Дмитрий Хван - Зерно жизни

— Тимофей, маршрут, то есть путь до Китайского царства составлен. Дорога неблизкая, сложная. Ну да судя по тому, как в Китай ходили наши люди вроде томского казака Ивана Петлина, посетившего Пекин ещё в 1618 году.

— То есть мы не первые будем, — разочарованно протянул Кузьмин.

— Ты карты наши видел же? Вот смотри, вот путь, — Соколов провёл по карте пальцем, — а мы здесь. Понимаешь карту?

— Да, Вячеслав Андреевич, понимаю. Вот Кола, Белое море, вот Студёное, Енисей, Ангара, — мне майор Сазонов всё обсказал крепко.

— Ну и хорошо. Вот ещё какое дело, Тимофей. Ты мне говорил, что поиздержался вконец?

Кузьмин кивнул, мгновенно напрягшись и не сводя глаз с Соколова.

— Так вот, — Вячеслав подошёл к зелёному сундуку, что стоял у лавки под окном, ловко снял пружины двух замков и достал из недр сундука один за другим три увесистых мешочка. Они звякнули весьма приятным для сына купца звуком, когда Соколов поставил их на стол.

''Золото! — воскликнул в душе Тимофей.

Соколов, увидев блеск в глазах Кузьмина, улыбаясь, кивнул и стал распутывать тесёмку одного из мешочков. Аккуратно высыпав половину содержимого и придерживая ладонью разбегающиеся золотые кругляши, сказал:

— Ну вот, Тимофей, это плата за труды твои.

Тимофей был несказанно поражён, золото ладно, ничего удивительного в этом нет, но монета! Осторожно взяв одну двумя пальцами, он приблизил её к глазам, внимательно разглядывая.

— Знак сокола, понятно. Один чер… — не понял Кузьмин.

— Червонец, — подсказал Соколов.

— Тимофей, а сколько стоит заказать корабль в Голландии или Швеции? — отвлекая Кузьмина от созерцания монет, вдруг спросил князь.

— Тут надобно знать, какой корабль тебе нужен — торговый али военный, большой али не очень, быстрый али с нагрузкой большей? — не отрывая взгляда от золота, быстро ответил Тимофей.

Соколов с минуту задумался, а потом, поморщившись, махнул:

— Нет, не надо. Суэцкого канала нету, через весь мир пока корабль припрётся, мы уже сами построим. Мне Владимир посоветовал пока не заморачиваться с торговлей и с Китаем. Ты купец и сын купца. А для купца — главное что?

— Барыши наипервейшее дело. Токмо ты, Вячеслав, уж больно непонятно разговариваешь, я понимаю, но дело это зело трудное, — рассмеялся Кузьмин.

— Вот я и говорю, до Китая путь труден и опасен. А насчёт твоих барышей, неясно — будут ли они. Я же сейчас предлагаю тебе стать продавцом наших товаров.

— Что за товары, Вячеслав Андреевич?

— Вот смотри: зеркала, стёкла, мыло, шкурки — само собой, золото вот это основное. Не знаю, что ещё мы можем предложить — железа самим мало, тем более изделия из него, у нас стройки не останавливаются. На Ангарск, вон, сколько всего надо — столицу ведь строим.

— Стёкло и зерцала дороги, токмо вот зерцала, они церковью не особливо одобряются.

— Да ну! Неужто иной горожанин не захочет лицо своё видеть? Запретят ему?

— Не запретят, вестимо. Так это девице какой пристало — каждый прыщик на лице усматривать, нешто для мужика занятие сие? — заулыбался Тимофей.

Ангара, 20 километров ниже Белореченска

За время пути Беклемишев насчитал четырнадцать зимовий, это только те, в которых они, бывало, ночевали и те, что он видел на берегу Ангары. Напряжение, что сковывало его в первое время общения с ангарскими людьми, спало буквально на второй день. Он убедился, что к нему хорошее отношение не только оттого, что он посланник царя, а просто потому, что ангарцы были искренни. И майор Ярослав и даже обычные солдаты, что сидели на вёслах. Правда, Василий Михайлович, отметил в них необычное для их уровня отсутствие всякого раболепства перед своим начальником. Но и казачьей, как бывало, пущей вольницы и непослушания тоже не было и в помине. Приказы исполнялись чётко и исправно, каждый воин знал свои задачи и выполнял их безо всякой лености или разгильдяйства. С ним они разговаривали уважительно, без излишней почтительности, считая за любезного гостя. С одним из воинов, Александром, воевода разговорился при готовке обеда в очередном зимовье и, наконец, спросил про странный металлический предмет, что давеча так заинтересовал его:

— А, это термос, Василь Михалыч! В нём чай долгое время остаётся горячим, из-за специального материала из которого его сделали.

— Василий Михайлович! После обеда отправляемся, сегодня к вечеру мы должны достичь Белореченска, — это подошёл майор.

— Добрая весть! Ярослав, — поднялся с бревна Беклемишев, — я хотел вызнать, отчего вы майором зовётесь, на немецкий лад? Нешто связи с немцами имеете? Я вроде румских церквей у вас не видел.

