Александр Трубников - Черный Гетман
— Вот у короля сам и спросишь! — громко ответил Ольгерд и вскинул подбородок, до этого прижатый к груди.
— Ты!!!? — в осекшемся голосе Душегубца прозвучало неподдельное изумление. Однако претендент сразу на три короны довольно быстро взял себя в руки. — Значит, выбрался все-таки. А меня как нашел?
— Как тебя не найти, если ты по долам и весям приглашения рассылаешь. Вот я и решил заглянуть на сей званый пир. Заодно и должок с тебя получить.
— Должок говоришь? — в деланной задумчивости протянул Дмитрий, при этом он опустил руки и, выходя из-под факелов сделал шаг вперед. — Должок, это можно. Выбирай любой сундук из тех что здесь видишь. Под руку к себе не зову, больно ты горд, литвин, и на меня обозлен сверх меры. Гвардейца из тебя не получится, а придворного и подавно. Так что, раз уж смог от меня трижды уйти, то бери, что дают, и ступай наслаждаться жизнью.
— Золотом за жизни отца и матери в нашем роду выкуп со времен Рюриковых не брали, — спокойно ответил Ольгерд.
— Стало быть, жизнь мою хочешь забрать? — делая еще один шаг вперед, произнес Душегубец.
— Не только, — медленно поднимая саблю, ответил Ольгерд. — Еще я хочу забрать Черный Гетман.
В ответ Дмитрий звонко, по-мальчишески рассмеялся.
— Тебе-то зачем он нужен, литвин? Главного ведь ты, похоже, так и не выведал. Чтобы пернач обрел свою силу, нужна настоящая княжья кровь. Я внук царя Иоанна, чей род, через Ивана Калиту и Александра Невского, идет от самого Рюрика. В моих руках Черный Гетман даст подлинное могущество. А ты кто такой? Безродный наемник, кочка на дороге.
— И об кочку порой можно споткнуться, да лоб насмерть разбить, — произнес Ольгерд, уже готовясь к атаке. Он переступил вправо, обходя стоящий между ними шахматный столик.
— Раздавлю!!! — взревел Дмитрий — Как мыша раздавлю!!! — И с размаху врезал сапогом по шахматной доске.
Стол подпрыгнул, словно испуганная лягушка, и в лицо Ольгерду, раскидывая по сторонам винные полосы, понеслись кубки-фигуры. Защищаясь, он непроизвольно подался назад и отмахнулся саблей. Отбитые кубки брызнули в сторону попадая в ближайшую стену. Провожая их глазами, Ольгерд засек знакомое движение и, все так же, не задумываясь, нырнул головой вперед, спасаясь от черного кружка наставленного пистольного дула. В уши ударил грохот, на какое-то мгновенье опередивший короткий свист. Он вздохнул, приходя в себя и крепко сжал рукоятку сабли. Пуля, которую слышишь — чужая пуля.
Не дав перевести дух, от центра зала к стене, сбивая воздухом пламя факелов, метнулась огромная тень. Душегубец, оставшийся, как и Ольгерд, без огнестрельного оружия, явно собирался воспользоваться своим настенным арсеналом. Ольгерд, выставив саблю, ринулся наперехват, но на самую малость не успел. Противник, вырвал с мясом из стены семнаш, полуторасаженную швейцарскую алебарду — лучшее оружие тяжелой пехоты, в опытных руках срезающую врагов не хуже, чем коса в руках Ее Величества Смерти. Алебарду можно упереть в землю, чтобы встретить на копье конную атаку. С ее помощью можно колоть, словно копьем или же обрушить на голову и плечи врага тяжелое, острое как нож топорище или, развернув обратной стороной, вонзить, пробивая латы, кривой тяжелый клевец. Против такого оружия сабля — что перочинный нож. Единственное, что сейчас было в пользу Ольгерда, так это закрытое пространство зала, которое ограничивало возможность действовать длинным древком. Понял это и Душегубец. Сделав обманный выпад копейным острием, он ловко уцепил сабельный клинок крюком, который образовывала нижняя часть топорище и основание наконечника и, откинувшись назад всем корпусом, выдернул оружие из рук Ольгерда. Сабля бессильно звякнула, ударившись об пол. Душегубец ухмыльнулся, взял алебарду пехотным ухватом: левой рукой впереди снизу, правой сзади сверху, наклонился, словно прусский кирасир и, выставив вперед сверкающие лезвие копья, пошел в атаку.
Времени на раздумья не оставалось, и Ольгерд, надеясь на одну лишь удачу, в точности повторил маневр своего противника — огромным, что было сил, прыжком, отскочил к стене, на которой посверкивала оружная сталь и потянул на себя самое большое из того, что оказалось перед глазами. Удача не подвела и сейчас. Руки обхватили массивное древко тяжелой, как две капли похожей на топор палача, датской секиры. С таким оружием можно было потягаться и с противником, вооруженным семнашем. Душегубец, собираясь повторить свой прием, двинул вперед, словно охотник с рогатиной на медведя, однако Ольгерд, еще в юности проведший два персидских похода бойцом вооруженной бердышами донской пехоты, действовал привычно и хладнокровно. Уклонившись от выпада, дождался когда противника чуть занесет вперед и он упрется выставленной ногой в пол, чтобы не потерять равновесие, вместо того, чтобы нанести ответный удар (который скорее всего был бы отведен обратным ходом семнаша), занес над головой секиру и, держа ее обеими руками, с хеканьем, словно заправский дровосек, рубанул что есть сил наискось по древку. Секира, рассекая персидский ковер, врезалась в пол, а Душегубец, изрыгая проклятия, вздернул к потолку деревянный шест, в который превратилась лишенная наконечника секира.
