Дмитрий Рыков - Урусут
– Йен Пирс? – с недоумением переспросил завкафедрой. – Нет такого писателя, ты что-то перепутал.
– Есть, есть… Силы копит пока. Но не о том речь. В этот дом ты больше не зайдешь. Пшел на хрен, козел! – и пнул его коленом в бедро легонько.
– Олег! Олег! – затрясся Константин. – Это переутомление! Я читал! Так бывает! Позволь войти, мы с отцом тебе поможем!
– Нет. Вон! Только вон! И навсегда.
Гость попытался протянуть руку к двери, тогда Олег сделал «котэ наге» – бросок за кисть руки, а чтобы врагу падать было быстрее – разница в весе все ж присутствует – добавил «йоко гари» – боковую подсечку.
Летел Костик с лестницы не кубарем, а поочередно считая ягодицами ступеньки. Портфель при подсечке вылетел из пальцев, описал пируэт, ударился в стену, шлепнулся на площадку, внутри что-то звякнуло, и кругом поплыл терпкий коньячный запах. Олег потянул носом воздух.
– Азербайджанский? Сам, чмо, наверное – что там в ваше время трескали, «Мартель» да «Наполеон» – жалуешь, а тут от сердца оторвал. Три секунды – и тебя нет, иначе та палка копченой колбасы, которую ты в портфеле, знаю, держишь, в одном неподходящем месте окажется.
– Олег! Ты – психический! Я найду на тебя управу! – визжал гость, поднимаясь и отряхиваясь. – Я – заслуженный человек! – он ступил на левую ногу и застонал. Подвернул, наверное.
– Ты – вор! – улыбнулся Белый Лоб.
Соседи выращивали цветочки, и чтобы те росли поближе к солнцу, подкладывали под горшки кирпичи. Олег вытащил один из них, прицелился в точку непосредственной близости от тела подлеца и радостно швырнул красный параллелепипед. Тот, ударившись в стену, с треском раскололся, разбросав в стороны осколки и обдав чудесный бежевый плащ грязной бурой пылью.
– Следующий – в голову, – пообещал «школьник». – Пощады не будет. Говнюк. Не обоссысь по дороге – у подъезда мои друзья со штакетником. Еще минута – и тебе придется вставлять искусственный анус.
Когда топот ног затих, Белолобов подумал: «В другое время – да, штакетник – отличная мысль».
Ручка входной двери уже не дрожала, он вошел внутрь – отец, сняв очки и прикрыв лицо руками, тихо постанывал и раскачивался, мама поглаживала его по голове.
Папа поднял влажные глаза и произнес:
– Сейчас пощечину получишь.
– Не вижу поводов для печали. Помиришься с дедом – раз. Он найдет тебе живую, без протирания штанов и, не сомневаюсь, более денежную работу – два. Мама сохранит девственную чистоту – ну, при некоторой условности, конечно – три. И, главное: все вы, осколки истории, останетесь живы! Теперь о частностях. Ну не выпил коньяку сегодня, ломка. Ну, и что? Вон, у мамы за утятницей три бутылки водки спрятаны. Наливай, да пей, корми боль сердечную.
– Ты лазишь по моим шкафам? – встрепенулась Лариса Николаевна.
– Не лажу. Мыл по твоей просьбе утятницу, искал, куда поставить, наткнулся на водку. Пап, да что ты в самом деле, разливай! Я тоже вмажу. Довел меня сегодняшний день. Может, выпью, и опять на тридцать лет туда-сюда.
– Что-что? – способность соображать от Ивана Александровича напрочь ушла.
Младший сам достал рюмки, бутылку, лихо откупорил – мама даже в состоянии всеобщего семейного горя удивленно вскинула бровь – разлил.
– Дети не пьют, – пробормотал папа.
– Тебя дед пивом поил в десять лет, не ври. Пей давай. Какая разница для настоящего алкоголика, кто налил – правый, виноватый – лишь бы стакан стоял. Нет?
– Олег, – мама очень на него внимательно посмотрела. – Тебя сегодня точно укусила какая-то муха.
– Видела бы ты размеры той мухи, сильно удивилась. Она больше похожа на слона. Тост: за возможно долгое процветание семьи Белолобовых в резко изменившейся общественно-политической ситуации! – и первый же выпил.
Проследив, как лихо и четко он опустошил полную рюмку, мама заметила:
– Я тебя никогда не знала. Ты взрослый, и меня это пугает. Проследи за Игорьком.
– За Игорьком будет следить дед. Я его об этом слезно попрошу. А на вас, мягкотелых, надежды никакой, – подошел к холодильнику, вынул холодную говядину, отрезал ножом кусок и начал жевать.
– Ты ешь, как дикарь, – недовольно произнесла Лариса Николаевна.
– Я и есть дикарь. Будем ближе к природе. Я завтра сделаю кой-какие-то дела и уеду в Питер.
– В Ленинград? – тоном чрезвычайного удивления произнес папа, сам себе наливая вторую.
– В Ленинград. Можете каких-то денег дать – дайте. А нет – сам справлюсь.
