной дулю держит! И как вот теперь не напиться?
Все это Кутузов высказал мне на следующий день, причем говорил столь зло, что присутствовавший при встрече генерал-майор Бенкендорф опешил и затаил дыхание, заранее оплакивая незавидную судьбу зарвавшегося фельдмаршала. Я в долгу не остался, и орали мы друг на друга самозабвенно и яростно минут пятнадцать, не выходя, впрочем, за рамки приличия и не допуская крепких выражений. Михаил Илларионович выдохся первым (или Мишке Варзину надоело лаяться с фронтовым товарищем?), и он устало махнул рукой, признавая поражение в словесной баталии.
– Извините, Ваше Императорское Величество, погорячился. И хрен с ним, с Наполеоном… Но не соблаговолите ли объяснить, чем же водка-то не угодила?
– Тебе точно это нужно знать?
– Нужно, – сварливо заявил Кутузов.
– Я думаю, что Александр Христофорович полнее обрисует сложившуюся ситуацию. По моей просьбе он составил докладную записку, проясняющую некоторые моменты. Готов? Прошу, генерал…
Бенкендорф открыл толстую папку и, не заглядывая туда, зачитал по памяти:
– Народом издержано с начала одна тысяча восемьсот второго года более чем на восемьдесят миллионов против одна тысяча восемьсот первого года. В Тамбовской губернии, сравнительно с прошлым годом, выпито водки на двести пятнадцать процентов более; в Пензенской – на двести восемьдесят один, в Пермской – на сто семьдесят один, Саратовской – сто восемь, Иркутской – сто пятьдесят один, Орловской – сто пятьдесят, Якутской – сто пятьдесят один, Ярославской – сто пятьдесят, Воронежской – сто двадцать семь, Рязанской и Тобольской – на сто девятнадцать, Казанской – сто пятнадцать, Московской и Вятской – сто одиннадцать, Симбирской – сто пять, Архангельской – девяносто, Нижегородской – девяносто восемь, Петербургской – девяносто три процента.
В пяти губерниях на семьдесят два – семьдесят девять процентов, в четырех на шестьдесят один – семьдесят два, в Новгородской на пятьдесят пять, Псковской на сорок девять, Олонецкой на пятнадцать и Таврической на пять процентов. В губерниях великороссийских в одна тысяча восемьсот первом году выпито 7 218 191 ведро безводного алкоголя (или 19 154 450 ведер полугара), а с начала одна тысяча восемьсот второго года – 14 681 714 ведер алкоголя (или 39 636 089 ведер полугара), то есть на сто один процент более.
Число умерших от употребления вина и опившихся до смерти составляет, по разным оценкам, от семи тысяч трехсот до двенадцати тысяч ежегодно. Получение данных слишком затруднено по множеству причин, но по некоторым городам и губерниям существуют точные цифры. Так, например, в Костроме – сто семьдесят человек, в Самаре – сто девяносто два человека, в Тверской губернии опившихся и захлебнувшихся вином – двести четыре, в Рязанской губернии – сто семнадцать, в Вятке – двести шесть, из них двадцать четыре женщины[6].
Бенкендорф замолчал. Не проронил и слова задумавшийся о чем-то Кутузов.
– Ну что, Михаил Илларионович, устраивают объяснения?
Тот все так же безмолвно встал, взял со стола хрустальный графин с коньяком (маленькая императорская слабость) и с размаху шарахнул его в стену:
– Чуть не дивизию в год теряем? Собственными руками передушу…
Глава 9
– Не люблю змей. – Иван Лопухин достал из стоявшей перед ним расписной деревянной плошки спелую вишню, забросил в рот, а потом выплюнул косточку, стараясь попасть в переплывающего Волгу ужа.
– Чем же они тебе не угодили, Ваня? – Федор Толстой пробовал поймать что-нибудь на блесну прямо с борта неторопливо идущей вниз по течению баржи и головы не поворачивал. – Это новая фобия?
– Да так. – Следующая косточка полетела товарищу в спину. – Ядовитые они и страшные… на тещу похожи.
– Ты же неженатый еще!
– Когда-нибудь придется, – вздохнул Лопухин, приходящийся Федору шурином. – Но ежели про свою тещу плохо скажешь – дам в морду. Кстати, а что такое фобия?
– Боязнь.
– А-а-а… Я-то думал, опять латинскими словами лаешься. Нет, змей не боюсь, но все равно неприятно.
– С ними что, целоваться?
– С тещами?
– Со змеями, дурень.
– Совсем ты меня запутал, друг Теодор. – Лопухин оставил попытки помешать другу и блаженно растянулся во весь рост, откинувшись на свернутый в бухту толстый канат. – И скучно что-то нынче. Как думаешь, если министра Белякова у разбойников отобьем, нам ордена пожалуют?
– А с чего взял, что он в плену?
– Ну так где же ему быть-то?
– Ага, и канонерскую лодку при орудиях