Ольгерд рванул топорище, пытаясь освободить оружие, однако лезвие секиры зашло в щель между двумя досками слишком глубоко и его не удалось высвободить с первого раза. Душегубец тут же воспользовался заминкой — дотянулся обрубком и, с коротким замахом, врезал Ольгерду по костяшкам пальцев.
Заорав, чтобы унять боль, Ольгерд отступил назад. Душегубец мгновенно воспользовался преимуществом и ринулся к косо торчащей в полу секире. Стена, к которой, не отводя взгляд от противника, протянул руку Ольгерд, на ей раз одарила его весьма и весьма неоднозначным в сложившейся ситуации оружием. Нежным словом моргенштерн, что в переводе с германского наречия означает "утренняя звезда" именовался бронзовый шар размером в кулак со ввинченными в него длинными стальными шипами, соединенный прочной недлинной цепью с деревянной рукояткой. По-русски такое оружие, только с простым каменным или железным билом, прозывалось кистень… В поле, в руках у конника, моргенштерн был смертоносным, незаменимым в бою оружием. Однако в помещении с деревянными столбами действовать им нужно было с очень большой оглядкой. Быстро оглянувшись вправо и влево, Ольгерд начал отходить назад, выманивая Душегубца, спрятавшегося за колонной на открытое пространство. Тот, похоже, поддался на уловку, вынырнул из тени и начал медленно наступать. Похоже, что он тоже стремился к тому, чтобы оказаться подальше от любых ограничивающих маневр препятствий. И. когда противник поравнялся с ближайшем факелом, Ольгерд понял почему. В руках у Дмитрия поигрывал голубоватыми отблесками огромный двуручный меч. Устрашающий меч с широким отсвечивающим синевой лезвием, кабаньими клыками второй, малой гарды и длинной ухватистой рукоятью, вопреки представлениям не нюхавших пороху читателей и читательниц куртуазных романов был вовсе не оружием рыцарей-крестоносцев, а цвайхендером ландскнехтов на двойном жаловании, предназначенным не для фехтования, но исключительно для перехвата и рубки вражеских пик. Однако, глядя на то, как ловко управляется с громоздким клинком Дмитрий Душегубец, Ольгерду не стало легче.
По молчаливому согласию они сошлись посредине открытой площадки. Пытаясь уцелить в плечо, Ольгерд вскинул рукоять и замахнулся, моля бога, чтобы шипастый шар не врезал ему в затылок. Дмитрию не оставалось ничего другого, как подставить под раскручивающуюся цепь свой клинок.
Сделав полный оборот вокруг препятствия, моргенштерн, не достигнув цели, с силой рванул меч в сторону. Это было столь неожиданно, что оба противника не смогли удержать свои рукоятки. Цвайхандер с болтающимися сбоку кистенем описал широкую дугу и глубоко вошел в деревянный столб. Ольгерд и Душегубец, уже освоившиеся с правилами смертельной игры "кто ухватит оружие получше, тот, значит и победит", одновременно ринулись к стенам. Когда они снова сошлись, у Ольгерда, оттягивая руку, сверкал в руках тяжелый турецкий ятаган, а Дмитрий выглядывал из-за круглого, усиленного железными бляхами татарского щита, угрожая врагу изогнутой полумесяцем саблей кочевника-степняка. Тяжело дыша, они закружились в смертельном танце.
Попади Душегубец под рубящий удар клинка суровых янычар, держащих в страхе Европу, бой бы завершился в тот же миг, но племянник ногайского бея не зря провел годы, гуляя в степи с ордой. Он отбивал выпады Ольгерда скользящими выпадами щита, не подставляя под прямой удар гибкое как лоза лезвие сабли, при этом постоянно перемещаясь и выискивая брешь во вражеской обороне. Опыт Ольгерда во владении мусульманским оружием был невелик. Точнее не было у него такого опыта вовсе и он действовал ятаганом скорее как привычным пехотным палашом. Чем при первой же возможности и воспользовался противник. Улучив момент, когда Ольгерд, надеясь достать его хотя бы кончиком ятагана, сделает прямой выпад и вытянет вперед руку, врезал ему по кисти кованым носком сапога. Рука вмиг стала непослушной и ятаган от легкого соприкосновения с саблей выпал из онемевших пальцев. Сабля свистнула у самого лица, Ольгерд отскочил назад и понял, что на сей раз удача ему изменила окончательно и бесповоротно. Он был прижат к стене, а доступное оружие оказалось совершенно бесполезными пистолями и мушкетами, развешанными на пестром ковре.