– Интересно, где сейчас Костик? – папа допил.
– Я его с лестницы спустил.
– Как спустил? – хихикнула мама и показала – подлей.
– В основном – подсечкой.
– Ребенок не может победить взрослого. Как же закон соотношения массы и силы? А если все, что ты здесь перед этим сказал – неправда? – нахмурился Иван Александрович – первые капли всосались в желудок. – И что ты будешь делать в Ленинграде? А как же школьная первомайская демонстрация?
Олег поднялся, потянулся – какое тело! Какое тело! Сколько глупых лет систематического телоубийства нужно было для получения всего того дерьма, которое нет-нет, да выползет наружу, причем в самое неудобное время – давление, боль в пояснице и в колене и прочее?
– Я иду спать. Прямо-таки глаза слипаются. В Питер я отправляюсь подтверждать некую теорию. В школу не пойду – там врут, – а ты слуга режима, и лжи служишь.
– Это смотря как посмотреть! – поднял Иван Александрович затуманившиеся глаза.
– Отлично построил фразу! Повторяю, – зевнул сын. – Я – спать. А вы тут посидите, напейтесь, поговорите, тебе, отец, на работу завтра не надо, вспомните первый поцелуй, первую брачную ночь, зачатие детей – глядишь, и без Костика дело обойдется.
– А давай, – сказала мама, внимательно глядя на папу.
– А давай, – сказал папа, внимательно глядя на маму, и подбоченился.
VII
Олег проснулся от нескольких ощутимых подзатыльников. Пока приходил в себя, получал еще и еще. Сон ушел окончательно. Перехватил руку. Над кроватью горой возвышался брат и рычал.
– Еле дождался утра! Ночью подушкой хотел придушить, честное комсомольское! Ты что вчера устроил, малолетний преступник!
Младший протер глаза. Увидев, как хорош Игорь в гневе, радостно заулыбался.
– Привет, братишка!
Тот поднес к его носу кулак.
– Я тебе вот как дам сейчас – братишка! Ты что вечером натворил? Я пришел домой – родители пьяные! Оба! Говорят – ты напоил! И до трех ночи меня пилили, но за что – я ни фига не понял! Бред алкогольный! Якобы Жанка меня бросит, из-за этого я пойду на войну, и меня убьют! Но это только начало! Они потом заканчивают жизнь самоубийством! Ты, что, сволочь, гипнозу обучился? Ты им какую-нибудь наркотическую хрень подсунул? Если ты завидуешь – ну подрастешь, будет и у тебя девчонка! Зачем мне-то жизнь портить?
Олег привстал, обнял старшего, крепко-крепко, и прошептал:
– Я тебя люблю, Игорешка…
– Блин, – отстранился тот, – я тоже тебя люблю! Но нельзя же быть таким козлом!
– Я – в туалет. Утром – процедура обязательная, – сказал Олег и вышел из комнаты.
Когда, уже приняв душ и окончательно проснувшись, вернулся, брат одевался, чертыхаясь и бурча себе что-то под нос.
– Игорь! – позвал его младший.
– Иди в пень! – огрызнулся тот.
– Игорь, – ученик 6-го «А» сел на стул напротив. – Все так и будет, если ничего не предпринять. Никто тебя с Жанной сейчас не разлучит – даже хорошо, что потом сам обожжешься, для будущей жизни окажется преполезнейший урок. А пока – люби, наслаждайся, ревнуй, страдай, познавай все эти сладостные муки. Просто потом глупостей не делай, помни, что у тебя еще есть мать, отец, дед. Ну, и брат.
– Сволочь ты, а не брат.
– Да, эмоции, понимаю. Я сегодня уеду, очень надолго. Если все сложится хорошо – а я на это очень надеюсь – ты меня не увидишь… ну, так… три десятка лет. Зато все будут живы.
Брат окаменел.
– Три десятка? Тридцать лет, что ли? – он посмотрел на младшего очень внимательно. – Да, мама точно сказала: ты – психический! Ты перезанимался со своими историками! Что ты буровишь? Папа хвастался, что ты Константина Сергеевича с лестницы спустил! Ты понимаешь, что тебе нужна помощь?
– Будешь «скорую» вызывать? Одевать смирительную рубашку?
– Пошел ты! Я хочу быстрей собраться и уйти отсюда, пока эти пьяные не проснулись! А с тобой вообще разговаривать не буду! Не знаю, что происходит в твоей башке, и знать не хочу!
– Игорь! – Олег взял его за плечо. – Ты ведь хорошо помнишь мой почерк?
– Ну… – брат сбросил руку.
– В июле дед покажет тебе письмо, написанное мной сегодня. С датой, подписью, и японским иероглифом – это я тебе сейчас даю такой пароль. Тогда ты, может быть, что-нибудь поймешь.
– Муть! – Игорь схватил портфель и шагнул к выходу. – Если до завтра в себя не придешь, мы тебя точно в психушку положим!
– Давай, Игорешка, – махнул рукой младший. – Наши дети еще будут играть вместе. Все устроится.