— У нас такая организация армии, воевода. И у нас это уже очень давно, так может это немцы у нас спёрли идею? — оставил Беклемишева в полном недоумении Петренко.

Бот прибыл к устью Белой к полуночи, близость посёлка Беклемишев заметил издалека — стоявшая на высоком холме излучины башня отбрасывала свет горящего на её площадке огня. Бот вошёл с Ангары во впадающую в неё реку, проходя между двумя небольшими бастионами. Петренко и невидимые стражи обменялись бессмысленными, с точки зрения воеводы, фразами. У Василия опять появилось неприятное ощущение того, что что-то не так, что-то ускользает от его понимания.

''И тут пушки! — енисейский воевода заметил в отблеске горевшего у бастиона костра, железное жерло.

— Ежели тут картечью маханёт, никто выше по реке не пройдёт, — пробормотал Осип.

На этот раз воевода согласился со своим сотником, раздражение уступило место опасению, что если ангарцы его, воеводу ближайшего к ним острога московского царя, схватят да начнут выпытывать, сколько в Енисейске людишек, да много ли припасов. А ежели потом пушки свои к острогу его спустят да стены разбив, устроят там резню?

Бот подплывал к причалу, их ждали. На причале были укреплены шесты, на которых горели факелы. У берега стояло несколько людей, тоже с горящими факелами, на небольшом островке, напротив причала возвышалась башня. Каменная, основательная. На том берегу тянулся частокол, за ним виднелись какие-то постройки, слышалось приглушённое звяканье железа.

''Слесарня, никак? — мельком подумал Василий, идя по мосткам. Сошёл на берег, огляделся, занятно — стены крепки, башенки стоят по сторонам ворот, угадываются они и далее, ворота зело крепки, кованым железом обиты.

— Князь Ангарский, Вячеслав Андреевич Соколов! — гаркнул один из воинов и к воеводе подошёл коренастый мужчина с аккуратно постриженной бородой и усами.

— Здравствуй, воевода, Василий Михайлович, — негромко проговорил князь.

— Здравствуй князь, — воевода склонил голову и торжественно, нараспев начал:

— Прибыл я от великого царя Московского, дабы разговор с тобой учинить, да… — тут Василий несколько замешкался. Он должен был сказать, чтобы князь Ангарский с людишками своими и со всеми подручными ему людьми был под государевою рукою царя и великого князя нашего Алексея Михайловича всея Русии в холопстве. Потому как государь наш страшен и велик, и многим государствам сам государь и обладатель, и от его государского ратного бою никто не мог стоять. Но неким чувством он понял, сказавши так, быть ему осмеянным да выгнанным с Ангары.

— Что ''да'', Василий Михайлович? — улыбнулся князь Ангарский.

— Разговор учинить, да дружбу завесть, — учтиво улыбнулся в ответ воевода.

— Хорошее это дело — дружба. Да, братцы? — князь Соколов оглядел своих воинов. — Но все разговоры будут завтра, а сейчас, Василий Михайлович, прошу вас в баньку — попаритесь, да покушаете. А назавтра, как выспитесь хорошенько, буду ждать на разговор.

Сказав это и обменявшись рукопожатиями, князь развернулся и пошёл за ворота. Вскоре за ними скрылся и воевода, да сотник его, взявший вещи с бота.

— Глянь-ко, ляпота какая! — в бане Осип показал воеводе кусок зелёного мыла, на котором красовались рифлёные буквицы, складывающиеся в слово ''Ангара''.

— Воин, а девки? — удивлённо спросил Осип у солдата, принёсшего им шайки, мыло, полотенца, мочала да веники.

— Какие ещё девки? — удивился в свою очередь солдат.

— Растиральщицы, вестимо!

— Нет, растиральщиц у нас нету, — отрезал он и вышел.

— И хмельного ничего не выставили, — почесал голову Осип.

— Будет тебе, я тебе сам так нахлестаю, что никаких девок не захочешь! — рыкнул воевода.

Глава 21

Белореченск, июнь 7143 (1635).

Встречу с енисейским воеводой Соколов решил провести в клубе, недавно построенном здании с большим залом и рядами длинных скамей. Здесь одинаково было удобно проводить собрания поселенцев или ставить спектакли, детские праздники и прочие, так необходимые для нормальной жизни, радости общения.

Стол, покрытый красной материей, стоял на сцене, на нём помимо бумаг находилось несколько стеклянных тарелочек с орехами и ягодами, а также небольшие кувшинчики с морсом. Посуда, на взгляд современного человека, была довольно груба и даже корява, но жителям семнадцатого века она очень даже понравилась. Соколов, планируя провести встречу в клубе, преследовал логичную мысль — удивить Беклемишева. Он знал, что его поразили стёкла, тем более в таком количестве и даже в обычных домах, чего ещё не было на Руси. В клубе же, где было необходимо хорошее освещение, в оконных рамах стояли стёкла в человеческих рост, правда, составленные из четырёх отдельных фрагментов.